Элли и арфист - Хейзел Прайор

– У тебя тоже есть кролик? – интересуется он.

Я сообщаю ему, что, к сожалению, кролика у меня нет, зато есть фазан. Моего фазана зовут Финес, и он любит бутерброды с арахисовым маслом и игру на арфе. Но я сомневаюсь, что он хотел бы ездить на поезде. Ему не очень нравится находиться в машине, но в день нашей первой встречи его подстрелили, так что обстоятельства были необычными. Эд кивает, как будто понимает абсолютно все из того, что я говорю.

Я спрашиваю Эда, можно ли мне познакомиться с его кроликом. Он тянется к полке, где собраны самые разные животные. Среди них оранжевый кролик с колючими усиками и ушками, одно свисает больше, чем другое.

Эд берет кролика и гладит его по носу.

– Кролик, это мой папа. Папа, это мой кролик.

Мы с серьезным видом пожимаем друг другу руки/лапы.

Я спрашиваю мистера Кролика, на каком из вагонов поезда он предпочитает сидеть. Мистер Кролик смотрит вниз на поезд и отвечает мне писклявым голоском:

– Конечно же, на первом!

Я замечаю, что если это правда, то он очень храбрый кролик. Может быть, он захочет мне это продемонстрировать?

Итак, мистер Кролик запрыгивает на поезд, и тот снова трогается с места. Мистер Кролик занимает почти весь вагон, и ему удается довольно удачно балансировать, если учесть скорость, с которой он движется. Но поезд делает поворот, и кролик внезапно опрокидывается набок. Он лежит под прямым углом к вагону еще сантиметров пятнадцать или около того, а затем они с поездом расстаются.

– Не волнуйся, он не пострадал. Он иногда так делает, – объясняет Эд. – Он видит кусочек ковра, который ему особенно нравится, и сразу хочет сойти с поезда. Он не может ждать, когда поезд остановится.

Мистер Кролик внимательно изучает свой любимый кусочек ковра, поэтому мы оставляем его и снова сосредотачиваемся на поезде. Мы заставляем его проехать по кругу еще двенадцать раз, затем разбираем рельсы, соединяем их по-новому и запускаем поезд еще на двадцать пять кругов, после чего разбираем рельсы, соединяем их по-новому и запускаем поезд еще на тридцать кругов.

Пока мы катаем его поезд, Эдвард задает мне вопрос:

– Если ты мой папа, значит, ты женат на моей маме?

Я отвечаю, что нет.

– Почему?

Я отвечаю, что раньше его мама была моей девушкой, но некоторое время назад она передумала. В каком-то смысле жаль, но я не могу это изменить. Она сообщила мне об этом совсем недавно. Я приношу прощения у Эда за то, что не связался с ним раньше, но о его существовании я тоже узнал совсем недавно.

Он отделяет от поезда один из вагонов.

– Почему я живу с бабушкой и дедушкой, а не с тобой и мамой?

Я поднимаю мистера Кролика с пола и говорю ему, что у него красивые усы.

Эд решительно берет мистера Кролика и сажает его лицом ко мне.

– Ты не ответил на мой вопрос, – говорит он.

Он проницательный мальчик. Я ему об этом сообщаю.

– Что значит «проницательный»? – задумывается он.

– Умный и мудрый, способный видеть вещи и людей насквозь.

– А быть проницательным хорошо? – спрашивает он.

– Может быть, – говорю я. – Иногда.

– Так каков же ответ?

Я сижу на полу рядом с ним, скрестив ноги. Обычно я не стесняюсь говорить правду, потому что чаще всего это правильно. Я очень хочу, чтобы Эдвард знал правду, ведь я и сам хочу ее знать. Однако я подозреваю, что правда в этом вопросе недобрая. Кроме того, я знаю, что Косуля и без того на меня злится, ее родители на меня злятся, а я натворил кучу всего, чего мне не следовало было делать. Наверное, для одного дня достаточно.

Мой сын смотрит на меня, его лицо выражает доверие и интерес.

Я глажу его по голове.

– Когда-нибудь ты это узнаешь, – отвечаю я.

32

Элли

– Ты сегодня играла на арфе? – спрашивает Клайв так, словно это преступление.

– Да, – признаюсь я.

Прошло уже три дня, а муж не сказал мне ни слова, кроме: «Передай соль». Демонстративно, без «пожалуйста». Правильный вопрос – это, по крайней мере, шаг в правильном направлении. Это дает мне надежду на то, что ему, возможно, становится одиноко смотреть на меня с высоты своего морального уровня. Клайв пьет пиво из бутылки и бросает в огонь еще одно полено. Вылетает несколько искр.

Обычно я наслаждаюсь нашими уютными зимними вечерами, когда мы читаем или смотрим телевизор, перед нами горит камин, а за окном бушует ветер, но сейчас атмосфера между нами настолько напряженная, что невозможно расслабиться даже на мгновение.

Я бы вообще не рискнула возвращаться в амбар, но я волновалась за Дэна и отчаянно хотела знать, что он решил делать со своим сыном. Я пыталась до него дозвониться, но он не отвечал. В конце концов, пока Клайв был на работе, я подъехала к амбару, чтобы выяснить, что происходит, и в случае необходимости предложить поддержку.

Дэн уже навестил своего сына в Тонтоне. Похоже, Эд был очень рад тому, что у него появился отец, а Дэн был рад найти своего сына. Я так и не нашла в себе смелости спросить, как у Дэна обстоят дела с Родой, но заметила, что он преобразился. В отличие от последнего раза, когда я его видела, его глаза ярко горели и казались еще более огромными, чем обычно. Все свои ежедневные действия, связанные с изготовлением арфы и нарезанием бутербродов, он выполнял с необыкновенными живостью и прытью. Казалось, он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы много говорить. Я поднялась наверх и попробовала поиграть на арфе, но пальцы словно заржавели, и я никак не могла сосредоточиться. Ноты звучали неровно, получались рваными и разрозненными, совсем не похожими на музыку.

Я уверена, что Рода позвонила Клайву нарочно, чтобы доставить мне неприятности. Значит, она в курсе, что это я раскрыла и выдала ее тайну. Она не хочет, чтобы я находилась рядом с ее сыном… или отцом ее сына. Я очень хочу увидеть Дэна с его маленьким сыном, но теперь, когда из-за подозрений Клайва я почти физически заперта в клетке, я сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет.

Клайв берет в руки кочергу.

– Моя жена играет на арфе! – рычит он. – Полагаю, ты воображаешь себя ангелом или кем-то в этом роде.

– Нет, конечно!

Простит ли он меня когда-нибудь? Но я не могу его винить. Я даже сама себя не простила. Следовало давным-давно ему