Иисус достоин аплодисментов - Денис Леонидович Коваленко
— Уснули, — подтвердил Дартаньян.
— И у тебя — в паспорте? — глянул на него Сингапур. Дартаньян кивнул.
— Меня мама так называла, в честь Дартаньяна, она это кино очень любила. Мне всегда перед сном пела: Пора-пора-порадуемся на своем веку, — красиво пела, мне нравилось.
С подозрением Сингапур покосился на парней.
— А тебя в честь кого?
— Меня не в честь кого, — ответил Филиал. — У меня два брата, я — средний. Мама первого родила, она его Идеалом назвала, через год я родился, она меня Филиалом назвала, а младшего, он еще через год родился, назвала Финал.
— Любопытно, — теперь уже с откровенным подозрением произнес Сингапур. — У вас там, в Башкирии, у всех такие имена… интересные? — прибавил он осторожно.
— У нас всякие имена. У нас любят красивые имена.
— Ну да, Земфира, Алсу, — припомнил Сингапур. — Дартаньян, конечно, это… сильно… с душой, — добавил он неизвестно к чему.
— У меня сына Спартак зовут.
— В честь Мишулина? — не сдержавшись, пошутил Сингапур.
— Нет, в честь Спартака, великого воина-гладиатора, — серьезно ответил Дартаньян.
— У нас любят, чтобы звучало красиво, — произнес Филиал.
— Ну… да, — согласился Сингапур, — звучат… красиво, — поспешно добавил. Он очень неловко себя чувствовал. Серьезно они все это говорили, это и смущало; слово лишнее боялся он сказать, не хотелось ему обижать их, симпатичные они были, наивные. — Где вы ее нашли? — он кивнул на тревожно спящую Галю.
— Она упала на меня, — просто сказал Филиал. Мы в Москву едем. На вокзале нашли ее — Галю, — уточнил он. Я захожу в вокзал, и в дверях Галя на меня упала, очень ослабленная, очень… — повторил он. — Мы ее в больницу хотели. Но она очень просила, чтобы к вам. Два часа на электричке ехали, везли ее. Город у вас есть, очень красиво называется — Раненбург.
— Во куда забралась?.. А вы туда зачем?
— Мы заблудились, мы точной дороги до Москвы не знаем, денег у нас было немного, на билет не хватало. Мы на электричках. Так, мы только в Уфе были. А живем в поселке… Мы не бандиты, не аферисты, мы не хотим вам зла, мы сейчас отдохнули и сейчас пойдем, — он попытался подняться.
— Скоро рис будет готов, поедите и пойдете, — совсем смутившись, сказал Сингапур.
— Мы бы паспорта показали, но украли их. А Галя родственница ваша?
— Я ее второй раз вижу! — воскликнул Сингапур. — Она вообще мне никто. Она вообще сумасшедшая.
— Это не страшно, я тоже сумасшедший, — признался Филиал.
— Я — нет, — мотнул головой Дартаньян.
— У меня справка есть, — продолжал Филиал, — но и ее украли. Меня родители в военное училище отдали. Били там сильно. По голове били, — он сморщился. — Но я не обижаюсь на них, я потом писателем стал. Нужно, чтобы люди хорошо жили. Нужно объяснить людям, что они хорошие, что они только притворяются, что злые. Людям объяснить надо, что коммунистов больше нет, что теперь мы живем в демократической единой России, теперь даже национальность в паспорте не пишут. Потому что мы все русские. Теперь не надо быть озлобленными, нужно всем вместе строить наше будущее — будущее Единой России.
— А в Москву, зачем едете?
— Хотим в политическую партию вступить.
— Что, в Башкирии нет «Единой России»?
— Нет, то есть есть. Но мы хотим в Радикально-Либеральную партию России вступить, а такой в Башкирии нет.
— А зачем вам в эту Радикально-Либеральную?
— Чтобы за свободу и демократию бороться…
— Рис! — вспомнил Сингапур. Он вернулся, в руках его были две тарелки, с верхом наполненные рисом. Парни стали есть. Филиал аккуратно и с видом приличия, Дартаньян — обжигаясь, яростно и жадно.
— Когда же скорая, — Сингапур нервничал, вид спящей Гали не внушал спокойствия, она вздрагивала и то и дело ворочалась. И зачем вам в эту партию? — чтобы не молчать, спросил он.
— У них программа хорошая, — отложив вилку, отвечал Филиал. — Мы, правда, всех пунктов не помним, но у них там два пункта есть очень важных пункта.
— Интересно. Да ты ешь.
— Горячо, — Филиал улыбнулся, сморщился. — Первый пункт — чтобы ввести в Чечне прямое правление ООН, и второй — чтобы разрешить в России однополые браки.
— Чего? — не понял Сингапур.
— Разрешить в России однополые браки, — повторил Филиал.
— В смысле? — Сингапур глянул на Филиала, на Дартаньяна, тяжело задышавшего — рис был еще очень горячим. — Вы хотите… — он подбирал приличные слова, — связать себя узами брака?
— Нет, что вы, мы же мусульмане. У Дартаньяна жена, сын. Нет, мы не такие.
— Тогда зачем вам это?
— Мы за демократию, за свободу. Мы живем теперь в свободной России.
Внимательно Сингапур смотрел на них. Он повторил:
— А вам-то это зачем?
— Мы должны доказать Европе, что Россия — свободная демократическая страна, покончившая с коммунизмом и тоталитаризмом. Ведь сколько молодых людей гибнет от непонимания их обществом. Они живут со своей болью, мучаются, они хотят любить, они же такие же, как и мы — люди. А им запрещают это, их ущемляют в их правах. Я читал в газете, что молодой юноша покончил с собой, когда его одноклассники узнали, что он любит другого юношу. Ведь это ужасно, — Филиал сморщился, точно от резкой боли. — Это ужасно, — повторил он, когда молодые люди поканчивают с собой из-за непонимания их обществом. Мы должны защитить их права. Они же не виноваты, что такими их сотворил Бог.
— А ООН в Чечне зачем?
— Мы же русские люди, — ответил Филиал, — мы должны уважать культуру другого народа. Чеченцы — свободный народ, стремящийся к демократии, они должны жить в правовом демократическом обществе. Сталин жестоко поступил с ними, выслав их в Казахстан. Мы должны искупить перед ними вину своих отцов. Должны покаяться перед этим несправедливо угнетенным народом. Мы должны дать им свободу выбора. Мы не можем, объективно, справиться. ООН — международная организация, она борется за права человека в Чечне. Если ввести в Чечне прямое правление ООН, то война прекратится, терроризм будет побежден, а чеченцы будут восстановлены в своих человеческих правах. Сейчас же там власть террористов и генералов. У России пока нет времени заниматься проблемой мира в Чечне, пусть этим займется ООН.
— Да-а, — только и произнес Сингапур.
— Я об этом и пишу, — признался Филиал, — я написал книгу, хочу издать ее в Москве, она о свободе, о том, чтобы люди жили демократически. Если хочешь, я могу прочитать ее.
— Большая?
Филиал попросил Дартаньяна, тот вышел в коридор, вернулся с рукописью. Это была внушительная, в два пальца толщиной