Кигель Советского Союза - Юлия Александровна Волкодав
А потом приехал Лёнька навестить друга. Апельсины привёз и торт «Киевский».
– Для себя выбирал, что ли? – шёпотом усмехнулся Андрей, увидев гостинцы. – Самый сладкий выбрал из возможных? – Голос к нему вернулся, но он всё ещё его берёг, старался разговаривать, не напрягая связки. – Куколка, сделаешь нам чаю?
Зейнаб делала чай, а сама думала, что Лёнька тоже как-то странно выглядит. Необычно притихшим и мрачным. Нет, он тот ещё нытик, но насколько Зейнаб знала Волка, он никогда не был тихим. В общей с Андреем компании он всегда старался перетянуть одеяло на себя, шутил, язвил, что-то рассказывал, особенно если рядом находились женщины. А тут сидят оба молча, цедят чай с таким видом, что впору чашки убрать и рюмки поставить. Если бы не давление Андрея, Зейнаб так и сделала бы.
– Да что случилось, чёрт побери? – не выдержала она. – Вас от работы отстранили, что ли? Званий лишили? Или кто-то умер?!
Оба на этих словах вздрогнули, и Зейнаб поняла, что попала в точку.
– Кто? Кто умер? Что вы от меня скрываете?
– Много кто, – со вздохом произнёс наконец Волк. – Слишком много кто.
И только тогда, спустя почти неделю, Зейнаб узнала, куда на самом деле ездил Андрей. И Волк тоже, чуть раньше его. Лёнька и рассказал ей про концерты в Кабульском госпитале, про невозможность петь, когда перед тобой двадцатилетние инвалиды без рук и ног, иногда одновременно, про неистребимый песок везде – в одежде, в глазах и в горле, – от чего пропадает голос. И, скорее всего, ещё многое не рассказал, потому что Андрей вдруг рявкнул на него во всю силу вернувшегося баритона, мол, не мог бы ты заткнуться, дорогой товарищ, и молча жрать свой торт.
Но даже не тогда они поссорились. Тогда Зейнаб хватило такта промолчать, смириться. В конце концов, Андрей уже вернулся домой, с ним ничего не случилось. Кроме гипертонии. А могло быть гораздо хуже. Поссорились они через несколько месяцев, когда Андрей заявил, что снова едет с концертами в Афганистан. А потом ещё раз. И ещё. И ещё.
***
– Да, конечно! Нет, мы возьмём только по той цене, которую согласовали ранее. Да мне плевать, что доллар вырос. Не будет пересчёта, я сказала. Не устраивает, пусть ищут других покупателей. Я посмотрю, где они найдут клиентов на такую партию. Ой, да успокойся, они к вечеру согласятся. Ну край завтра к утру. Да, перешлёшь мне договор на подпись. В смысле какой? На поставку. Когда они согласятся. Мамочка, всё будет хорошо!
Зейнаб смотрит на дочь, вихрем ворвавшуюся в гостиную, и не понимает, какая часть из сказанного была адресована ей, а какая – неизвестному собеседнику на другом конце Москвы. Марина всё ещё держит телефон в руке, набирает кому-то сообщение. Зато двойняшки, Поля и Оля, вошедшие вместе с ней, сразу кидаются к бабушке.
– А у меня сегодня пятёрка по пению! – радостно сообщает Полина, с ногами залезая на диван.
– Бабушка Зейнаб, а бабушка Зейнаб, а колечки есть?
Это уже Оля дёргает её за рукав. Песочные колечки с орехами Зейнаб всегда печёт к приезду внуков. Но сегодня ей было, конечно, не до колечек.
– Нет, милая, сегодня нет. Орешки со сгущёнкой ещё оставались, будешь? Пойдём, я тебе дам. А как ты получила пятёрку? Вам же в первом классе оценки не ставят.
– Так я «солнышко» получила. Это значит пятёрка!
– Бабушка Зейнаб, а можно с куколкой поиграть?
Это Поля. Ей фарфоровая кукла, стоящая у Зейнаб на самой верхней полке в гостиной, гораздо интереснее, чем орешки со сгущёнкой. Куклу подарили Андрею на гастролях в какой-то из бывших союзных республик. Ручная работа, платье из настоящего шёлка, вышитое бисером, длинные волосы заплетены в косы, глаза густо подведены чёрным. Куклу девочки выпрашивают постоянно, и Зейнаб даёт под честное слово, что не разобьют и не разденут.
У девчонок энергия бьёт ключом – два маленьких смерча, сметающих всё на своём пути. Зейнаб их очень любит, но через час общения неизменно идёт за таблетками от мигрени. С ними только мать может управиться и Андрей. Андрей…
– Отложила бы телефон хоть на минуту, – ворчит Антон, но сестру всё же целует. – Можно подумать, ты нефтью торгуешь.
– Не нефтью, но бизнес требует постоянного внимания, – парирует Марина.
– Да что ты говоришь? А у меня, видимо, не бизнес, а так, бирюльки. Я почему-то могу убрать телефон и пообщаться с матерью!
– Ну ты у мамы всегда лучший и любимый, это понятно!
Зейнаб смотрит на детей и молчит. Отец бы сейчас рявкнул на обоих и заставил прекратить перепалку. Но у неё нет сил влезать в их вечные конфликты.
– Мариш, есть какие-нибудь новости? – тихо спрашивает она. – Ты обещала следить.
– Да. – Марина коротко кивает, ищет глазами пульт от телевизора. – Мы пока сюда ехали, по радио сказали, что папа вышел. Целый и невредимый. И вывел заложников.
– Что?! – Зейнаб всплёскивает руками. – И ты молчишь?
– А ей поставки шампуней и бальзамов для волос дороже, – не остаётся в долгу Антон и нажимает кнопку на пульте.
Искать нужный канал не надо, сейчас все каналы транслируют одно и то же.
– Прекрати! Я сразу сказала, что всё будет хорошо. Папа знает, что делает. Поэтому я просто ждала точной информации. Пока ты сидел тут и распускал сопли.
– Я сопли распускал? Я мать успокаивал, пока ты своими делами занималась! – тут же заводится Антон.
– Андрей!
Зейнаб с трудом себя сдерживает, чтобы не кинуться к телевизору, хотя экран большой и с дивана и так прекрасно видно, как её Андрей выходит из оцепленного здания. Камеры не могут снять крупный план, операторы стоят за оцеплением, но
