Биарриц-сюита - Бронислава Бродская
– Да, нет, Жень, я бы хотела, чтобы у вас все было хорошо, ты что? Ты меня не так поняла.
– Да, так, я тебя поняла. Хочешь, блядь, чтобы я ушла, так и скажи! "Да, нет, Жень… да, нет, Жень…" Жень, Жень… я хочу, чтобы ты о нем заткнулась.
У подруги был немного заискивающий, извиняющийся тон, но при последних словах она напряглась. Женя явно перегнула палку. Вот всегда ее несет. Привыкла с мамой. Надо за собой следить. «Да, ладно, проехали», – миролюбиво сказала она. Подруга молчала. «А хочешь, мы с тобой вместо театра, в клуб сходим?» – спросила Женя, желая загладить свою вспышку. «Да, нет, решили в театр, пойдем в театр. Что там в этом клубе? Не хочу» – ожидаемый ответ. Женя знала, что в клуб подруга не пойдет. Да и ей туда не хотелось. Для них обеих время дискотечных тусовок миновало. В клубах был один напряг, ведущий к усугублению комплексов. Женя открыла для себя клубы только два-три года назад. То-есть она слышала, что молодежь туда с удовольствием ходит, но… тут-то и был главный вопрос: какая молодежь? Что-то ей подсказывало, что ей там будет неинтересно, но следовало пойти, убедиться.
Собрались с девочками и пошли в Icon, в бывшем здании фабрики Красный Октябрь. Хорошо, что там был их приятель, иначе фейсер их бы просто не пустил. Женя с девочками танцевали, вокруг было много народа, шум, блики мелькающих огней. В туалете нюхали порошок, никого особо не стесняясь: все, вроде, круто. Но, когда она под утро вернулась домой и легла в кровать, ей казалось, что все было не так уж весело, а вот именно "круто". Они выпили по паре напитков и развеселились, но как-то искусственно. И все-таки Жене следовало привыкнуть к этому проявлению молодежной субкультуры. Она же была молодая, и клубы существовали для нее, а не для папочки.
Ходили на Лубянку в Пропаганду. Там была противная музыка "техно", кто-то забрал Женину куртку, и менеджеры показали себя говноедами и уродами, куртку пришлось долго искать. Несколько раз зашли в Moska-bar, он рекламировался как "для настоящих девушек", а Женя, вот беда, как-то себя "настоящей девушкой" не чувствовала. Однажды у входа, часа в два ночи, фейсер толкнул в лицо какого-то парня и, видимо, сломал ему нос. Даже милицию не вызвали. У Жени осталось чувство растерянности и даже страха. Несколько раз они ездили на Пресню в Шестнадцать тонн, там у Жени был знакомый диджей и возникало ощущение, что она немного "своя". А вот девочки сказали, что там "отстой", тесно и по-колхозному. Женя продолжала по клубам ходить, но все реже и реже. Они платили за вход, покупали себе по паре напитков и танцевали. Но, в этом-то и была проблема: они танцевали одни, рядом друг с другом, вдыхая запах разнообразных духов, пота, алкоголя, марихуаны. Незнакомые люди махали руками, дергались, что-то выкрикивали, не обращая на окружающих особого внимания, довольствуясь просто движением и оглушающей музыкой. Иногда к ним подходили какие-то парни, всегда сильно поддатые, наширянные, и по-этому навязчивые. Такие сразу предлагали "уйти", но Женя никогда бы с "такими" никуда не пошла. Это уже было "вообще". Девочки зорко друг за другом следили: кто с кем знакомился, кто во что оделся, что было можно делать, а что – нет. Для Жени самое главное было – разговаривать, желательно о театре, искусстве, книжных новинках, молодых актерах, но… там, в клубах это не ценилось, было так шумно, что и разговаривать становилось невозможно.
В одном или двух клубах был стриптиз, и Женя смотрела на извивающихся полуобнаженных стриптизерш, на которых глазели, разгоряченные спиртным, парни. Ей было противно. Вот каких им всем было надо, вот что их привлекало в девушках, вот к чему надо было стремиться, вот как выглядеть! Она невольно ставила себя на место "артисток", и… не выдерживала сравнения. Понятное дело, что все эти "телки" были из провинции, не обладали и сотой доли Жениних статей, но… у них было красивое, гибкое тело. Женя знала, что у нее нет такого зазывного тела, на нее не оглядывались. Она презирала стриптизерш за выпуклые, ярко-накрашенные губы, торчащую грудь, умело забранную в узкий лиф, чулки в сеточку, высоченные каблуки. Она и ходить-то на таких не умела, а когда пыталась выглядеть "секси", то чувствовала себя не в своей тарелке, играющей не на своем поле, и по-этому обреченная на поражение. В клубах выставлялось напоказ "мясо", молодые мужчины были, как на рынке: выбирали "товар", за этим сюда и приходили. Впрочем, девушки тоже зорко оценивали мужчин, и не только на уровне "мяса": мышцы, рост, ширина плеч… Девушки безошибочно угадывали количество денег в мужских кошельках, щупали глазами их одежду и обувь. Если им казалось, что "мен крутой", то "мясо" становилось второстепенным.
В какой-то момент под утро, уставшая, невыспавшаяся, раздраженная, Женя отдала себе отчет в том, что "нет, она не может отнести себя к этой московской молодежной тусовке, ей тут плохо и скучно", а самое главное, ее подсознательное желание познакомиться в клубе с приятным парнем, никогда не реализуется. Не подходили к ней парни, а те, которые подходили, не выдерживали никакой критики. Наутро, когда она выходила к родителям после "тусовки", они смотрели на нее понимающими взглядами, даже с какой-то надеждой, особенно папа. Женя рассказывала родителям о клубе, все в ее рассказах было "круто, классно, зашибенно, прикольно, суперски", но… поскольку она через какое-то время перестала интересоваться дискотеками, родители, скорее всего, сделали соответствующие выводы. Вульгарное, потное, животное веселье было не для Жени, и современная "ярмарка тщеславия" ее раздражала своей тупостью. Столько выпить, чтобы действительно стать "тупой овцой" она не могла, а прикидываться оказалось невмоготу.
Года два назад у Жени появилась своя собственная постоянная компании, и она перестала ходить с девочками в клубы, чтобы с кем-нибудь познакомиться и постараться слиться с "толпой". С "толпой" слиться все равно не получилось, у Жени достало мужества себе в этом признаться. Она умела говорить на их языке SMS, тоже писала "ваще, че, есстено или щас", но она знала, как на самом деле надо было писать, а большинство завсегдатаев клубов – не знали.
У Жени появился приятель, молодой режиссер, который ставил моноспектакли в молодежных маленьких театрах. Публики на них приходило немного, но парня знали. Женя познакомилась с ним после спектакля, за кулисами, куда она
