Гавана, год нуля - Карла Суарес
16
Как мы и предполагали, Барбара рассказала о моем визите Анхелю. Поэтому на следующий день после моей ночи, проведенной с писателем, он ждал меня на выходе из техникума. Я чуть не падала с ног от усталости, но, клянусь тебе, появление Анхеля было равносильно восходу солнца, возвращающему в черно-белый город краски. Мало того, он, помнится, еще и прекрасно выглядел: в сандалиях, джинсах и белой рубашке, верхние пуговицы которой были расстегнуты ровно настолько, чтобы взгляду открывались негустые волосы на его груди и цепочка, которую он носил довольно часто.
Завидев меня, он устремился мне навстречу. Если бы я не переспала с Леонардо, я бы, пожалуй, разрыдалась прямо в ту же секунду, честное слово, — порой я бываю весьма мелодраматичной. К счастью, мое литературное приключение придало мне сил, так что я остановилась, глубоко вдохнула, выдохнула и стала его ждать. Он сказал «привет», и я ответила — «привет» и ощутила весь жар его взгляда, направленный в мои глаза. Сказал, что вчера тоже приходил меня встречать, но на работе меня не было. В ответ я только кивнула. Тогда он продолжил: «Нам нужно поговорить». И вот тут, смотри-ка, я вдруг ощутила нечто очень странное. Эти слова, «нам нужно поговорить», всегда меня пугали, они для меня звучат все равно как «не знаю, как тебе об этом сказать» или «надеюсь, ты к этому готова». Такие фразы практически всегда предваряют дурные новости: разрыв отношений, завершение рабочего контракта — в общем, проблемы, и в это краткое мгновение, что оставалось между его словами и моим ответом, мое тело напряглось от ужаса. Строя планы, мы с Леонардо исходили из предпосылки, что Анхелю я нужна, но в то мгновение у меня в голове мелькнуло, что есть ведь и другая возможность: он решил со мной порвать, решил остаться с итальянкой, и при этой мысли я почувствовала, что тротуар под моими ногами превращается в желатин. Ты даже представить себе не можешь, как дурно я себя почувствовала, и единственные слова, которые пришли мне в голову, — «Пойдем в парк». Да, именно так, потому что мне нужно было оказаться в публичном месте, на нейтральной территории, где присутствие людей давило бы на меня, уберегая от закатывания сцен — с моей стороны. Поверь, я и вправду могу вести себя крайне мелодраматично. С другой стороны, мне было нужно, чтобы и Анхель оказался на нейтральной территории и не чувствовал себя слишком уж комфортно во время нашего разговора. Кроме того, мне не хотелось идти к нему домой, где свежи воспоминания о Барбаре, расхаживающей по его квартире, словно у себя дома. Мало того что шлюха, так еще и наглая.
Анхель сказал, что мы можем поговорить, где мне угодно, и, не произнося больше ни слова, мы направились к парку. Выглядел он довольно нервно и время от времени бросал на меня взгляды, словно просил слова, испытывая желание начать говорить, но я не могла дать ему этого слова — все зависело от него. Когда мы оказались в парке, то назло ему я выбрала скамейку прямо напротив дома кустаря, где проходила та самая вечеринка. Спросила, нормально ли ему здесь, и он ответил, что выбор за мной. И мы сели, рядышком, я — глядя прямо перед собой и снова чувствуя жар его взгляда. Умирая от страха ровно до той секунды, когда мой ангел сказал, что любит меня, — да-да, он заявил, что очень меня любит, любит так, как давно уже никого не любил, что я на него обижена, и есть за что, но он сейчас все объяснит, и я должна его понять, потому что «Хулия, я же правда тебя очень люблю, люблю всеми потрохами». Я взглянула на него и не смогла удержаться — на глазах выступили слезы. Как тогда у Барбары, когда я сказала, что Анхель любит другую. К счастью, мы были в парке, на виду, в общем, понимаешь, что за разумные пределы сцена не вышла. Я вздохнула и отвела взгляд, снова уставившись перед собой. Анхель тоже вздохнул и сказал, что ему легко представить, как непросто мне поверить ему после того, как я столкнулась с Барбарой в его доме. Стоило мне услышать это имя, как я ощутила, что мне как будто в солнечное сплетение врезали: я закрыла глаза, и по щеке покатилась предательская слезинка. Он упал на колени возле моих ног, умоляя о прощении, заверяя, что сам мне все расскажет.
— Хотел бы я знать, что она тебе наговорила, эта итальянка, — сказал он, но я должна выслушать его версию, потому что все совсем не так просто, как выглядит на первый взгляд.
— Ты же меня обманывал, Анхель, врал мне… — вот что выдавила я, выплюнула с яростью, которая вспыхнула там, где чуть раньше я почувствовала удар. И тогда я открыла глаза и увидела отчаяние на его лице и глаза, блестящие столь же подозрительно, как и мои. Голосом тоненьким, как ниточка, он попросил меня выслушать его. Анхель — в парке, на коленях перед женщиной и чуть не плачет. Представляешь? Ему, казалось, на всех остальных было просто плевать, однако я подумала, что, окажись кто-то из моих учеников рядом, мне бы не слишком понравилось, если бы он стал свидетелем такой сцены.
— Нам лучше немного успокоиться, — сказала я, чтобы иметь возможность выслушать то, что он собирался мне сказать. Он согласился, опять сел на скамейку и заговорил.
С самого момента их знакомства итальянка названивала ему не переставая. Звонила, чтобы поздороваться, чтобы спросить о какой-нибудь глупости, и даже пригласила его на литературную вечеринку в дом писателя. Сперва он туда даже и не собирался; однако, как только узнал, что писатель пригласил и меня, тут же решил, что ему тоже нужно там оказаться, и он не жалеет, даже несмотря на то, что я, к его неудовольствию, весь вечер играла в домино, а ему самому тем временем пришлось терпеть болтовню Барбары. Бедняжка, не правда ли? Выходило так, что я прямо-таки толкала его в ее объятия. Именно в тот вечер ему пришла в голову эта идея: сдать ей комнату и тем самым заработать немного деньжат, но она отвергла его предложение. Притом что и ему, и его сестренке так нужны деньги! Я бы предпочла не прерывать его, однако литературная вечеринка Лео имела место после Первого мая, так что я была вынуждена напомнить ему, что
