Кроме шуток - Сара Нович
Во сколько придет твой отец? – спросила она.
Не знаю. Могу ему написать.
Чарли вытащила из заднего кармана телефон и отправила отцу SOS.
Нужна помощь? – сказала она матери.
Займешься картошкой?
Хорошо.
Чарли достала из бокового ящика овощечистку и стала наблюдать, как бабушка о чем‐то расспрашивает Уайетта, но о чем, она не могла понять. Она почистила всю картошку, разрезала ее на четвертинки и положила в кастрюлю с подсоленной водой, а потом принялась накрывать на стол. Когда она продевала льняные салфетки в кольца, мать встретилась с ней благодарным взглядом. Это нравилось Чарли в визитах бабушки больше всего – они с матерью выступали единым фронтом, хотя бы на время.
Ясно было, что потом бабушка захочет допросить и Чарли, и это только вопрос времени. Отец появился как раз в тот момент, когда они садились ужинать, и привлек к себе на удивление мало внимания, если не считать фирменного бабушкиного взгляда, призванного лишить жертву уверенности в себе, и вопроса – хотя и обернутого в свойственную южанам вежливость, – почему он до сих пор тут околачивается.
Чарли живет со мной.
О, это похвально. Честно говоря, я всегда предполагала, что ты ______ с другими женщинами, когда вы жили с Линнет.
Вообще‐то нет, – сказал отец. – Ни с кем я не ___лся.
Мама!
Что-что с другими женщинами? – спросила Чарли.
П-у-т-а-л‐с-я, – сказал отец. – Изменял то есть.
Чарли сделала это не нарочно. Она рассчитывала избежать разговора о своей новой школе. Мать не стала бы об этом упоминать – это означало признать поражение, – а отец вообще молчал бы, если бы так было можно. Оставался Уайетт, который не знал, что эта тема под запретом, и был единственным человеком, кто мог проболтаться.
Но Чарли взяла и выдала себя сама. Она уже успела привыкнуть, что понимает все происходящее вокруг, после того как в течение многих лет во время разговоров отдавалась на волю стихии и чужие слова просто перекатывались через нее, как волны. Она знала, что эта перемена к лучшему, просто жалела, что решила задать вопрос в такой неподходящий момент. Она приготовилась к неизбежному нападению.
Шарлотта, где ты этому научилась? – спросила бабушка, покрутив руками перед собой.
В интернете? – сказала Чарли.
Но родители строго посмотрели на нее.
И… в моей новой школе. Ривер-Вэлли.
Это частная школа? – спросила бабушка.
Ну что ж, – вздохнула мать.
Это школа для глухих, – наконец сказала Чарли.
Бабушка застыла, не донеся бокал вина до губ, передумала и поставила его обратно.
Серьезно? – сказала она.
Чарли кивнула. Ее мать тоже кивнула. Уайетт, который даже не заметил, что в какой‐то момент взял не свою ложку, а сервировочную, жадно выедал из индейки начинку, не поднимая глаз. Бабушка встала.
Ну, Шарлотта, это же замечательно! Как ты скажешь “замечательно” на своем языке?
Чарли усиленно заморгала, чтобы прийти в себя.
Замечательно, – сказала она.
Бабушка повторила ее движение, притянула Чарли к себе и обняла. Чарли изумленно подняла брови, глядя на родителей через ее плечо.
Наконец‐то, – сказала бабушка. – Почему вы все смотрите на меня, как на волос в печенье?
Вовсе нет, – сказала мать. – Меня просто удивила твоя реакция.
Да ладно тебе, Линнет. С ней же все сразу было понятно.
Мама!
Вот именно, – сказал папа Чарли.
А как тебе, Шарлотта? В новой школе?
Там здорово, – ответила она с полным ртом зеленой фасоли. – Я уже многому научилась.
Не говори с набитым ртом, Шарлотта, боже мой, – сказала бабушка, улыбаясь и шлепая очередную порцию картофельного пюре на тарелку из лучшего фарфорового сервиза своей дочери.
К шести часам они расправились с десертом, а еще через час стояли на пороге, прощаясь с бабушкой.
Можно мне пойти с тобой? – спросила Чарли у папы, когда он надевал ботинки.
День благодарения за твоей мамой, – сказал он.
Что? – переспросила мать, вваливаясь в прихожую.
Ничего, – сказала Чарли.
Спокойной ночи, – сказал отец.
Он поцеловал Чарли в щеку, и она закрыла за ним дверь и повернулась к матери, стараясь не выдать своего разочарования. Но та, очевидно, была слишком пьяна, чтобы держать лицо, и бросила на Чарли угрюмый взгляд. Она заваливалась набок, как будто одна нога у нее была длиннее другой.
Ты, – сказала она.
Что?
Зачем ты это сделала?
Я не хотела. Оно само.
Мать фыркнула.
У тебя и правда цель всей жизни – ставить меня в неловкое положение, да?
Чарли так привыкла ссориться с матерью, что это стало для нее почти второй натурой. Но что‐то в этом искреннем пьяном вопросе ужалило ее.
Нет, – тихо сказала она.
Она наблюдала, как мать, пошатываясь, вернулась на кухню и зацепилась ногой за барный стул, выкрикнув что‐то, чего нельзя было разглядеть по губам, но Чарли решила, что это ругательство. Ее мать никогда не ругалась, и Чарли почти пожалела, что не разобрала это слово.
Что бы она ни сказала, все явно было настолько плохо, что Уайетт даже встал с дивана, налил стакан воды и взял ее за руку.
Пошли‐ка наверх, – сказал он.
Мать не стала спорить, но успела смерить Чарли испепеляющим взглядом, пока Уайетт вел ее через прихожую к лестнице. Чарли стояла и некоторое время просто смотрела на входную дверь, не зная, что делать.
Для Фебруари интуиция была разновидностью интеллекта, и ее инстинкты были, пожалуй, единст- венным, что она считала в себе исключительным. С детства ей часто снились тревожные сны, непонятные образы, какой‐то шифр, который она пока не разгадала. Однажды, когда ей было семь лет, ей приснилось, что их собаку похитили инопланетяне, и, проснувшись, она обнаружила ее на кухонном полу мертвой, с
