После бури - Фредрик Бакман
На одном из матчей Амат забил три шайбы, но увернулся от силового приема. В раздевалке старшие игроки ехидничали:
– Эй ты, принцесса на горошине, в НХЛ приемы будут покруче!
Когда он вышел из душа, на его месте лежала упаковка с тампонами. Разумеется, это была просто шутка, но с этого все начинается.
На следующем матче его ударили по запястью. Боль была такой резкой, что в глазах потемнело, он принял обезболивающее, но легче не стало, поэтому вечером он нашел в Низине знакомую девчонку, брат которой продавал самогон. Раздобыв ему бутылку, она сказала:
– Если бы брат знал, для кого это, денег не взял бы. Он тебя боготворит! Подумать только, простой парень из Низины пробьется в НХЛ!
Амат покачал головой. Девчонка с серьезным видом добавила:
– Брат говорит, богачи хотят тебя использовать. Они помогают только потому, что хотят на тебе заработать. Не позволяй им себя надуть!
– Ладно, – пообещал Амат.
– Не говори «ладно», если не согласен! – фыркнула девчонка.
– Ладно, ладно, ладно, – грустно улыбнулся Амат, а девчонка, так же грустно улыбнувшись в ответ, сказала фразу, которую он никогда не забудет:
– Ты понимаешь, что на тебя смотрят все дети Низины? Если у тебя получилось, то получится и у них. Смотри, не сломайся! Стань звездой! Они знают, что у тебя нет богатого папочки, который сто лет играл в хоккей и покупал тебе в подарок на Рождество коньки, как у всех долбаных приличных детей на Холме. Ты всего достиг сам. Всего! Поэтому парни с Холма тебя ненавидят. А все тамошние девчонки ненавидят нас за то, что мы лучше учимся. Потому что знают: если бы они родились в Низине, то ничего бы не достигли и давно бы загнулись – на них все падает с неба, сами они ничего не добьются!
Девчонка хотела подбодрить Амата, откуда ей было знать, что от таких слов ему стало только хуже. Она лишь подбросила камней в его тяжелый рюкзак. Придя домой, Амат выпил самогона, чтобы уснуть, несмотря на боль в запястье, и спрятал полупустую бутылку в хоккейный баул в шкафу, чтобы мама не нашла, – в последние две недели прятать пустые бутылки было труднее, чем полные.
Амат не помнил, когда ему начали названивать. Сначала один агент, потом другой, а вскоре все новые голоса зазвучали в трубке что ни день. Они утверждали, что его могут задрафтовать в НХЛ. «Могут» быстро переросло в «должны». Амат не учился в хоккейной гимназии, его не пытались переманить в большой клуб, но у него был природный талант. «Ты настоящая Золушка, – говорили агенты. – Пришел из ниоткуда, но пойдешь далеко!» Можешь пойти. Должен. Агенты предлагали подписать контракт, говорили, что можно не волноваться, они «все берут на себя». Амат и прежде таких встречал. Когда Кевин был звездой Бьорнстада, а Амат знал правду об изнасиловании, папаша Кевина приехал к нему на огромной машине и попытался купить его молчание. Эти агенты были такими же, в прошлом году никто не знал о его существовании, а теперь он стал товаром, который можно купить. Он поискал их имена в интернете и нашел множество упоминаний о мошенничестве: одни агенты подписывали контракты с детьми еще до того, как те стали подростками, другие вдруг давали высокооплачиваемую работу тренерам юниоров из маленьких клубов, а те взамен забирали с собой нужных игроков; не обошлось и без родителей, получавших за детей черным налом. Все они уверяли Амата, что они люди честные, врут и мошенничают только другие агенты; но как разобраться, кто из них честный, а кто кидала?
Скоро ему пришлось убрать из баула коньки, чтобы освободить место для пустых бутылок. По вечерам болело запястье, по утрам – голова, в конце концов он вообще перестал подходить к телефону.
Местная газета написала о его шансах на драфте НХЛ, ситуация в раздевалке изменилась, шутки прекратились, теперь все было всерьез. Если он терял шайбу или не забивал гол, раздавался злой смех. Теперь мало было играть лучше всех, от него требовалось стать сверхчеловеком. Голоса в его голове кричали: «Ты обманщик! Всю дорогу тебе просто везло! Не попадались хорошие защитники!»
Лед превратился в зыбучий песок; чем больше Амат старался, тем медленнее двигался. Однажды поздно вечером, когда он в одиночестве тренировался на тренажерах и майка почернела от пота, вахтер извинился и сказал, что ему пора закрывать. Извинился. «Горжусь тобой!» – сказал старик, перед тем как они расстались на парковке. Вахтер всего лишь хотел похвалить его, а вместо этого подкинул камней в рюкзак.
Пришла весна, снег растаял, и каждый сантиметр обнажившегося асфальта приближал июньский драфт НХЛ. Амату снились кошмары, он просыпался от того, что из носа шла кровь, у него начались мигрени. А вдруг они узнают, что он наврал им про травму? Вдруг его не выберут? Он забивал две шайбы на матче, когда должен был забить три, одну, когда должен был две, а под конец ни одной. Все чувствовали себя вправе давать ему советы, каждый придурок знал, что ему надо делать. Газета писала, что «Бьорнстад-Хоккей» – это «фабрика талантов», а Амат – «продукт местного производства». Как-то раз мама пришла домой из супермаркета и сказала, что его владелец, Фрак, просил ее передать Амату, что, «даже если его выберут в НХЛ, он должен будет отыграть еще пару сезонов в Бьорнстаде! Так будет лучше для него самого! Он должен остаться, Фатима, ему надо развиваться, так ему и передай!» – пересказывала мама с испуганным видом.
– Он говорил о тебе так, будто ты… товар в его магазине… будто у тебя есть штрихкод.
В ту ночь, лежа в постели с ноутбуком, Амат прочитал в интернете, что, если его выберут на драфте, Бьорнстад получит от НХЛ триста тысяч долларов. Триста тысяч долларов. А еще он прочитал вот что: «После драфта клуб НХЛ вместе с агентом игрока часто дают игроку возможность сыграть несколько сезонов в какой-нибудь малой лиге, прежде чем его возьмут в Северную Америку». Поэтому Фрак так и сказал, Бьорнстад хотел заработать на Амате, но при этом ему придется играть за них и побеждать. Мама права. Он всего лишь товар со штрихкодом.
* * *
Поезд остановился, вошла группа мальчиков лет пятнадцати. Мая вернулась из туалета и уставилась на них, потом опомнилась и покраснела. Когда она села на свое место, старик оторвался
