Король зомби - Александр Александрович Подольский
Оля открывает мини-бар и сгребает в охапку все оставшиеся там бутылочки. Сперва она расставляет их в аккуратный ряд на подоконнике, а потом принимается методично опустошать одну за другой. Водка. Непрочитанных нет. Виски. Непрочитанных нет. Джин. «Сколько времени уже прошло?» – крутится у нее в голове. Ром. Оля не успевает добежать до туалета. Ее выворачивает прямо на пол. Она переползает на кровать. Ее знобит. Завернувшись в простыни, Оля проваливается в зыбкий тревожный сон. В реальность ее выдергивает дребезжащий звук от вибрации телефона, оставленного на стеклянном столике у кровати. Оля вскакивает, хватает телефон и от волнения чуть не роняет его. Одно непрочитанное сообщение.
4. Только мы
Привет, Солнце!
Пристыковались. Я на станции, все идет гладко. Надеюсь не сглазить. Времени совсем немного, пока идет дозаправка. Поэтому сразу к главному. Я тебя люблю. Очень. Знаешь, когда вот так отсюда смотришь на Землю, на этот шарик… все проблемы там, внизу, ни хрена они не значат. Знаю, шесть лет не могут пролететь быстро. Хочется их просто перемотать. Но, с другой стороны, впереди столько счастья. Столько хорошего еще случится. У нас будет чудесный ребенок, мы сыграем пышную свадьбу, и я больше никуда не полечу. У нас будет целая жизнь вместе. Только это важно. Только мы. Поэтому ничего не бойся. Все будет хорошо. Живи для себя.
И еще, я тут подумал, может тебе лучше остаться и не лететь назад в Питер? Здесь будет хорошо для ребенка. Климат хороший. И я прилечу сюда же. Так что на Земле это самое близкое место ко мне. Денег должно хватить. Со временем перетащишь маму. Подумай над этим.
С любовью, твой космонавт
P. S. Какое же письмо без постскриптума? Надеюсь, меньше чем через пару лет получишь от меня весточку с другой планеты. Кстати, времени там у вас пройдет немного больше, чем у меня, так что, считай, вернусь совсем такой же, какой улетал.
P. P. S. Ты, конечно, знаешь, что я невероятно по тебе скучаю.
5. Пока она трахалась
– Жестче, – Оля стонет, – жестче.
Убирает с лица прилипшие волосы. Проводит рукой по его взмокшему, напряженному телу. Целует его. Он ускоряется, тяжело дышит, потом переворачивает ее на живот, хватает за волосы. Они двигаются синхронно. Он старается. Оля кричит в подушку. Он останавливается. Оля чувствует на спине теплые капли. Он падает рядом с ней на кровать. Они лежат неподвижно. Он встает первым, уходит куда-то. Возвращается с салфетками и вытирает ей спину.
В темноте она едва различает его силуэт. Впрочем, довольно скоро уже будет светать. Он гладит ее лицо, шепчет какую-то ерунду. Его дыхание успокаивается, и он засыпает. Оля кутается в одеяло и смотрит в потолок. Солнце лениво восходит, окрашивая комнату сначала в бледно серый, а затем в рыжий. Оля чувствует, что должна уйти. Пока не узнает его. Сколько ему лет, кто его родители, учится он или работает, что за музыку слушает, какие у него любимые фильмы, есть ли у них общие знакомые, о чем он мечтает, что его раздражает, что нравится в сексе, что отталкивает. Пока он не расскажет ей о своих интересах, которые никогда не станут их общими, пока они не привыкнут друг к другу как к старой болячке. Оле нужно тихо одеться, найти свою сумочку и навсегда исчезнуть из его жизни. Пока ей еще достаточно стыдно, чтобы не оставаться под теплым одеялом. Пока он еще спит.
Оля морщится, касаясь ногами ледяного пола. В куче поспешно снятых ночью вещей она находит свое нижнее белье, платье и сумочку. Одевшись, оглядывается на своего мирно спящего любовника. Парню на вид едва ли лет двадцать. Почему вчера в баре ее это никак не волновало? Хотя, он был чертовски красивым. Намного красивее ее самой. Оля никогда не считала себя красавицей. Понимала, что в глазах мужчин была симпатичной, но красота эта, по ее мнению, словно была рассчитана на неискушенного зрителя, такого, как этот парень. Правильные черты своего лица Оля находила невзрачными, пышные волосы слишком прямыми, длинные ноги недостаточно тонкими. Ее смущали большие соски и растяжки на попе.
По пути в прихожую Оля ударяется о порог. Хватается за ногу и шепотом матерится. Втискивается в туфли, долго возится с замком от входной двери, потом понимает, что ночью они даже не закрывались, и навсегда покидает этот дом. На улице уже светло, но ночная прохлада пока никуда не делась. Оля выходит со двора, весьма убогого, по питерскому обыкновению, на пустой широкий проспект. Телефон сел. Оля курит. Пройдя пару улиц по еще спящему городу, она спускается в метро. Три станции спустя она почти дома. Прокрадывается в квартиру, через прихожую, комнату, мимо детской кроватки, ныряет в свою постель и, наконец, засыпает.
Встает где-то в полдень от того, что очень хочет писать. С кухни доносится запах кипящего куриного бульона и какие-то воодушевленные голоса, транслируемые древним плоским телевизором. Оля сидит на унитазе, когда до нее доходит, о чем говорят эти голоса. Она выскакивает из туалета и бежит в спальню. Лихорадочно роется в сумочке, пытаясь найти телефон. Тщетно. Оля вытряхивает все содержимое на кровать. Последним на смятую простыню плюхается мобильник. Оля ставит его на зарядку. Ждет, пока пройдут мучительно долгие минуты, прежде чем экран оживет. Оказывается, информация о посадке была еще вчера вечером. «Пока я трахалась», – проносится у Оли в голове. Ее слегка подташнивает.
Об успешном приземлении колонистов сообщили в соцсетях НАСА. Затем – дежурная ода человеческому гению и храбрости по центральным каналам. И, наконец, на следующий день заметка в один столбец где-то на задворках утренних газет, которые давно никто не читает, но они словно по инерции продолжают печататься. Послезавтра об астронавтах никто и не вспомнит. Вот так легко невероятное становится совершенно обыденным. Оля хорошо помнила время, когда начались первые межзвездные путешествия. Тогда она была совсем ребенком. Люди только и говорили, что о новых мирах и возможностях, пропитывая воздух ощущением чего-то великого, грандиозного.
