Отель «Нантакет» - Элин Хильдебранд
У них с Джей-Джеем были свои шутки, кодовые слова, ритуалы и традиции. Лизбет каждое утро чесала ему спину. Она знала, в какой точке нужно чесать особенно хорошо: внизу справа от тату в виде клевера посередине спины. Зимними воскресными утрами Джей-Джей наполнял для Лизбет ванну, зажигал ароматические свечи и оставлял ей кипу журналов о еде. Пока Лизбет мылась, он шел в «Наутилус» и покупал свежие бейглы с соусом шрирача. Лизбет приходила на кухню в банном халате, и они вместе завтракали, слушая записи старых концертов Брюса Спрингстина. Для них эти воскресные утра были чем-то сродни походу в церковь.
Лизбет думала, что, несмотря на прохладное отношение к браку, когда-нибудь они с Джей-Джеем все-таки поженятся. Она мечтала о кольце с огранкой «маркиз», церемонии на пляже Миакомет, пикнике на морском берегу и танцах в свадебном платье в баре «Чикен Бокс». Они говорили и о детях — им хотелось двоих. В январе две тысячи двадцать первого года у Лизбет случилась задержка, и они с Джей-Джеем были и счастливы, и взволнованы. Беременность была незапланированной — ребенок должен был родиться в сентябре, а значит, весь летний сезон Лизбет провела бы с большим животом. И все же они постоянно улыбались, называли друг друга мама и папа, а будущего ребенка — малыш. Когда через девять недель у Лизбет случился выкидыш, они с Джей-Джеем плакали, крепко обнявшись.
Тем же летом Джей-Джей начал отправлять Кристине неприличные сообщения. Он, можно сказать, сел в бульдозер и снес их метафорическую крепость. Хуже того, он навел Лизбет на мысль, что эту «крепость» она придумала.
Конец их отношений не был для Лизбет прочной платформой, с которой она могла отправиться к новой, другой, лучшей жизни. Он был словно пустырь — будто лучшие годы Лизбет, с двадцати трех до тридцати восьми лет, в сумме пятнадцать, просто исчезли. Она смогла вынести из них лишь тот факт, что по-прежнему жива.
Лизбет допила остатки шампанского из банки и повернулась к Марио.
— Сколько вам лет? Сорок?..
— Сорок шесть.
— Вам когда-нибудь разбивали сердце?
Марио вздохнул.
— В романтическом смысле — нет. Но когда умерла Фиона… — Лизбет вспомнила: Фиона Кемп была шеф-поваром «Голубого бистро». В конце лета две тысячи пятого года она умерла от муковисцидоза. В ресторанном бизнесе Нантакета эту историю знали все. — …И «Голубое бистро» закрылось, мое сердце было разбито. Может, прозвучит пафосно, но это было сродни падению династии. Бистро было лучшим — не из-за еды или местоположения, а благодаря людям. Атмосфера там была такой, словно команда, побеждающая в матче, перед нападением объявила ничью и объединилась с другой командой. Или как множество чудесных каникул в летнем лагере, когда у тебя еще нет водительских прав и тебе не нужно подрабатывать в какой-нибудь закусочной. Все мы знали, что Фиона смертельно больна и заведение держится на божьей воле. И все же ее смерть глубоко потрясла нас. С Фионой умерла наша мечта, частичка души каждого из нас. Поэтому, да, этот остров разбил мне сердце. Настолько жестоко, что я покинул его на семнадцать лет.
Марио взял Лизбет за руку и подвел ее к перилам. Порт величественно покидал паром Управления пароходством — он напоминал плавучее здание с окнами, в которых горел свет.
Марио положил ладони на щеки Лизбет.
— Я хочу поцеловать тебя, — негромко сказал он, переходя на «ты». — Но, думаю, нам обоим стоит проявить осторожность.
Лизбет рассмеялась.
— Не беспокойся, я никогда больше не влюблюсь.
— Понял, понял, — ответил он и потянулся к ней.
Первый поцелуй был невинным касанием губ, мягким и теплым. Затем Марио притянул Лизбет ближе, так, что их тела прижались друг к другу. Он снова поцеловал ее — уже дольше, но все еще осторожно, как бы раздумывая. Третий поцелуй был глубоким, с языком, и уже через секунду они целовались словно люди, которым, несмотря на самые лучшие намерения, суждено влюбиться друг в друга.
Вскоре дело дошло до постели — она, как ни удивительно, оказалась приятно жесткой. Марио не спеша раздел Лизбет. Он поцеловал ее, легко лаская пальцами соски и доводя ее до стонов. Он поцеловал ее чуть ниже уха и прошептал:
— Лизбет, ты так прекрасна.
Вскоре Лизбет поняла, что секс с Марио по сравнению с сексом с Джей-Джеем был чем-то волшебным. Джей-Джей в этом деле напоминал слона в посудной лавке: сила, самоуверенность и ни капли изящества. В постели он был громким и грубоватым. Марио же был нежен и заставлял Лизбет изнывать от желания. Он дразнил ее, ласкал, и ей так хотелось его — она была словно пластиковой тарелкой, готовой расплавиться на плите. Лизбет уже была готова умолять, и тут он наконец вошел в нее. Предавшись блаженству, Лизбет обхватила Марио сильными теперь бедрами. Тот аж вскрикнул, и в этом звуке была нотка покорности, которую Лизбет точно запомнит надолго.
Марио лег рядом с ней, пытаясь отдышаться. Лизбет понемногу приходила в себя — было слишком хорошо.
— Напомни, зачем нам осторожничать? — спросила она.
Марио рассмеялся.
— Сам об этом думаю.
Он посмотрел в потолок, а затем приподнялся, чтобы поцеловать Лизбет.
— Я сказал это, потому что у меня контракт только на один сезон, — продолжил он. — А еще, думаю, ты и сама знаешь: нет никаких гарантий, что отель снова не закроют.
Лизбет дернулась, будто Марио сунул ей уксус под нос.
— Не закроют.
Она поняла, что не уверена в своих словах. Спустя месяц после открытия заполненность отеля составляла около сорока процентов. Лизбет была слишком занята обязанностями управляющей, чтобы переживать из-за этого, как раньше. Терпел ли отель убытки? Да. Бросит ли Ксавьер затею после первого же сезона? Готов ли он
