Скорлупы. Кубики - Михаил Юрьевич Елизаров
– А где перекрёсток трёх дорог? – спрашивает Малышев.
– Тот, что я возле Пресненского нашёл, уже колдуны сторожат и новый нож раньше тебя вынимают. Ищи другой перекрёсток, но торопись, пока глаза свои остались.
Малышев с грустью и жалостью смотрит на сумасшедшего Агеева.
– Старайся в красном ходить, – советует Агеев. – А будут Липатовы белое предлагать, не носи. И ещё перед тем, как бензин святить, надо поставить свечки в трёх церквях, там, где за упокой: “Упокой, Господи, врагов моих”. Спаса купи, над кроватью повесь, молитвы читай – помогает. А теперь прощай, – говорит Агеев. – Больше мы не увидимся.
– Почему? – спрашивает Малышев.
– Ты мне не поверил и скоро пропадёшь.
– А если я от них просто съеду или с Мариной Липатовой разведусь?
– Они тебя уже не отпустят. А даже если и сбежишь, спрячешься – всё равно поздно. Сглазили тебя Липатовы!
С тяжёлым сердцем Малышев едет домой в Пресненское. Всю дорогу он думает об Агееве. Уж слишком безумны его речи. Малышев решает пока не торопить события и присмотреться к Липатовым. Он вспоминает, в прихожей действительно торчит в стене пустой гвоздь, где, по словам Агеева, раньше висела икона, а потом зеркало, что Агеев расколотил…
Малышев видит пруд и решает искупаться и охладить разгорячённую голову. Сворачивает мотоцикл с дороги, подъезжает к берегу, поросшему сухим камышом. На деревянных мостках, свесив ноги, сидит девочка. На светлой в горошину ткани платьица две чёрных косички.
– Тёплая вода? – спрашивает издалека Малышев, чтобы не испугать девочку. Та, не поворачиваясь, хрипло говорит:
– Скажешь Липатову, пусть икону сегодня вешает.
Во рту Малышева сохнет слюна:
– Какую икону?
– Не твоё дело. Липатов сам знает. Так передашь, или других просить?
– Это в кого же ты деловая такая? – строгим голосом говорит Малышев.
– В отца своего, – пожимает плечами девочка.
– А кто он?
– Молитву “Отче наш” знаешь? – спрашивает девочка.
– Знаю, – говорит Малышев.
– Тогда прочти.
– Отче наш, иже еси на небесех… – послушно читает Малышев, доходит до последней строчки: – И не введи нас во искушение, но избави нас от… – язык Малышева заплетается. Он пытается повторить: – Но избави нас от… – и смотрит в худенькую спину девочки.
– Мой отец тот, – две косички на миг превращаются в змеек, – про кого ты произнести не можешь. Теперь поезжай к Липатовым! – приказывает девочка.
Малышев, пятясь, убегает к мотоциклу, заводит мотор. Малышева колотит озноб. Только встречный ветер и ухабы, сотрясающие мотоцикл, окончательно прогоняют наваждение.
А в прихожей у Липатовых на пустом гвозде, где раньше висело разбитое Агеевым зеркало, уже появилась икона с непонятным святым. Это даже не икона, а портрет старика, написанный в стиле иконы. Имя святого выведено внизу золотой полустёртой вязью, которую не разобрать. Малышев смотрит на святого, и ему почему-то делается страшно.
С того вечера тревога поселяется в душе Малышева. Он старается лучше приглядываться к чужой семье. Принюхивается, чтобы разобраться, где нечисть. В доме часто пахнет калом или мочой, а Марина Липатова источает половые запахи.
Малышеву чуть ли не каждый день дают есть холодец. Малышев теперь от холодца отказывается, хоть тёща и бубнит над ухом, дескать, зять распоясался и домашнего не ест. Также Малышев ходит в красной футболке. Марина Липатова говорит, что футболка пропотела. Однажды спросонья он слышит, как тёща советует его жене Марине: “Пусть в белом ходит, не давай ему красное носить”. С утра Малышев не находит своей красной футболки. Он требует: “Верни!” – но Марина отмахивается: “Не помню, куда её сунула, возьми белую футболку”.
Малышев начинает ругаться, но тут входит тесть и стыдит его, что по таким пустякам не ссорятся.
Много чего странного замечает теперь Малышев. К примеру, тёща на столе месит тесто, а по телевизору показывают шахту в Донбассе. Тесть при этом сообщает: “Вот, мы пироги сделаем, а там беда получится…”
Малышев догадывается, о чём идёт речь: вроде как из-за пирогов погибнут шахтёры. И верно, вскоре передают об аварии на шахте.
Малышеву как-то снится, будто тесть с тёщей насильно накормили его холодцом. Он просыпается, и что-то липкое стекает с губ по подбородку. Малышев утирается и думает, что это просто слюна, а не холодец. Скрутило кишечник, Малышев идёт на двор в туалет оправиться. Потом глядит в выгребную яму. На душе почему-то возникает ощущение расставания и сиротства. Малышев понимает, что сходил в туалет частью себя. Он возвращается в дом. В прихожей вдруг высвечивается икона с неизвестным святым, словно за окном полыхнула фарами случайная машина. У святого злые, пустые, без зрачков глаза. Малышева одолевает страх. Изображение гаснет. Малышев замечает в прихожей чёрный силуэт, горящие глаза и лохматое лицо, и ожившая тень проходит сквозь Малышева.
До утра Малышеву снятся кошмары. Их реальность ужасает. Будто бы ночью он просыпается от стука в окно, там тесть Липатов, и морда у него длинная, как у лошади. Он стучится оторванной человеческой рукой. Затем Малышев просыпается на заре и слышит, как шепчутся Липатовы: “Пора отнимать”, – говорит тесть и выносит из сарая охотничье ружьё. Тесть с тёщей выходят за ограду дома и идут к лесу. Малышев потихоньку крадётся за ними. В лесу к Липатовым присоединяется какой-то парень, не знакомый Малышеву. Плача, парень говорит Липатову: “Не забирайте у меня глаза, я лучше сам застрелюсь!”
Тесть протягивает парню своё охотничье ружьё. Тот скидывает сапог, приставляет стволы к голове и ступнёй в чёрном носке нажимает на спусковой крючок. Гремит выстрел. Кровь, как из разбитой банки с краской, плещет на дерево. Верхняя половина черепа с глазами цела. Тесть достаёт глаза и прячет в карман. Малышев хрустит веткой, тесть с тёщей оборачиваются и видят Малышева. Он дико вскрикивает и снова просыпается.
Наутро Малышев не находит в прихожей иконы. Вместо неё уже висит зеркало. Малышев изучает своё лицо и видит, как из глаза отражения вылетает чёрная мошка. Он трогает зеркало пальцами и оставляет грязный след. Чтобы тёща не ругалась,
