Комитет охраны мостов - Дмитрий Сергеевич Захаров
На сей раз люк капитулировал перед Залиной. За ним открылась комната-склеп со столь низким потолком, что Никите с его не особо выдающимися 172 см роста пришлось пригибаться. Квадратная камера три на три метра, казалось, целиком состояла из железа и размазанной по нему масляной краски цвета водорослей. На общем фоне выделялся только чёрный дисковый телефон, поставленный в ближайший к двери угол. Он казался деталью реквизита из какой-то другой постановки, случайно забытой на сцене.
— Прямой провод с адом, — под нос себе пробормотал Никита.
Он уже был в курсе обычая местных следователей проводить допросы, беседы и что там у них ещё заведено — в подобных местах. Это объяснялось вроде бы отсутствием в полицейской части Квадрата хоть каких-нибудь переговорных комнат и наоборот — наличием изрядного количества незадействованных камер на расстрельных этажах. То, что именно здесь окончательно решался вопрос иностранных агентов своего времени, Никите значительно, с некоторой профессиональной гордостью рассказал его первый следователь — тот, что вёл дело братьев Давидсонов и «Красфлайта». Этот весёлый краснолицый парень с перстнем «ЛАДО» радостно складывал в дело болтливые рассказы Никиты — тогда ещё совершенно шарахнутого новыми возможностями молодого репортёра-долбоёба. Он же устроил журналистскому дарованию целую экскурсию с пояснениями, кто, кого и в какой камере. Оказывается, в Квадрате этим многие интересовались. Никита тогда вошёл в выкрашенный блескучей коричневой дрянью застенок, потоптался и вдруг наткнулся взглядом на небольшое матовое пятно рядом с металлическими нарами. Оно было похоже на обкусанную убывающую луну. Серая пуговичка. Сколько ей лет, спросил себя Никита. Не могла же она с тех пор? Не могла. Но казалось, что прямиком оттуда.
Эта фантомная недолуна потом преследовала его ещё несколько месяцев.
Следователь Залина заняла один из двух металлических стульев. На металлический стол она шлёпнула два принесённых с собою листка.
— Подпишите, что предупреждены об ответственности за сообщение заведомо ложной информации, — сказала она.
Никита подписал.
— Садитесь, чего стоите?
Железо было ледяное. Никита сел — и тут же вскочил.
— Как хотите, — сказала следователь.
Она-то как на этом сидит?
— Когда вы познакомились с Еленой Ружинской?
— С кем? — вполне искренне удивился Никита.
— Вы плохо слышите? — уточнила следователь Залина, уставившись на стоящего перед ней Никиту и, выставив в его сторону свои огромные губы, словно готовилась целоваться взасос. — С Еленой Ружинской из «Комитета охраны мимоз»?
— А что, уже есть и такой комитет? — всплеснул руками Никита.
Он старался ни одним движением не выдать ужас по поводу Ленки, который уже начал жрать Никиту изнутри.
— Ну так вы и расскажите.
Следователь Залина на этих словах нехорошо улыбнулась, но Никита только развёл руками.
— О Бахраме Гулиеве вам уже не интересно? Меня о нём звали говорить.
— Не-а, не интересно. А вам самому не надоело? Всех подряд выгораживать?
— С чего вы взяли, что я кого-то выгораживаю?
— Трусите сказать?
Никита ухмыльнулся.
— У меня на голове четыре шитых шрама, — он провёл от виска к затылку, демонстрируя прореженные волосы. — Это за расследование по лесозаготовкам в Курагинском. Мне три раза обещали ноги переломать — те, кто в самом деле ломают. Думаете, вас боюсь?
— Боитесь кого-то, раз молчите.
Залина встала и пошла к двери. Никита направился за ней.
— Нет, — остановила его девушка в синем, — вы пока посидите и подумайте. Я скоро вернусь.
Никита офонарел.
— Я что, задержан?
— Кто вам такое сказал? — недобро улыбнулась Залина. — Просто подумаете над своим поведением.
— Я тогда зову адвоката.
— Да зовите.
Залина отодвинула дверь и стала вытекать в открывшуюся коридорную щель, Никита попробовал пододвинуть её локтем, чтобы протиснуться следом, но получил неожиданно мощный толчок — и отступил.
— За нападение на сотрудника при исполнении сядете, — выдула в лицо Никите нежное следователь Залина.
Дверь захлопнулась, и Никита остался в камере.
Телефон, понятное дело, здесь не ловил. И без того виртуальный адвокат лопнул мыльным пузырём.
Никита ошалело огляделся, не узнавая коричневое блестящее гетто, внезапно его обступившее. Он никогда не думал, что его могут закрыть. Это как-то просто не приходило в голову, было вынесено за все возможные скобки. Да, кого-то рядом, бывало, хватали, да вот того же Баху. Но с Никитой такого не могло произойти. Почему? Ну это же дикость какая-то! Это же никому не выгодно, закрывать журналиста-расследователя. Всем же будет понятно!
Он всегда так думал. Но вот кому это «всем», Никита? Кому будет до этого дело, малыш? Что, весь город уже вышел на защиту «Комитета»? А может быть, тебе кажется, что ты лучше этого самого «Комитета»? Ну так, по-честному?
Вот ты уверен, что в Красноярске ещё не сажали расследователей. Но, может, ты просто невнимательно смотрел и не то читал? И потом. Вот в других городах сажали — и ничего. Так почему бы тебе не стать здесь первым? Ты же хотел быть первым?
Но даже если бы Никита вдруг взял в голову, что его могут однажды скормить «эшникам» или ретивому следкомовцу, он бы никогда не поверил, что его можно просто сунуть в камеру — без предупреждения, без предварительных угроз.
— Ну ты чего, — сказал бы он с издевательской улыбкой любому, кто высказал бы такое предположение, — всё равно есть правила игры…
Да-да, Никита. Правила игры.
Он сел на холоднющий стул и попробовал собрать мысли в горстку. Ничего не выходило. Вместо этого Никита только затравленно озирался по сторонам и вынимал из себя как занозы впивающиеся трусливые озарения: боже мой, я же ничего с собой даже не взял, даже зарядку для телефона. Я же не знаю, как тут ходить в туалет! Чёрт, а как быть, если…
Он очень быстро впал в тревожный одуряющий тремор, который взбалтывал любую мысль. Ужас паучьим шагом спустился с нависающего низкого потолка и присосался к шее, подмышкам, ногам.
Никита взялся ходить туда-сюда, надеясь хоть немного сбить пульс, но ходить на самом деле было некуда. Это оказалось совершенно бессмысленным упражнением, и голова была проиграна ужасу совершенно бесповоротно.
Никите показалось, что навалившийся на него кромешный пиздец длился много часов. Но на самом деле дверь камеры снова открылась уже через 40 минут. Даже через 37. Следователь Залина вошла с полуулыбкой превосходства на лице. То ли она имела возможность
