Японские писатели – предтечи Новейшего времени - Нацумэ Сосэки
В то время Осио Хэйхатиро считал разновидность сокровенного опыта под названием доброе (интуитивное) знание присущим человеку в промежутке между жизнью и смертью. Говорят, что после случившегося он несколько раз бывал в деревне Когава, где собирал деревенских жителей в частной школе Тодзю и читал им лекции об интуитивном знании.
4-й год эпохи правления Тэмпо для Осио Хэйхатиро был примечательным: он закончил в рукописи «Записки из Пещеры Омовения Сердца» и «Сборник бесед о вратах конфуцианства и о пустоте» и издал их; дописав «Записки…», он принёс один экземпляр на вершину горы Асагума в Исэ и там сжёг его, поставив этим актом в известность об окончании книги Великое Божество Небесного Света (Аматэрасу-оомиками). Другой экземпляр он поместил в каменную пещеру на горе Фудзи, как бы принеся его в жертву ради тех людей, которые прийдут туда в будущем. Хотел ли он обессмертить свой дух, или просто принести жертву богам, или, предвидя ущерб от стихийного бедствия, стремился сохранить хоть один экземпляр, — в любом случае он поступал странно.
Осио и далее продолжал со рвением заниматься писательским делом, создав ещё четыре труда. Назначенный волею случая весной 7-го года эпохи правления Тэмпо новым начальником полиции восточного округа Осака Ямасиро Мамору был весьма заурядным администратором; в 4-м году Тэмпо страну поразил страшный голод из-за плохих погодных условий в предыдущие два года, но, несмотря на это, он совершенно не знал, что делать. Факторами, пробудившими Осио к действию и толкнувшими его на поднятие восстания, было, таким образом, массовое бедствие и неумелое управление.
7-й год Тэмпо, когда Ямасиро Мамору вступил в должность, был самым голодным. Осио организовал с ним встречу своего приёмного сына Какуноскэ и через него убеждал открыть амбары и спасти бедствующих горожан, но, хотя тот обещал что-то предпринять в течении 4–5 дней, но ничего не сделал. Снова он послал Какуноскэ, но в ответ холодно прозвучало: «Рис надо посылать в Эдо, так что спасение населения придётся отложить». Тут Осио изменил тактику и обратился к богатым осакским торговцам, намереваясь занять у них денег, чтобы помочь людям, однако Ямасиро Мамору воспротивился этому, запретив богачам давать деньги Осио. Тот очень рассердился и, понимая, что теперь может рассчитывать только на себя, продал всю свою горячо любимую библиотеку, а вырученные средства пустил на вспомоществования. За 1 200 экземпляров ценных книг он выручил 650 рё. Ямасиро Мамору обвинил Осио в саморекламировании. Терпение Осио кончилось, он восстал, что и привело к беспорядкам. Безусловно, Осио не мог оставаться равнодушным, видя непрекращающиеся народные страдания, однако немаловажным фактором послужила и вспыльчивость, присущая его характеру.
Однажды (этот эпизод описан и у Огай) во время лекции о бедствиях в стране Осио пришёл в такое волнение, что схватил жаренную канагасира[157] и в мгновение ока сжевал эту весьма большую рыбу всю — с головой, хвостом и шипами.
У него была жена по имени Ю, выглядевшая монахиней. Она очень любила науки, выучила наизусть «Великое учение» и даже читала на занятиях последователям Тюсая лекции по «Умеренности (Тюё)» и «Историческим запискам», однако случилось следующее. Осио был сторонник неприятия подношений, хоть на 1 сэн,[158] хоть на 1 рин,[159] и вот однажды ей прислали гребёнку, которую она собиралась вернуть, но пока припрятала. Узнав об этом, Осио страшно рассердился и постриг жену наголо, и с тех пор она оставалась с остриженными волосами, как монахиня.
Академические традиции Осио были вполне самостоятельными, именуясь даже «школой Тюсай», однако сам он совершенно очевидно стремился представить их, как позднейшее толкование идей учители Ван Янмина. Прежде всего, поскольку, в соответствии с учением Ван Янмина, в своей душе человек ощущал присутствие святого, благоразумие святого идентично нашему сердцу, и совершенствуясь ради достижения своим сердцем интуитивного знания, мы обретаем чувства святого, — Осио писал о том же.
«Наши глаза не притягиваемы формами, поэтому наша мудрость абсолютна. Видение то же, что и у святых. Наши уши не заглушаемы звуками, поэтому наш слух абсолютен. Слышание то же, что и у святых. Наши рты не стремятся к изыскам, поэтому наш вкус абсолютен. Вкусовое восприятие то же, что и у святых. Знание наших сердец не смущаемо чувствами, поэтому наше божественное знание абсолютно. Изменения те же, что и у святых. Поэтому сказано: следует достигать того, чему учили святые. Дух наших сердец говорит то же, что и святые. Соответственно, учиться у мудрецов необязательно. Обладающие способностями, мы сами будем следовать небу».[160]
Как я уже писал ранее, среди многих особенностей учения Ван Янмина Осио делал особое ударение на Возвращении к Абсолюту (帰太虚). В Китае то же подчёркивал философ Чжан Хэнцюй; сам же Осио подхватил идею, уже высказанную Накаэ Тодзю, и считал, что именно теория Абсолюта является неизбежным логическим следствием «обретения интуитивного знания».
По мысли Осио, когда нам говорят о Небе, мы представляем себе голубые небеса, но Небо не есть только это; Пустота, таящаяся среди камней, или в зарослях молодого бамбука, — то же самое Небо, одно из [проявлений] Абсолюта. Та маленькая Пустота, что находится в нас, ничем не отличается от Пустоты, которой обладают святые. Если кто бы то ни было возжелает вернуться к Великой Пустоте (Абсолюту), [ему следует знать, что] Небо уже пребывает в его сердце. Любой человек, при наличии истинного желания, может достичь пределов святости. «Святой уже сам по себе есть Великая Пустота; Великая Пустота уже сама по себе есть невысказанная святость».
Относительно способов возврата к Великой Пустоте: нет иного, кроме как с чистым сердцем и искренностью полностью отбросить все желания. Расшатать и разрушить всё, имеющее форму. Ведь даже огромные горы трясутся от землетрясения, — по той причине, что они имеют форму. Однако, даже землетрясение не в силах поколебать Великую Пустоту. Именно с пониманием этого, при возврате сердца к Великой Пустоте сперва говорят об истинной «недвижимости» (不動). Иными словами, Великая Пустота есть вечная неразрушимость и неподвижность. Когда сердце вернулось к Великой Пустоте, любые действия и поступки выходят за пределы [категорий] добра и зла, став [результатом] истинного интуитивного
