Остановка. Неслучившиеся истории - Роман Валерьевич Сенчин
Дорога была грунтовой, но ровной, хранящей на себе остатки гравия. По обе стороны от нее – густой березняк вперемешку с безымянными кустами.
Как только дорога слегка завернула, свет фонарей на территории лагеря исчез, и пришлось подсвечивать себе смартфонами.
– О, связь появилась, – сказала Татьяна; Дмитрий оглянулся, объяснил:
– Ну ведь это уже не детский лагерь.
– Логично.
Коротко и слегка натужно хохотнули.
Особой веры в успех похода ни у кого не было. Может, уже и жалели, что отправились, поддавшись порыву. Круглосуточный магазин с ящиками водки под прилавком уж точно из области мечтаний. Не дошло у нас еще абсолютное большинство деревень до устройства круглосуточных магазинов. Вся надежда на дом с горящим призывно окном.
Такой дом обнаружился почти на краю деревни – третьим или четвертым.
К калитке пошли Дмитрий и Роман. Даниэль и девушки остановились поодаль. «Прикроем тылы».
Стучали интеллигентно, костяшками пальцев. Во дворе было тихо – собаку хозяева, очевидно, не держали… Можно было постучать в окно, но дорогу к нему преграждал штакетник палисадника. Забираться туда – это как посягать на чужую территорию. Опасно.
Дмитрий сжал руку в кулак и несколько раз ударил по железу калитки. Бум-бум-бум, и басовитый, слегка вибрирующий звон.
Постояли, подождали. В доме и во дворе по-прежнему не слышалось звуков жизни… Дмитрий снова приподнял кулак, Роман остановил:
– Не надо, а то еще выстрелят.
Как только подошли к тылам, Даниэль вздохнул облегченно:
– Ну что, домой?
– Как это! – Дмитрий фыркнул. – Всё только начинается.
– Ты ведь говорил как раз, что не найдем.
– Я говорил, что не найдем самогонку, а спирт или водяру – вполне.
Пошли дальше.
Деревня была большая, порезанная оврагами. Дома стояли на ровной поверхности, а огороды стекали по склонам. И улицы извилистые, замысловатые.
Понятно, ничего этого сейчас не было видно – редкие фонари освещали малые пятачки вокруг себя, – но проезжали через село в последние дни несколько раз, да тем более Даниэль и Роман буквально сегодня приходили сюда за алкоголем, и сейчас Даниэль громко сокрушался:
– Ну почему не взяли еще? Что мешало?! Тыщу рублей пожалели?!
– Две лишние поллитровки ничего б не решили, – категорично сказала Татьяна. – Здесь дело не в количестве.
– А в чем?
– В процессе.
– Прошу пояснить, – произнес Даниэль тоном петербургского профессора, но Дмитрий поднял руку:
– Тихо!
Замолчали и услышали увлеченный мужской голос, потом женский смех, снова голос, снова смех.
– Это возле магаза, – сказал Роман. – Неужели работает…
Пошли туда скорым шагом, будто боялись, что не успеют.
Магазин был безлюден и чёрен, лишь над входом горел красной точкой огонек охранной сигнализации. А рядом пусть не кипела, но наблюдалась хоть какая-то жизнь. На деревянном столе сидели две женщины, перед ними, беспрестанно слегка приседая, делая шаг назад, шаг вперед, словно бы пытаясь плясать, – мужчина с пластиковой бутылью в руке. Женщин, мужчину, вкопанный стол и лавку, служившую женщинам опорой для ног, освещала лампочка фонаря. Тусклая, ватт, наверное, на семьдесят пять. Да и фонарь был, очевидно, самодельный – плохо отесанный, покосившийся столб…
– Здравствуйте! Добрый вечер! – поздоровались Татьяна, Даниэль, остальные.
Мужчина – вернее, парень, но лет сорока – прекратил попытки, замер. Женщины тоже не двигались и не отвечали. Видимо, чужие, тем более ночью, появлялись здесь нечасто.
– И вам добрый, – наконец ответила одна из женщин, в безрукавке с крупными розами; произнесла это скорее вопросительно. Дескать, чего забыли?
– Не подскажете, алкоголь у вас где-нибудь можно купить? – без обиняков и тому подобного спросила Татьяна.
Парень и женщины, вроде как слегка отошедшие от неожиданности, снова напряглись.
– А вы, извиняюсь, откуда будете? – задал ответный вопрос парень, и по интонации было ясно, что он не очень трезв. И не очень приветлив.
– Мы из лагеря, – махнул рукой Дмитрий. – Семинар у нас…
– Менеджеры?
– Почему?
– Ну не шахтеры же, – усмехнулся парень.
– Мы, так сказать, писатели, – снова тоном петербургского профессора произнес Даниэль; он и был коренной петербуржец.
– Ух ты! Реально, книжки пишете? – Женщина в безрукавке хитро прищурилась, она явно не доверяла подошедшим.
– Реально. Сегодня последний день семинара. Посидели, и не хватило, – стал объяснять Дмитрий. – У вас-то должны продавать.
– Почему – должны? Днем продают, а после одиннадцати – закрыто.
– Но вы вот что-то пьете…
Парень и женщины пристально, точно так же, как до того Татьяна, Роман и Дмитрий, посмотрели друг на друга. И что-то там сказали друг другу глазами. Наверно, что никакие перед ними не писатели, а эти, которые узнаю́т, где торгуют незаконно пойлом, чтоб потом штрафовать.
– До одиннадцати купили, молодые люди, – сказала другая женщина, постарше и вроде бы почти трезвая. – А теперь – потребляем. Что, нельзя?
– И мы хотим потреблять… Нет, правда, мы писатели. А писатели обычно любят выпить. То есть необходимо бывает…
– Так почитайте, что пишете.
Роман хмыкнул:
– Извините, книг не захватили.
– Мы вот прозаики, – кивнул на Даниэля и Романа Дмитрий. – Прозу сложно наизусть заучить.
– А стихи, что, не сочиняете? – все больше как-то наглея, спросил парень; отказ подтвердить свое писательство, видимо, почти убедил его – это засланные казачки.
– Я сочиняю, – сказала Александра.
И сразу стало очень тихо. Тишина ожидания образовалась. Немного, признаться, жутковатая.
Александра секунду назад, может, и не хотела декламировать, тем более нынче многие поэты и не помнят свои стихи, читают по бумажке. Поэтому на Александру смотрели одни – местные – с любопытством, а другие – ее коллеги – с тревогой.
Но Александра помнила и без мучительных вздохов, обозначающих у поэтов обычно поиск подходящего произведения, а иногда подсознательное кокетство, начала:
Мне кровным братом сделался вокзал
В дурной привычке расставаться молча…
Когда один фонарь на весь квартал,
И тот разбит, как не завыть по-волчьи?
Как не завыть, когда из года в год
Один сценарий: дом – работа – дача,
Когда аптекарша, краснея, подает
Тебе презервативы вместо сдачи?
И каждый вечер, по пути домой,
Как не мечтать свернуть и заблудиться,
Когда квартира, делаясь живой,
Тебя подстерегает хищной птицей?
Александра прочитала стихотворение с особым, авторским выражением. Конечно, у каждого оно свое, но любой, наверное, отличит авторское чтение от актерского. И местные без уточнений типа: «А это точно твое?» – поверили.
– Мощно ты… В точку.
– Прямо реально – до слез! Как не завыть, действительно… – Женщина в безрукавке с розами слезла со стола. – Дай обниму.
Обнялись. Поэт и… ну, не читатель, а слушатель. Для поэта благодарный
