Сонет с неправильной рифмовкой. Рассказы - Александр Львович Соболев
Короче, Липа позвонила Светке и попросила ее принять меня с моими вопросами. Та назначила мне встречу в кафе-мороженом — вроде как дома у нее не убрано и гостей она не ждет. Ну и пожалуйста, в кафе так в кафе. Угощу девушку десертом, небось не обеднею. Позвонил я отцу, сказал, что сегодня вернусь поздно, попрощался с Липкой и пошуровал на встречу с ее лучшей подругой. Вот что значит женская солидарность! Я спросил у Липы, как мне ее узнать в кафе, и она долго мне рассказывала: волосы у нее светлые, острижены в каре, в крыле носа — пирсинг с бриллиантиком, но очень маленьким, так что я его сразу могу не заметить, особенно если она повернется ко мне другим профилем — и при этом упустила наиболее заметную деталь ее облика, поскольку была она больше всего похожа на гиппопотама, обряженного в розовое платье с кружевами.
Я много раз замечал, что толстые девушки бывают или очень веселыми, или очень сердитыми — без всяких полутонов. Эта, по счастью, относилась к первой категории: «Это ты тот самый знаменитый Денис?» Я кивнул, хотя, конечно, ужасно хотелось узнать, что ей Липка про меня рассказы-вала. «Я готова к допросу, — говорит, — только без пыток, конечно. Но если купишь двойное фисташковое с шоколадной крошкой и большое латте на соевом молоке с пеканом, то можно и с пытками». «Пытка, — отвечаю, — это запомнить твой заказ. Так что сама его повтори, а я заплачу». Бывает, в общем, что вы с человеком только познакомились, а уже чувствуете себя лучшими друзьями — редкий дар, почти не встречается. Я, например, вовсе не такой. А тут даже официантка ей улыбается, хотя, может, она тут часто бывает.
Сели мы за столик — у нее тарелка фигурная размером с собачью миску, ну и я взял себе шарик шоколадного, чтобы не выглядеть, как кава-лер, который девушку угощает, а на себе экономит. Поскольку я не знал, насколько подробно ей Липа все изложила, я особенно в детали не вдавался, а только сказал, что хочу ее расспросить о том вечере, когда они с Аверьяновым ходили на концерт. Она носик сморщила, как будто ей в мороженом лимон попался, но отвечает типа да, пожалуйста, спрашивай. Я начинаю издалека, типа как ей вообще Аверьянов. «Сухарь, — говорит, — неглупый, но как будто специально от всего мира отгородившийся своей бухгалтерией. И при этом безумно влюблен в свою жену». И посматривает при этом на меня так, как будто в курсе всех наших дел. Ну я, глазом не моргнув, продолжаю. Сначала, чтобы ее память разогреть, спрашиваю, в чем он был одет в тот вечер. В серых брюках, говорит, и в таком же пиджаке, как будто не на концерт идет, а на заседание акционеров. И черных ботинках тридцать восьмого размера. Это откуда такая наблюдательность? А у него ноги маленькие, как у женщины, мы всегда над этим смеялись. Липка несколько раз его кроссовки по ошибке надевала, они ей только немного велики. Тут меня опять как бы накрыло и немного повело, а она, похоже, это заметила и руку на мою кладет этаким сочувствующим жестом. Рука у нее красивая, пальцы длинные, ногти накрашенные, так что и не скажешь, что к такому несуразному телу приделана. И мне так горько от этого сочувствия, что сам чуть не плачу. Но задаю, опять же, чтобы память ее проверить, вопрос, в чем она сама была одета. И она — что значит женщина — сразу переключается как будто на другой регистр и спрашивает меня так серьезно: «Сверху вниз идем или наоборот? С нижнего белья начинать?» «Нет, говорю, нижнее белье опустим». «Да я и сама предпочитаю обходиться без него». — И хохочет. Ну что тут будешь делать!
Если отбросить все эти боковые ходы и отступления (обошедшиеся мне еще в порцию фисташкового и кусок яблочной шарлотки), получается такая картина. Светлана (не знаю, как по отчеству — свидетельница отказалась отвечать) пришла в квартиру Аверьяновых, как и договаривалась, около шестнадцати тридцати и застала там орущего младенца и его затурканную мамашу; старикан куда-то стушевался. В семнадцать с копейками явился товарищ Аверьянов (почему-то она его так называла — вероятно, какая-то общая шутка). В восемнадцать с чем-то он заказал такси, через десять минут оно приехало. Как звали водителя не помнит, что-то мусульманское, машину тоже — какая-то желтая. В клуб приехали в восемнадцать сорок. Платил за машину Аверьянов по безналу, так что сумму она не знает. Его плащ и ее курточку повесили на один номерок, двадцать девятый — это номер Липки-ной квартиры, вот она и запомнила («знаю», буркнул я).
Места их были хорошие, посередине пятого ряда. Да, я бывал в клубе железнодорожников, я же здесь родился. Да, были красные плюшевые. Хорошо, пусть теперь синие, рассказывай дальше. Концерт начался без опоздания. Зал был полный. Сначала выступал конферансье из Москвы, с двойной фамилией, Смирнов-какой-то, с галстуком-бабочкой. Шутил не смешно, но в зале смеялись, так что она даже подумала, что включают запись смеха, как в ситкомах. Товарищ Аверьянов переписывался со своей Липочкой, опустив телефон на колени, чтоб никому не мешать светом от экрана. Потом был дрессировщик с собачками, маленькими, вроде чау-чау. Тут я ее поправляю и говорю, что чау-чау — здоровенная псина, а она, наверное, имеет в виду чихуахуа. Некоторое время мы препираемся, но я вовремя понимаю, что со свидетелем надо поаккуратнее, и мы продолжаем дальше. Собачки бегают, прыгают, считают в уме, играют в собачью железную дорогу и т. д. Потом выступает какой-то певец с гитарой, якобы американский — глаза у него бешеные, не поет, а орет — в общем, Светка такого не одобряет. Потом артист областного драмтеатра читает пьесу Чехова. Я спрашиваю — как это читает? За все роли одновременно? Она говорит, что нет, это такая специальная пьеса, где одна-единственная роль. Монолог. Ладно, говорю, пусть так. Дальше выступает фокусник. Ой.
В каком смысле «ой»? Там задушили женщину, говорит. Так-так-так, давай, дорогая, подробнее и не хочешь ли еще мороженого для поддержания сил. Нет, отвечает дорогая, не хочу, но вот от порции клубничного тортика и еще одного латте не откажусь. На соевом молоке? На соевом. С шоколадной крошкой? С шоколадной. Получила она все это, подкрепилась и рассказывает. Фокусник тоже, как ни смешно, с двойной фамилией, но не такой, как у конферансье, чего-то «с вами» или «свани». Представительный такой мужчина, в костюме, точно
