Разбирая огонь - Александр Уланов
— приближение приближается сколько найти решать. Чистыми окнами жду роста встречи
— ночь прозрачнее, приближение чувствуется сильнее. Запах орехов
— дома? Сирень цветет, встреча ещё не? Внутренней тенью
— дома (устал)остью чередой
— если усталость от веса книг и Европы — не будем прогонять, пусть в углу тихо
— усталость живет в пару сирени музеев
— можно успеть отнести усталость на гору к ландышам, или устроить дома музейон
— внутри жары без часов жду в воду и лес тебя и сообщений
— «Когда пожелаешь»: кажется, что там встреча с прошлой любовью, не ставшей прошлым. Различие себя и другой — прежних и новых. Любовь остаётся, но меняются люди, нет того человека, который любил, и той, которую любил, тоже нет. Путь навстречу новой любви Клавдии на фоне старой Юдит. Юдит — прошлое, спокойная память, Клавдия — жёсткое настоящее. (Возможно, ирония: агрессивной оказывается не Юдит, а Клавдия, и руки на горле — пародия разрубленной шеи Олоферна?) «Я вас не знаю» — может быть, частью освобождение от прошлого (наконец), частью открытость заново, новому человеку. Желанный миг — бесконечное мгновение, только смотреть на тебя — не хочется, чтобы ты уходила — но это мгновение и не зависит от ухода. С Клавдией желанный миг был достигнут, встреча состоялась. И дальше — жизнь в свете этого непрекращающегося мига. Очень светлое место. Моя улыбка тебе без тебя — оттуда же. Ни забыть, ни припомнить — потому что всё время есть. И закончится в этом же «теперь», в том же миге
— есть камень с горизонтальными слоями. Но в агатах слои — пульсация от центра, кольца роста. А камни вроде мандельштейна — не слои, а пространство. Есть камни вокруг пустоты — жеода, пустота с кристаллами. Камни, заменившие живое — аммонит, не материал раковины, а камень, отложившийся по форме
— повторение влюблённого соломенного (у)дара, обещающего стебли следов на коже мягкого сидения
— глотать взгляды соприкосновением диких слив
— черновиком встреч(ен)ной линии
— переставляю замки, стираю красные в поворотах ожидания
— ночи всё короче, сворачиваются в ночные занавески и убегают вместе, кинематографически исчисленный летний лён для яблок на неизвестно как удавшейся керамике
— стена расцветает городом к идущему человеку. Ночь всё более превращается в весну. Каплей тебе на правый локоть
— ночи проливаются не оставляющим тени теменем
— Белград не — мало времени между рейсами и много дождя. Сейчас ниже огней гор и выше огней моря, в разговорах об авангарде
— шумному городу от тихонько ворочающегося в ветках шума, потухающими верхушками времени целуя
— из пяти утра! Испаришься без сна, целовать некому будет. Взглядом греческой чаши для вина
— в обгоняющей руки весне собираю запахом лавра
— приходить за поцелуем — приходить вслед за, после, быть вызванным им
— расту тобой исчезая с мизинца правой
— памятью пальцев сыпаться высыпаться рядом
— теперь у меня три кита — рыба-кит, твой маленький и китайский. Ни слонов, ни черепахи. Видимо, мой мир держится ещё на змеях. А твой пока неизвестно, на чём. Жду множеством входов и выходов
— мой — на коже и перьях
— а за кожей и перьями небо? на китах держится вниз, а у тебя вверх?
— но я, кажется, около этого дома только когда шли около трамвая в Португалию — а обычно мимо лестницы, моста и магазина с португальским каменным вином?
— в выстиранном воздухе молодой крапивы. Та, которой в оба уха влетает — самая грустная?
— воздуха до живота держи(сь). С даром жуками динозаврами всё ближе к времени ты
— телефон двинулся навстречу — впереди меня на три часа, с краю дня тебя
— длиной ночи тень за тобой возвращаясь межоконным шелестом колен
— сегодня легче, дышу и хожу, 37
— некоторые твои волосы соскучиваются так, что со мной и ездят. Как температура к вечеру?
— 36,7, солнце и целующиеся чашки. Полнее ли сегодня город, людьми и самолётами?
— в двух томах о цветах чая и клубники
— переплетаю хорошие новости волнуюсь
— море волнует(ся), ночь ночует. Немного солнца в сундуке
— солнцу доспевать остужать сеять сон. Зайди, пожалуйста, за кефиром
— Беккет не любит «регулярную» память, видимо, потому что она хранит связность личности, и любит спонтанную
— Беккет, кажется, стремится выжечь обыденный серый цвет белым пустоты, настолько белым, что он превращается в чёрный
— изматывание конца, его ноль кажется одряхлевшим симулякром нирваны
— ты меня из ночи. Сворачиваясь к узким перьям-поводам дыр ночи
— заживляя порез яблока, мурашки напитались лимоном — вкус цветка сирени
— бегаю, некому посуду помыть.
— вишню твоему бегу. Жду выныривающего стрижа
— там прекрасные циркульные скамейки, и лучше всего смеется Ксения Щербино
— не знаешь случайно, где у меня маленький сборник рассказов Полана?
— в шкафу у окна на нижней полке
— собираюсь с мыслями, распуская горло и плечи. Утром к тебе. Кромкой стрижей вдоль вяжущего взгляд холода сворачиваясь чувствуя твои повороты во сне птицы красным и зелёным перцем из кустов
— гладить сном, открывая пыльные окна
— как дорога музыки? работа почти кончена, жду
— дорога полна каменистой ступенчатой самостоятельности, музыка сверху. Кутаюсь в спальник
— дома с бабочкой тенью шоколада
— работа растёт как морковка, приходи
— у Дртикола — лучи обнажённости, выстраивание взгляда ими, улыбка пространства
— у меня есть твоя лопатка, глажу (потом привезу)
— за глажением изгибается шея и просит лицо, шелестом и свистом воды
— тебе ещё бесцветное в фиолетовом, если довезу, и жёлтое. Последними пельменями против часовой стрелки
— блестящие корки палеонтологическим свистом ожидая
— приснилось, что с тобой на Фолклендские острова, лазили там по скалам, чуть плавали, а потом ты стоишь на берегу по колено в воде, но вода не в море, а прозрачным кубом с вертикальными стенками вокруг твоих ног, и в этом кубе ещё была большая рыба, изогнувшаяся вокруг твоих ног, как кошка
— убегающим к тебе сном, бабочка в треугольной шубе на пальце
— лиственные запахи посреди моторного сора нанизывая на пропорциональные рога колёсам. Утончением одеял
— что делает квартира сама по себе? кормит комнаты светом — или наоборот, ночью? запасает пыль под шкафы?
— квартира удивилась заботе о ней, говорит, что сама. Ночь иногда отдыхает в спокойствии книг. Листья стираются в поднимающемся воздухе взглядов
— всякий предмет хочет существовать самостоятельно, квартира тоже. Наверное, она бы и с выбитым окном хорошо жила, поселив стрижей. Меняю оторванный хвост на вспышки
— специальными специями колокольчиков сну
— концерт сверчков, узнаю о сроках ремонта. Гром в сундуке, вечером да
— принесли гром взрывов, живших в карьере. Заказан ключ
— звон
— от звона поёшь. Тебе
