Окно в потолке - Радиф Фаритович Кашапов
Перетянут руку, смешают раствор, наберут в шприц на 20 кубиков и воткнут резко в вену. Подумаешь даже спустя столько времени – передергивает. Немного крови внутрь, ватка, потом жди.
Рядом садится парень с забинтованной головой и спрашивает:
– Ты в 21-ю?
– Нет. А что с головой?
– Молотком батя дал. Не сильно. Вообще, там сотрясение мозга… А сейчас просто рана заживает… Ну, не молотком… Шваброй. Но она сломалась. А я тут лежал неделю. Даже семестр закрывать не пришлось.
– Вот дурак, господи, учился бы. Послушай вот меня, я ж тебя постарше буду.
– Ого! – хмыкнул парень и ушел в кабинет. Марина вспомнила, что в младших классах она умудрилась сломать однокласснику нос – они делили какую-то игрушку, она размахнулась – и, пожалуйста, результат. Ну, а он потом всем рассказывал, что шел по улице, остановилась крутая тачка и его украсть хотели. А он отбился и пострадал вот немножко.
– О, привет, – появилась Даша – слегка непричесанная и в длинной клетчатой рубашке навыпуск. Выглядела она в ней, как еще один больничный пациент. – Поднимешься? Четвертый этаж, пятая дверь направо.
– Схожу. А что случилось-то еще? Ну, кроме руки – Руслан уже сказал.
– Потоп. Наверное, кран оказался плохо закрыт. Ну, – Даша подумала немного, – или Инка включила. Думаю, она не в себе. Ты поосторожней. Я знаю, ты хорошая. Но вспыльчивая.
– Не боись, не в первый раз, – и Марина начала одевать бахилы.
– Хочешь проще – получишь проще. Без деталей. Мне нужны детали, в отличии от тебя, – сказала Марина. – Можно ездить на работу в метро, видеть только людей и поезда, толкаться на входе на эскалатор. Можно в автобус сесть, вцепиться рукой в поручень и медитировать на пейзаж. Он же все равно повторяется. Можно пешком ходить, тогда ноги устают. И начинаешь много думать о себе. Поэтому я сейчас купила себе велосипед. Я по сторонам не смотрю, только на дорогу, кручу педали, в голове – только правила дорожного движения и полет. И теперь я танцую медленные танцы, иногда вообще без ритма, директор злится, публике нравится. Потому что прямая бочка – это просто, это на метро и до конечной. Но никаких чувств, а мне же надо извлекать из всего пользу, пока окончательно не надоест.
А ты, Инна, так и ничего не нашла. Детей любишь, потому что надо, мужика ищешь, потому что одиноко, на работу ходишь, потому что перспективы. А потом все это закончится – сын вырастет, любовник или муж надоест, с офиса погонят. И ты уже ничем это не заменишь, а просто повторишься. Не старое вспомнишь, а забудешь его и сделать вновь точно также, как и раньше. А я пойду на апгрейд. Вообще, – тут Марина сделала паузу, – мы бы могли быть подругами. Честно. Мне же надо иногда смотреть по сторонам, чтобы близко в глаза.
– Я обратно уезжаю, – сказала Инна.
– Ну, я так и знала. А могла бы пережить и снова пойти вглубь – с паролем. Ты же повторяться не будешь теперь. Потому что – сломалось, да? Ну, не кость, а внутри надломилось.
– Сволочь ты, все-таки.
– Наверняка. Люблю, когда злятся. Значит, не знает того, что я знаю. В спину плюют, когда идут вторым номером. Ладно, утешать тебя не буду, но ты молодец. Общаться мы с тобой больше, наверное, не будем. Я тут, пока ехала в больницу, звоночек получила – попросили все комнаты освободить в течение недели. Может, конечно, кто-то потянет время, я сама, к примеру. Посмотрим. Но – разъедемся. Выздоравливай, подруга несостоявшаяся.
– Может, тебе интересно все же? – крикнула Инна, и Марина остановилась . – Я же не просто так приехала. У меня сын растет дома. Ничего толкового из него, быть может, не выйдет. Если бы у меня что-то тут получилось… А ты все ехидничаешь. Я же ради других старалась. И хотела хоть с каким-нибудь веским результатом вернуться.
– Удивляешь, подруга, – спокойно ответила Марина. – Ты думаешь, тебя оправдает твой статус. Но мы тут сами все – еще дети. Потому что решились на авантюры. Потому что дураки. Так что не героиня, а, как и все, обычная дура.
На выходе с этажа она встретила Тему.
– О, привет, душенька, – сказала Марина и душевно чмокнула мальчика в щеку. – Пойдешь наверх? Пообщаться с многолетней мамашей? Или Руслан тебе все сказал – он же в курсе, наверное?
– Привет. Мамашей? Ого. То есть угу.
– Знаешь, тут с квартирой – все. История заканчивается. А раз так, надо кое-что прояснить. Встречаться мы точно не будем. Нет причин. А чтобы тебе стало легче, скажу – те три письма, что ты нашел – это я тебе скопировала. Не было ведь никакого вай-фая. Это все нервы и таблетки, не стоит больше, надо тебе высыпаться и бегать по утрам. Если хочешь, могу твои файлы с барабанами вернуть. Красивая история, правда?
Тема почти рухнул на скамью. Посмотрел на Марину. Почесал голову.
– М-дааа. Штука. А кто их писал? Ты?
– Нет. Это я однажды где-то нашла старые письма. Чьи-то. По подписи не разберешь. Перепечатала на память. Хотела поделиться. Не обижайся. Это не обман. Просто игра небольшая. Чтобы было интересно. А ты, ты хороший.
– Но недостаточно.
– Ты все прекрасно знал. С самого начала. Давай не будем.
– Не будем. Я пойду, поговорю с больной.
– Может, еще сходим потом куда-нибудь.
– Наверное.
Какие они же они были, все-таки, разные. Один тратил талант, превращая его в ремесло. И казался по-своему правым. Другой все ждал, куда прибьет его течение. Третья строила образ циничной работницы клубного шоу-бизнеса, а мучилась глупыми страхами. Четвертая казалась нелепой простушкой, однако в уме просчитывала все варианты развития события и легко меняла роли. Пятая хотела быть деловой женщиной, но оставалась непутевой матерью.
Они так старались стать ближе друг к другу, а между тем – удалялись. Чем дальше, тем больше они узнавали о себе и случайных соседях. И за это становилось стыдно. Как иногда хотелось каждому вернуться лет на пять назад, когда даже самые близкие друзья не лезли в душу, да ты и сам в ней копался без особого рвения. И все темное дремало, будучи не потревоженным. Но потом каждый остался один и пошуровал внутри, а там одни вороны и не одного феникса или жаворонка. Или даже мудрых сов.
Инцидент, предшествовавший прыжку Инны, не мог пройти не замеченным номинальной хозяйкой коммунальной квартиры. Вернув деньги в размере половины суммы (чему изрядно поспособствовала пламенная речь
