Валерий Алексеев - Паровоз из Гонконга
- А теперь мы поедем домой, в Щербатов, - полуутвердительно кивая себе, как будто беседуя с куклой, проговорила Настасья.
- Да что ж они, взбесились все, что ли? - жалобно произнесла мама Люда.
- Изжить нас решили совсем?
- Ну-ка, открой дверь холодильника, - невнятным голосом проговорил отец.
Эти слова прозвучали так странно, издалека, как будто он подал голос из погреба. Мама Люда на него поглядела.
- Ванюшка, ты что? - спросила она с беспокойством. - Плохо себя чувствуешь?
- Так, не особенно как-то... - пробормотал отец. - Перегрелся, должно быть, пройдет. Ну, открой холодильник, не бойся.
Андрей распахнул дверцу - внутри их доброго "Смоленска" была темнота.
- Все понятно, они силовую линию у нас вырубили, - с трудом проговорил отец. - Вон, на полу лужа натекла.
- Господи, - мама всплеснула руками и поднялась, - мясо к утру пропадет! Она подошла к холодильнику, пошарила в морозильной камере, выпрямилась.
- Все разморозилось, - сказала она упавшим голосом. - Просто беда. Иван, возьми себя в руки. Иди к администратору. Да бутылку водки с собой захвати!
- Понедельник сегодня, - глухо сказал отец, потирая ладонью левый висок. Он имел в виду воскресенье, но никто его не поправил: и так было ясно - до завтра придется потерпеть.
- Так ведь жара! -ужаснулась мама Люда. - Все пропадет! Ну, вставай же! Беги, ищи электрика, он поможет. И Анджела сегодня как назло выходная. Ну, что ты такой раскислый! Мужик ты или не мужик?
- Голова как-то... - пожаловался Иван Петрович, не поднимаясь. - Как обручем схватило, и в глазах темно.
- Ах, не вовремя ты это затеял... - простонала мама Люда.
Наступила тишина.
- Ну, и что? - грубо сказал Андрей. - Похороны у нас, что ли? Все живы-здоровы. Черт с ней, с половиной зарплаты. Будем ходить в ресторан и питаться всем назло этой, как ее, ставридой.
- Скумбрией, - неожиданно деловитым и спокойным голосом промолвила мать. - Скумбрией с рисом. Ладно, пусть будет так, не умирать же мы сюда приехали. Но сперва надо продукты пристроить. Ты, Ванюшка, лежи, отдыхай, что-то ты мне и правда не нравишься... Ох, не надо было ездить на этот проклятый океан, чуяло мое сердце.
Ничегошеньки ее сердце не чуяло, но спорить с нею Андрей не стал. Он принялся разгружать холодильник, время от времени поглядывая на отца. А отец, как только услышал от матери "Ложись", тут же, как собака, лег, не раздеваясь, даже не сбросив сандалии, и странно свернулся калачиком.
Продуктов оказалось три огромных сумки: тут были и мясо, и масло, и колбаса, и сыр, и те консервы, которые, по мнению мамы Люды, не могли выдержать жары.
- Как же мы все это попрем? - озабоченно спросил Андрей.
- Вопрос не "как", а "куда", - резонно ответила мама. - Сперва к Аникановым, потом к Ростиславу Ильичу, а дальше видно будет.
- Матвеева забыла, - угрюмо подсказал Андрей.
- А ты не остри, - обрезала его мама Люда. - Нашел время острить. Надо будет - и к Матвееву пойдем на поклон. Какой-никакой, а все свой.
На это Андрей ничего не ответил.
И, взяв по сумке в руку, а третью, самую тяжелую, - за обе ручки, вместе, мама Люда и Андрей вышли из номера и стали медленно, с передышками, спускаться по лестнице. Андрей настойчиво внушал, чтобы мистера Дени не оказалось на месте, чтобы этот человек не мог упиться своим торжеством. И он почти добился успеха: за стойкой был другой служитель в желтом, он с интересом проследил за тем, как мать и сын, оставляя дорожку кровавых мясных капель, тащат через вестибюль тяжелую поклажу, и вежливо спросил, из какого они номера. Андрей ответил. Но тут распахнулась глухая черная дверь "дженерал-менеджера", и оттуда с суровым озабоченным лицом вышел мистер Дени, уже не в униформе, а в солидном черном костюме, белой сорочке и при галстуке. Он мельком взглянул на "гостей", и в глазах его блеснуло торжество. По тому, как угодливо согнулся в поклоне служитель за конторкой, Андрей понял, что произошло непоправимое: в "Эльдорадо" сменилась власть...
Они вышли на улицу, опустили кошелки на землю и остановились перевести дух. Солнце гудело, как разверстый над их головой ярко начищенный бронзовый колокол, тротуар и мостовые казались раскаленными до белизны, и лишь черно-синяя раскатанная колесами полоса асфальта вызывала зрительное ощущение прохлады, которое тут же пропадало, когда ноздрей достигал курящийся над нею смрад размягченного гудрона. От океана совсем не веяло: он лежал за застывшими в оцепенении пальмами, как бледно подсиненная разглаженная горячим утюгом простыня.
- Надо бы подождать до вечера... - проговорила мама Люда.
Щеки ее покрылись ярко-красными пятнами, по ним струями катился пот.
Андрей с беспокойством взглянул на нее - и, как прозрение, в голове его вспыхнула и погасла картина: он тащит толстую, безобразно рыдающую Настю сквозь какие-то мокрые кусты с большими зелеными листьями, тащит домой - и знает, что дома никого нет, никаких стариков, и никогда больше не будет... Он тряхнул головой и прогнал эту картину, как бред, но на губах остался вкус лиственного клея и дождевой воды...
- Не понесем обратно, - сказал он. - Погоди...
Он вышел на край тротуара, на самый солнцепек, и окинул взглядом широкую цветастую улицу. Машин было мало: выходной день, кто на пляже, кто сидит дома. Час сиесты. Но вот вдалеке послышалась шкворчание шин, и из-за поворота стремительно вылетела белая легковая машина. Андрей выставил большой палец, сделал стойку... Машина поровнялась с ним - это была белая "королла" с голубыми стеклами. На переднем сиденье рядом с Виктором Марковичем расположилась мадам. Она скользнула взглядом по лицу Андрея и отвернулась. Должно быть, что-то мадам все же сказала, потому что, когда машина промчалась мимо, в заднем стекле Андрей увидел личико Кареглазки. "Королла" взвыла на подъеме и покатила по виадуку в сторону от набережной.
- Напрасно стараешься, Андрюша, - сказала, стоя под козырьком вестибюля, мама Люда. - Пойдем потихоньку, от тенечка к тенечку...
Так они и пошли...
В пансионе "Диди" Андрей долго давил кнопку звонка, за дверью стояла тишина.
- Надо было сперва по телефону, - посоветовала мама Люда, лицо ее было воспалено от жары и натуги, глаза чуть не выкатывались из орбит. Наверно, в город ушли.
Но тут дверь бесшумно приоткрылась, и на площадку выглянуло круглое лицо с круглым глупым носом.
- Валечка! - жалобно вскрикнула мама Люда. - Никак разбудили?
- Ну, что вы, - запахивая длинный великосветский халат, Аниканова перешагнула через порог. - Я днем не сплю, в эти часы я всегда за инструментом. В музыкальной комнате у меня звонков не слышно, потом, думаю, не выйти ли посмотреть, вроде звонили...
От Валентины явственно попахивало спиртным, и халат был накинут наспех, на голое тело. Вряд ли она сидела за пианино нагишом, хотя - кто ее знает. Андрей был рад убедиться в том, что он может теперь смотреть на Валентину без стеснения: та, в кожаном комбинезоне на молнии, полностью ее перебила.
- А вас-то что носит по жаре? - с напускным грубоватым добродушием спросила музыкантша. - Да еще с поклажей. Опять квартиру меняете?
По дикому блеску, промелькнувшему в ее светлых глазах, Андрей понял, что она уже все знает. Значит, Виктор Маркович позвонил Звягину, и, пока они тащились через весь город, сработала система оповещения.
В квартиру их покамест не приглашали, и Людмиле пришлось тут же, на площадке, излагать суть своей просьбы: пристроить на время продовольственные припасы. Валентина слушала молча, не перебивая, в зрачках ее глаз что-то так и крутилось, как в арифмометре.
- Вот так, Валечка, - закончила мама Люда, - таскаемся по жаре с мясом, что тебе хищники...
Андрей почти уверен был, что Валентина не станет связываться с их опальным семейством: она и держалась-то от них, как от заразных, на отдалении.
Однако Аниканова вдруг спокойно сказала:
- А что ж, пристроим. Нужно помогать друг другу в беде.
И, отступив на шаг, распахнула дверь во всю ширь, приглашая их тем самым в квартиру.
- И как вы доперли такую тяжесть! - посочувствовала музыкантша, деловито переписывая консервы (один список себе, другой - маме Люде). Подвез, наверное, кто-нибудь из знакомых? Вы ведь такие бойкие оказались, только приехали - у вас уже весь город знакомый. Пора бы вами заинтересоваться, ха-ха-ха! Шучу.
- Да нет, на руках пришлось нести, - сказала мама Люда.
- А что же Иван, почему от мужской работы уклоняется? - с любопытством спросила Аниканова. - Или вызвали куда?
- Что ты, в воскресенье? - простодушно удивилась мама Люда. - В гостинице отдыхает.
Андрей смотрел на нее с недоумением: ведь совершенно ясно, что все эти вопросы задаются с недобрым умыслом. Но мама Люда ничего этого не замечала...
- Ах, отдыхает! - насмешливо протянула Валентина. - Какой аристократ! А я своего Васюнчика отшлифовала, он у меня тяжести за плечами и в зубах носит. Знает, что мне руки нужно беречь. Ну, ладно, это дело семейное. Давай, дорогая подруга, договоримся: если что - я тебе за продукты местными деньгами отдам. Чеками платить не буду.
