Макар Последович - С тобою рядом

- Позавчера.

- Как они там?

- Здоровы. Недавно ездили смотреть, как строится дача.

- Ну, то и хорошо. А Антон, говорят, бушует на своей родине. Запас на зиму сена, окончил уборку хлеба. Сам не спит и другим не дает. Колхозники хотят к твоему приезду закончить дом для вас. Боятся, что Корницкий бросит их и вернется в город.

- Они его еще не знают!

- Дети, говорят, обжились. Очень им понравилась землянка...

- Ничего. Я скоро их вывезу. Только б добраться до Пышковичей.

- Доберешься. Я тебе дам своего "козлика"...

Неожиданный приезд Полины Федоровны взволновал Корницкого. Он только что пришел в поле, чтоб посмотреть, как идет сев ржи, и вскоре примчался на коне Костик.

- Дядька Антон! Там приехала тетка Поля.

- Приехала?! - весь встрепенулся Корницкий.

- На легковой машине.

- Ух ты, даже на легковой?! Лети скажи, что сейчас буду.

Он разгонистым шагом и бегом направился к деревне. Прямо по полю, где колхозники лопатами растряхивали сухой торф, на нескольких плугах уже запахивали унавоженное поле. Все колхозники удивленно поглядывали, как быстро, почти не обращая ни на кого внимания, мчался в деревню председатель. По дороге ему повстречался Калита. Недоуменно остановился.

- Что такое, Софронович? - спросил он.

- Поля приехала! - отмахнулся от него Корницкий.

- Порядок! Теперь тебя не потянет из Пышковичей!

Корницкий его уже не слышал. В глазах появилось что-то по-мальчишески озорное. На дороге увидел дернину, разбежался и ударил, как футболист, ногой. Дернинка взлетела вверх. Две женщины, перетряхивающие торф, удивленно переглянулись и пожали плечами.

- В своем ли уме наш Софронович? - сказала одна из них.

Корницкий был уже возле кладбища. Рядом со старыми ровными и покосившимися крестами стояли красные обелиски - могилы солдат и партизан.

Корницкий миновал аллею, и тут сразу предстала перед его взглядом колхозная усадьба. Неподалеку от коровника возвышались огромные скирды сена - запасы на зиму. Немного поодаль гудела молотилка, возле которой мелькали люди.

В последнее время в Пышковичах появилось несколько красивых хат и неоконченных новых срубов. На одном из срубов плотники ставили стропила. Дед Жоров, увидев Корницкого, крикнул со сруба:

- Слышал, председатель? Княгиня твоя приехала, а печь мы еще не окончили...

- Обойдемся пока что, дед Жоров.

Около своей хаты председатель увидел темно-зеленый "газик". Шофер, согнувшись в дугу, копался в раскрытой пасти машины. Корницкий весело крикнул ему "день добрый" и бегом вбежал на крыльцо.

Пока Антона Софроновича не было дома, Полина Федорована успела осмотреть и дочек и хату. Все вокруг нее было еще необжитое, неуютное: неоштукатуренные стены, некрашеный пол, три грубые железные кровати, поставленные в ряд, как в казарме. Пышный букет белых ромашек на непокрытом столе еще больше подчеркивал бедность жилья. После привычных, милых сердцу теплых городских комнат все тут было для Полины Федоровны холодным, чужим.

А Надейка, счастливая, что наконец приехала сюда и мать, щебетала:

- Ой, мамка, как тут хорошо! Мы ходим по ягоды и по грибы. Со своими братиками Васькой и Семкой, с Костиком. К нам в землянку часто заходили дядька Миколай, дядька Андрей, тетка Таиса, тетка Ванда... Тетка Ванда намариновала нам много боровиков...

- У нее серебряная партизанская медаль, - перебила Надейку Анечка. Она взяла березовый веник, чтобы подмести хату.

- Брось, Анечка, веник! - строго прикрикнула на дочку Полина Федоровна. - Рано еще тебе им заниматься.

- Почему рано?

- Брось, тебе говорят! - уже со злостью громко прошептала Полина Федоровна. - Завтра поедем домой.

- Так мы ж дома!

- Разве это дом? - удивляя дочерей неожиданно ласковым тоном, заговорила Полина Федоровна. - Тут быстро заведутся прусаки и черные тараканы. Будем спать, а они будут ползать по лицу и кусаться.

- Татка идет!.. - обрадовалась Анечка. - Сейчас я его напугаю.

Анечка бросила веник в угол и притаилась возле дверей. Как только отец ступил в хату, заверещала:

- Стой! Не шевелиться!..

- Ах ты разбойница! - воскликнул Антон Софронович. - Кто это устраивает засады на родного батьку?

- Мама сказала, что мы завтра поедем в город, - выпалила Анечка.

Последних этих слов младшей дочки оказалось достаточно, чтоб ясное и веселое до той минуты лицо Антона Софроновича сделалось хмурым, а ноги словно свинцом налились. Полина Федоровна, наоборот, легко, как девчонка, вскочила с лавки. Самое неприятное, что надлежало сказать ей, сказала Анечка. Полина Федоровна вся прижалась к нему, крепко обняв за шею. Но это была не ласка, горячая радость от встречи, а только видимость ее. Антон Софронович даже криво улыбнулся. Ведь так кидаются обнимать друг друга актеры на сцене, выполняя заученные роли. Что ж, и в жизни иной раз бывает, как на сцене. Вон идут муж с женой, поглядеть со стороны любо-дорого. При людях они ходят под руку, ласково улыбаются друг другу, а останутся наедине - и они уже чужие люди, если только не враги. Стараются не уступить друг другу даже в самой ничтожной мелочи...

Что-то подобное актерской игре чувствовалось теперь и в поведении Полины Федоровны при встрече с мужем. Ему хотелось оттолкнуть ее от себя, прекратить этот противный его душе спектакль с поцелуями, спектакль, который вынуждены были смотреть Надейка и Анечка. Уважая, однако, детей, он усилием воли заставил себя сдержаться, злясь при этом на самого себя.

Полина Федоровна, все еще выполняя заученную роль заботливой матери и жены, доставала из чемодана привезенные угощения, болтала про Василя Каравая, про общих знакомых, только Антон Софронович ее уже почти не слушал. Он думал о том, что как-то Ванда сказала: "Если б она была настоящая жена, так бы она за тобой живая под лед полезла!"

А как переживали колхозники, когда увидели вместе с ним его детей, услышали про скорый приезд Полины Федоровны. Немедленно построить для семьи председателя хату! Он попробовал возражать на правлении, даже грубо обругал Калиту, когда тот внес такое предложение. Однако Калита не обиделся. Переждав, пока кончит Корницкий, он сказал с какой-то холодной убежденностью:

- Ты подумай, Антон, но я хочу быть откровенным. Все это добро, что ты помог Пышковичам достать коней, коров, поссорился из-за колхозной дисциплины даже со Степаном. Но люди тебе не поверят до той поры, покуда ты не построишь себе дом и не привезешь сюда свою семью. Если б, скажем, ты приехал сюда от сухой корки хлеба или тебя за какой нехороший проступок выпроводили из города, тогда б с тобой у нас был другой разговор. А у тебя ж там на сегодняшний день разве что только одного птичьего молока не хватает! Чего, говорят люди, он полез в такую разруху? Может, только позабавляться? Надоест, и ты скажешь всем споим землякам - бывайте здоровы... Нет, Антон, не спорь! Мы хотим только одного: радости! Так что с завтрашнего дня, дед Жоров, принимайся за хату для председателя!

Зачем он тогда проявил слабость, не держался до конца? Может, потому, что у него была надежда на перемену во взглядах Полины Федоровны? Когда он, возвращаясь из Костромы, зашел домой, жена обрадовалась, отправила с ним даже детей, пообещала, что скоро и сама приедет.

И вот приехала!

Забрать детей и уговорить его вернуться в город!..

Надейка и Анечка давно уснули, а они все еще сидели друг против друга за столом, на котором случайно торчал веник из белых ромашек, освещенный керосиновой лампочкой. Никогда раньше их разговор не утомлял так Корницкого, как сегодня. Полина Федоровна говорила, словно оправдываясь:

- Пойми меня, Антон. Не могу я тут остаться. Трудно мне здесь!..

- Немножко потише! - с тревогой оглянувшись на кровать, где спали Надейка и Анечка, предупредил Корницкий. - Пускай хоть они отдохнут.

- ...За всю жизнь ты не мог придумать ничего хуже для семьи, как эти Пышковичи. Тут же все пропахло навозом. А посмотри на себя! Одна кожа да кости. Спишь только каких-нибудь четыре часа...

- Тебе надо работать, Поля...

- А я разве гуляю? Кто воспитывает твоих детей?

- Говори тише!.. Работать в колхозе.

- Вот как! И на какой должности?

- Должностей много. Хочешь - дояркой, хочешь - в полевой бригаде, сразу успокоишься.

- Во-во! Ты, может, в плуг скоро меня запряжешь!

- Не говори глупостей.

- Я ведь всегда говорю глупости.

- Не хочешь работать в колхозе - присматривай за детьми. Им тут хорошо.

- Это тебе хорошо, а не им! Они мне рассказывали, как им было хорошо. Мыться в черной бане. Самим подметать хату...

- Они уже большие, пускай приучаются к работе.

- А почему это Каравай не приучает своих детей, почему не приучает полковник Курицын? Курицын сразу после войны пошел на пенсию, хоть и мог бы еще работать и работать. Жена здоровая, дочка взрослая, а держат прислугу! Курицына только командует. Хочет - сидит дома, хочет - едет на свою дачу. Чем ты, чем я хуже Курицыных?