Надежда Тэффи - Том 1. Юмористические рассказы
Мы сидим в столовой.
На столе три клейких листа «Tanglefoot»[34], два таких же листа на подоконнике, один на самоварном столике, один пришпилен булавкой к стене.
Всюду извиваются и жужжат мухи.
Мы беседуем с притворным интересом. Следим за мухами – с настоящим.
– Так вы, значит, все лето оставались в городе?
– Что? В городе?.. Да, все лето… Это что, а вот посмотрели бы вы, сколько у нас в кухне! Прямо взглянуть страшно!
– В кухне?
– Ну да, мух.
– У вас, кажется, много нового. В деревне, знаете, как-то мало читаешь…
– Да какие уж у нас новости? Вот мухи одолели.
– Читали мы, что у вас тут какие-то дома провалились.
– Что? Да, говорят… Смотрите: села, потом встряхнулась и улетела. Верно, скверный клей. Высох совсем. Нужно бы уж новую бумажку положить, да, знаете, интересно смотреть, когда побольше мух. Скучно над пустой бумажкой сидеть.
– А мы в газетах читали, будто вы новую пьесу задумали.
– Я? Пьесу? Ах да! Помню, что-то было в этом роде.
– Что же, подвигается работа?
– Опять полетела… Вон две зараз. Что?
– Работаете много?
– Как вам сказать?.. И рад бы работать, да некогда. Время как-то уходит.
– Говорят, какая-то интересная выставка скоро будет? Правда это?
– Выставка? Неужели? Следовало бы переменить лист. Им вон больше и липнуть некуда.
Мы замолкли. Большая муха, прилипнув боком к бумажке, сердито жужжала. В соседней комнате тягучий старушечий голос скрипел:
– Петька, а Петька! Не тронь муху! Зачем ножки рве-ешь? Кабы она тебя, так небо-ось…
– Бывали вы летом в театрах, в опере?
– Н-нет, знаете ли. Трудно как-то выбраться.
Жену вот брат в деревню звал с детьми, в Саратовскую губернию. Там, говорят, хорошо. Воздух чудесный, кумыс и все прочее. А может, и нет кумыса. Словом, великолепие.
– Ну, что же, ездили?
– Собственно говоря, нет. Трудно как-то. То да се. Опять-таки не знаем, когда поезда отходят.
– Так ведь можно же справиться.
– Некому у нас справляться… Времени нет. Сами видите.
– Досадно.
– Еще бы не досадно. И деньги были. Да ведь что же поделаешь? Трудно.
Он вздохнул и поник головой.
– А все-таки любопытная вещь – эти бумажки для мух. Прежде их не было; были другие, синенькие. Совсем дрянь. А отсюда уж не уйдешь. Жена сначала никак привыкнуть не могла. Все мух жалела… Вытащит, бывало, муху из клея и – ха-ха-ха – лапки ей теплой водой вымоет! Потеха! Где уж там отмыть! Иная ножки вытянет, тянется-тянется, да вдруг – бух носом в самую гущу. Ха-ха-ха! Шалишь! Не уйдешь!
– Кого видели из общих знакомых?
– Да никого, кажется. Туго съезжаются. Рано еще. Да и Бог с ними. Прибегут, настрекочут, – смотришь, и сам закрутился…
Провожая меня в переднюю, он с деловым видом переложил лист «Tanglefoot'a» со стола на подоконник.
– Темнеет, – объяснил он. – Теперь они больше на окно садятся. А вот как лампу зажгут, тогда можно и на стол перенести.
А в соседней комнате голос скрипел:
– Петька, а Петька! Опять ты ей крылья рвешь! Зачем мучаешь! Кабы она тебя, так небо-ось!..
Ревность
Почти каждый день найдете вы в газетах известие о том, что кто-нибудь совершил убийство из ревности. И до такой степени стало это обычным, что даже не дочитываешь до конца, – все равно знаешь наперед, что из ревности.
Да и не одно убийство! Самые разнообразные преступления и проступки объясняются ревностью.
Чтобы бороться с этим ужасным злом, французы выстроили даже специальную лечебницу для ревнивых и пользуют их с большим успехом.
Чувствуется, что не сегодня завтра найдут микроб ревности, и тогда дело будет поставлено вполне на научных основаниях.
Да и пора.
Ревность в человечестве растет и ширится и захватывает, казалось бы, совсем неподведомственные ей учреждения.
Как вам, например, понравится такая история:
«Крестьянин Никодим Д., проживающий на Можайской улице, пришел к своей знакомой мещанке Анисье В. и стал требовать от нее денег. Когда же Анисья денег дать отказалась, крестьянин Д. из ревности перерезал ей горло».
Недаром писал Соломон: «Люта, как преисподняя, ревность!»
«Мещанин К. убил лавочника и ограбил выручку. Преступление свое объясняет ревностью».
Недавно на Николаевском вокзале арестовали известного железнодорожного вора. Пойманный как раз в ту минуту, когда тащил бумажник из кармана зазевавшегося пассажира, вор объяснил свой поступок сильной вспышкой ревности. По его словам, и все предыдущие кражи он совершал под влиянием этого грозного чувства.
Присяжные, сами в большинстве случаев люди ревнивые, всегда оправдывают преступления из ревности.
А сколько ужасов, никому не известных или известных очень немногим, причиняет супружеская ревность!
Одна молодая дама приехала весной к себе домой из Гостиного двора. Извозчик ей попался на белой лошади, которых многие избегают в весеннее время, чтобы не пачкать платье.
Муж встретил даму очень сурово и, окинув взглядом ее костюм, воскликнул со злым торжеством:
– И вы будете отрицать, что ездили на свидание! Дама отрицала, объясняла, показывала сделанные ею покупки.
– Хорошо-с! – холодно ответил муж. – Но не будете ли вы любезны открыть мне имя старика, который линял на ваше платье?
И он указал на клочья белых лошадиных волос, прилипшие к коленям несчастной.
Пораженная неопровержимой уликой, бедная женщина тут же согласилась на развод, взяла на себя вину и обязанность выплачивать алименты пострадавшей стороне, которая с большим трудом утешилась, женившись на собственной кухарке.
Но тяжелее и хуже всех этих убийств одна тихая семейная драма, о которой из посторонних знала только я одна, и то случайно. Потом скажу, почему я об этом знаю.
Здесь речь идет о ревности, которая втерлась в душу любящей женщины, развратила ее любящего и верного мужа и разрушила долголетний союз. Жили эти супруги очень дружно в продолжение шести лет. Срок немалый для современного чувства.
Вот как-то приехала к жене, которую назовем для удобства Марьей Ивановной (собственно говоря, для моего удобства, потому что, рассказывая о двух женщинах, из которых каждая в отдельности «она», очень легко запутаться), ее приятельница и осталась обедать.
Подруги сидели уже за столом, когда прибежал со службы муж Марьи Ивановны. Обедали, разговаривали.
Только замечает Марья Ивановна, что муж ее что-то неестественно оживлен. Она стала приглядываться.
Когда гостья ушла, Марья Ивановна сказала мужу:
– Неужели она тебе так понравилась?
– Да, она славная, – отвечал тот.
– Что же тебе в ней так понравилось?
– Да просто я в хорошем настроении. Мне сегодня обещали прибавку и отпуск.
Дело, казалось бы, естественное, но Марья Ивановна, как тонкий психолог, поняла, что это просто мужской выверт, и продолжала:
– У нее чудные глаза! Не правда ли?
– Да? Не заметил. Нужно будет поглядеть.
– Что за руки! Нежные, ласковые! Так и хочется поцеловать! Правда? Я приглашу ее завтра. Хорошо?
– Хорошо, хорошо. Нужно будет посмотреть на нее повнимательнее, раз ты так восхищаешься.
На другой день муж внимательно смотрел на приятельницу и часто целовал ей руки, а Марья Ивановна думала: «Ага!»
Через два дня, когда он сильно опоздал к обеду, Марья Ивановна сказала, поджимая губы:
– Ты был на набережной и гулял с Лизой.
– Что-о?!
– Пожалуйста, не притворяйся. Ты прекрасно знаешь, что она в эти часы гуляет по набережной. Конечно, тебе приятно пройтись с такой красивой женщиной, на которую все оборачиваются. Это, говорят, совсем особенное чувство.
Муж Марьи Ивановны, человек молодой и по натуре довольно увлекающийся, хотя и сдержанный, немножко призадумался. Думал он дня два, а на третий, выходя со службы, нанял извозчика прямо на набережную, разыскал там приятельницу своей жены и проводил ее домой.
– Ты, конечно, уже пригласил ее с собой в театр? – спросила его Марья Ивановна, наливая остывший суп.
Муж растерянно пожал плечами, – ему и в голову не пришло!
Но через несколько дней он уже исправил свою ошибку и повел приятельницу жены в «Фарс».
На другое утро Марья Ивановна сказала ему:
– Где вы ужинали?
Он молчал. Ему стыдно было признаться, что он не догадался пригласить свою даму в ресторан.
– Я вас спрашиваю, где вы с ней вчера ужинали? – гневно настаивала Марья Ивановна и, не дождавшись ответа, ушла, хлопнув дверью.
Целую неделю она с мужем не разговаривала.
Бедняк мучился несказанно. Он уже успел за это время побывать с приятельницей в ресторане, но совершенно не знал, что ему делать дальше. Без опытных наставлений жены он был как без рук.
