Жених по объявлению - Виталий Яковлевич Кирпиченко
Похоронили Кобылкина в соответствии с завещанием: неучтенное ружье без курка и удочку с катушкой «Дельфин» положили вдоль туловища, а сапоги спрятали под голову, накрыв их старой наволочкой. На могиле водрузили черный крест, так искусно разрисованный под гранит, что все разинули рты от удивления, увидев, как сын, закинув его на спину, нес к могиле, не проронив и капельки пота, не согнувшись от его кажущейся непомерной тяжести.
На поминках горше всех плакали друзья-сантехники. Они, обливаясь слезами, вспоминали душещипательные эпизоды из жизни преждевременно усопшего коллеги.
— Каких только прокладок у него не было, — сквозь рыдания говорил Квачкин, — и турецкие, и польские, и даже итальянские были. Подойдешь, бывало, попросишь: «Дай, Петро, прокладку под вентиль пятнадцать». — «На!», — достанет и даст без всяких слов. Просто так.
— Не был он никогда жмотом, — вытирал ладонью повлажневший нос слесарь Паклин, — последним делился. За это, за жлобство, не любил он Ваську.
— Такого человека потеряли! И, эх! — простонал кто-то в темном углу.
Давали назидательные советы сыновьям, продолжателям фамилии знатного слесаря, быть такими, каким был их отец. Сыновья согласно кивали головами и считали мысленно, сколько выпили и сколько еще осталось бутылок водки.
Через неделю на том же кладбище хоронили заведующего овощной базой № 13 Хрюкина, он умер от инфлюэнцы. Тут получилось так. В округе свирепствовала эпидемия гриппа, и Хрюкин, уже больной, спасая загнивающую картошку, встал с постели и пришел на базу, там на сквозняке добавил и окончательно слег. Врачи не отходили от его постели, но и они ничего поделать не смогли. Жена его Николь, попросту Нюшка, перечитывая некролог, что написал бухгалтер базы, балующийся между делом стихоплетством, заметила ему свысока: «Умирают от гриппа простолюдины и нищеброды, директор крупного предприятия может умереть только от ин-флю-энцы!»
Во время похорон самому суетливому человеку тихо шепнул на ухо тип странного вида:
— Есть дешевый крест из черного гранита, — и, озираясь, продолжил: — Сделан по заказу большого ученого, да его сожгли собственные дети. Не крест сожгли, а отца. Мертвого уже, а не живого. Атомщик он был. И в Бога верил. Заказал себе крест… из мрамора, нет, из гранита. Черного. А дети в Бога не верят, сволочи они такие. И чтобы мороки было меньше, взяли и сожгли ученого, вот. — Вытирал пот со лба тип, презрительно глядя на мрачного с явными признаками тугодумия человека. — Остался новенький крест.
— Мы не заказывали крест, — уставился в глаза типа тупица-распорядитель.
— Я знаю, что не заказывали. Мы предлагаем вам дешевый крест… ученого… атомщика!
— А он сам где?
— Кто?
— Ну, атомщик этот?
— Его сожгли дети-атеисты! Безбожники! Идолопоклонники и сатанисты! А крест остался! Боже! Какой тупой! Так будете брать или нет?! — почти закричал тип.
— Нет. У нас будет камень с его головой. Все работники базы на собрании так решили. И базу, сказали, назовут его именем.
— С его головой? Какой головой? — не мог сообразить тип.
— Обыкновенной. Хотели во всю длину памятник, да шибко кривоногий был.
— Шинель бы надели до пят.
— Он не военный. Он директор овощной базы. Хрюкин он.
— Понятно. Голова медная будет?
— Нет, тоже каменная. Хотели медную, да потом отказались, чтобы бомжи не сперли и не сдали в металлолом.
Тип, не говоря больше ни слова, отошел в сторону, остановился, склонил голову, развернулся и подошел опять к распорядителю.
— Слушай, ты где работаешь? — спросил он.
— Ну, на базе.
— Да, конечно. Грузчиком?
— Ну, кладовщик я.
Тип поманил пальцем кладовщика еще ближе и более таинственно, чем предлагал свой товар, зашептал ему на ухо:
— Мой тебе совет: бросай эту работу. Тебе нельзя быть мошенником — головка не та. Иди на жэдэ костыли забивать. Забил костыль — получил денежку, забил — получил… — На миг задумался. — Хотя и там надо с умом кувалдой махать, ненароком можно кого-нибудь пришибить. Короче, я тебя предупредил.
Вскоре после этого разговора на вратах прибежища усопших люди, еще живые, могли прочитать красивым шрифтом выбитое на гранитной доске объявление:
«Всем! Всем! Всем! У кого уже есть или ожидаются покойники! Сообщаем, что по кладбищам города Энска гуляет фальшивый гранитный крест. Его продают нечестные личности без характерных признаков.
Люди! Будьте бдительны! Колупните перед покупкой, и если будет деревянный, сообщите тут же охране или позвоните по «02». Администратор Катафалкин».
Сырнички. Рассказ
Похороны были на зависть. Народищу — яблоку негде упасть. Весь завод тут, и директора привезли по случаю на черной «Волге». Сотворив великую скорбь на одутловатом лице, прошел он к гробу, потрепал по-отечески за ухо покойника, пожал проникновенно руку вдове, обнял за шею сына, уткнулся ему в грудь макушкой, покрутил ею и замычал как-то не по-человечески, нудно, потом искоса глянул на покойника еще раз, как бы желая у того что-то спросить, но не вспомнил что, повернулся и понес дальше через толпу не растраченную до конца скорбь.
Прибывшие на похороны полны важности и одеты соответственно мероприятию. Женщины, как одна, в черных шарфах, они прекрасны в своей трагической роли. Глядя на них думается: они нас в муках рожают, они нас и закапывают в слезах.
Мужчины на прямых, негнущихся ногах медленно передвигаются от группки к группке.
— Да… кто бы мог подумать, — говорят они тихо и важно, и звучит это так, будто до этого момента никто и никогда не умирал, а вот главбух завода Кульков Николай Гаврилович взял да и нарушил мировой процесс бытия и ни с того ни с сего выкинул этот фортель со смертью.
Непонятным, конечно, многое было в этой смерти. На здоровье не жаловался, был весел, насколько бывает весел бухгалтер со стажем полвека, не перечил директору даже в самых невероятных сделках. Короче, был как все. Он резко изменился после «Златых Пясц», где отдыхал по бесплатной путевке от завода. Люди заметили эту перемену сразу, качали головами, удивлялись, но молчали и чего-то выжидали. С прищуром глядя в пространство, он вдруг сам себя спрашивал: «Какая-то Болгария, а так живут! А в Париже тогда как? А в Нью-Йорке и Лондоне?» Уже на смертном одре, приподнявшись на локтях, в беспамятстве кого-то спросил: «А у нас так когда?» Не дождавшись ответа, вздохнул и умолк навеки.
Автобусы, автобусы… Есть и грузовики, но на них поедут те, кто попроще, кто с лопатами.
Легко и изящно исполняет свой долг распорядителя Алла Александровна, зампокойника, просидевшего в нарукавниках на одном месте безвылазно пятьдесят лет. Вот она подбегает к одной группе мужчин и, кажется, что сейчас вытянет кого-то из
