Графоман - Бронислава Бродская
А барби? Барби не принимают никакого участия в насилии, им интересен секс. Куклы-кавалеры, вам слово! Стройные, сильные, стильные, уверенные в себе парни, в узких брюках, модных куртках не теряют времени даром. Они неутомимы, даром, что куклы. Обе кровати скрипят и проседают под их весом. Девушки-барби стонут под тяжестью их тел, извиваются с искаженными лицами, заламывают руки, стройные кукольные, преувеличенно длинные кукольные ноги обнимают бедра партнеров. Потом парней двое, а кукла одна, потом парни все те же, а дам уже пятеро. Видно, что на них давно нет одежды, один клубок тонких, извивающихся тел. Оргия! Слышны стоны … от боли ли, от наслаждения ли неистовыми животными оргазмами. Оргия привлекает всеобщее внимание, рядом с кроватью толпится кукольный народ, 'тетенька с детьми' подошла совсем вплотную к сплетенному клубку. В круглых глазках младенцев – жадное любопытство. Индеец бросает лассо, оно сжимает крепким узлом лошадиную пасть, сжимает все крепче, лошадка хрипит и бьется, падает на колени.
А вот сцена смерти. Такое на поверхности, приходит в голову. Есть же у Чайковского 'Болезнь куклы' и 'Смерть куклы'. Одна из барби лежит на пьедестале, покрытом черным, она в бальном платье, грудь ее бесстыдно открыта. Ее окружают яркие искусственные цветы. Куклы зажигают свечи. Барби-кавалеры раздеваются догола, и по-очереди занимаются любовью с 'покойной'. Она неподвижна. Остальные срывают с себя одежды и мастурбируют. Черная месса. Вот на что это должно быть похоже. И так дальше, постепенно нагнетая детали кукольных бесчинств, делая оргии похоти и жестокости все мерзостнее. Несколько страниц подобной гадости и все … финал. Светает, куклы чинно возвращаются на свои места. Всё застывает.
Девочка после завтрака приходит играть, разговаривает со своими милыми любимцами. Она не подозревает, какие куклы на самом деле. Про что текст? Про то, что все ошибочно. То, что кажется наивным, милым, добрым, прекрасным … не такое! Нужно быть бдительным. Ну, как-то так …
Гриша поставил временную точку, все перечитал, и подумал, что у него получился не рассказ, а сценарий, такой вот текст-раскадровка. Будущий триллер. Он был собой доволен. Кукольную историю он вчерне записал. Теперь ему хотелось браться за Шахматы. Ничего уж сегодня не выйдет. Во-первых Гриша выдохся, а во-вторых ему пора было ехать к Аллке. Она уже звонила. Надо будет писать не 'канву', а сразу текст. Гриша чувствовал, что у него выйдет. Он начнет, только для этого надо было остаться дома одному и чтобы никто не дергал. Уже садясь в машину, он привычно подумал, что он все-таки 'урод'. Писать свои никому ненужные глупости ему хочется сейчас больше, чем ехать на обед с самыми близкими ему людьми. Оправдания этому он не находил, но и врать себе не хотел. Да, это было так.
Обед прошел замечательно, лучше, чем обычно: вкусная, с любовью приготовленная еда, шутки, ненатужная беседа. Гриша выпил один бутылку вина и был настолько в прекрасном и расслабленном настроении, что ему даже захотелось попеть. У ребят была гитара, они ее принесли, Гриша быстренько настроился, спел несколько песен, привычно выстраивая их в определенном порядке: песни, которые он знал, все будут ему подпевать и песни, которые они будут слушать.
Петь ему хотелось теперь нечасто. То ли аудитория была не та, то-есть дети петь его практически никогда не просили, хотя и были не против, когда он все-таки это делал. Были и другие причины: петь он любил с Валерой, а Валера был далеко, репертуар весь был старый, ничего нового Гриша не учил. Старые песни ему не то, чтобы надоели, но ушли в прошлое, в ту другую жизнь, которая безвозвратно канула. Грише казалось, что когда он поет, он прошлое вспоминает, он не против был вспоминать, но один или с Валерой. Каждая песня была ощущением, эмоцией, настроением, чувством. Кто теперь кроме Валеры мог с ним это разделить? Никто. Муся могла бы, но дело было еще в том, что многое даже Мусе было неизвестно, многое она с ними не разделяла. Когда они поженились, он почему-то почти перестал петь. Интересно почему? Это нуждалось в осмыслении, которым Гриша собирался когда-нибудь заняться. Он знал, что через свое любимое самокопание, найдет ответ.
Понедельник был Гришин любимый день: Маня уходила на работу, а у него был выходной. Он не мог весь день просиживать за компьютером, Маруся всегда давала ему задания 'сделать и купить', но несколько часов были его и только его.
Утром после горячего утреннего кофе, Гриша включил компьютер. Ему хотелось работать, он давно ждал этого момента. Открыл чистую страницу и задумался: как назвать историю о Шахматах? Это будет грустноватая сказка и название должно быть завлекательным, разумеется, без слова 'шахматы'. Черт, ничего не приходило в голову и чем больше Гриша силился придумать название, тем хуже у него получалось. Не то, чтобы он не мог выбрать из десятков более и менее удачных названий, ему просто ничего в голову не приходило. Ни одного. 'Вот, я тупой, твою мать' – промелькнуло у Гриши в голове. 'Почему Дяченко так мастерски называют свои сказки? Звучит потрясающе: Медный король, Ритуал, Бастард, Ключ от Королевства, Привратник … ? Да, что это со мной? – Гриша разбирала досада. 'Ладно. Начну писать, а там что-нибудь придумается'.
Он написал посередине страницы рабочее название 'Шахматы', и постарался отвлечься от мешающего работать чувства неудовлетворения собой. Как только Гриша отрешился от поисков названия, он почувствовал, что дело пойдет. Он давно 'видел' первую картинку в своей голове, ноздри ощущали запахи, он 'слышал' звуки, чувствовал время суток … Гришины пальцы легли на клавиатуру и он уже собрался нажать на первую букву, но внезапно раздумал. Текст звал его, завлекал, как в омут. Он сейчас начнет, и не сможет оторваться … придет Маруся, спросил 'а ты купил …?'. Он ничего не купил, он все забыл и … что? Что он ей скажет? А вот он сейчас быстренько съездит по делам и тогда будет иметь право 'забыться'. К тому же всегда лучше, когда удовольствие тебе предстоит, а не когда оно сзади. 'Лучше предвкушать, чем иметь', одна из пафосно-банальных сентенций их юности.
Гриша завел машину, купил продукты, заправил машину, и даже выполнил один из пунктов своей программы-максимум: сменил масло. Дома он рассеянно съел две сосиски на хлебе, запивая их растворимым кофе и снова раскрыл документ 'Шахматы'. Всё,
