Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская
— Я верну тебе твою палку, Надя, — шепотом сказала Таня. — Я сейчас тебе ее верну.
Она тихо встала, прокралась мимо ночной воспитательницы, дремавшей на первом этаже, и вышла в сад. Было тихо и прохладно. Солнце еще не взошло, и все выглядело серым, как в кино. Ночь, звезды, огрызок луны, фонари — все посветлело, стерлось. Роса обжигала холодом ноги до самых колен. Далеко прогудел поезд. И так же далеко вскрикнул петух, за ним второй, третий… Таня откопала палку, отмыла ее в бочке под водосточной трубой и прислонила к дереву возле умывальника. Потом она долго ежилась, стучала зубами и вздрагивала под одеялом, поджимая под себя озябшие мокрые ноги, потом согрелась и уснула.
— Палку подбросили. — Таня как раз вышла умываться, когда, намыливая уши и шею, Надя это сказала. — А мне она и не нужна вовсе, мне просто интересно было узнать, куда она могла подеваться. — И, схватив палку и размахнувшись изо всех сил, Надя забросила ее далеко в лес.
Таня молча чистила зубы. Конечно, в другой, обычный день ей стало бы жалко красивую змеистую палку, сделанную руками Глеба, пусть даже на остром конце ее стояло слово «Надя»; может быть, в другой, обычный день она пошла бы в лес после линейки и отыскала бы ее тайком от всех. Но сегодняшний день был не таким, как другие, — с сегодняшнего дня она должна была дружить с самым лучшим мальчиком из тех, каких знала, — с Глебом Огневым. Сам Глеб Огнев хотел дружить только с ней. Другие дни проходили сами собой, а этот день надо было хорошенько обдумать, как прожить, потому что Таня не знала, как надо дружить с Глебом. Можно подойти к Люсе Смирновой и сказать, что она самый лучший друг из всех, какие есть на земле, — и Люся будет всегда заступаться за ее сказки перед Надей и Валей; можно подойти к Вале и отдать ей тети-Валины бусы, а тете Вале сказать, что потеряла, — и Валя не будет мешать ей рассказывать сказки; можно подойти к Тамаре Беляевой и сказать ей, что она чудо как хорошо танцует, — и Тамара станет учить ее танцевать; можно не съесть компот за обедом и отдать его Киселеву, — и Киселев перестанет толкать ее на линейке; можно, в конце концов, подойти к самой Наде и подарить ей новую голубую ленту и сказать, что она самая красивая девочка в детском доме, — и Надя, наверное, перестанет на нее злиться. А вот что сказать Глебу, чтобы дружить с ним? Что лучше всех играет в волейбол и делает упражнения на кольцах? Что кеды у него такие белые, будто он ходит не по земле? Можно, можно сказать бы это, но как сказать, когда говорить-то она с ним нипочем не сможет? Может быть, лучше что-нибудь подарить ему — хорошо бы что-нибудь подарить другу, что-нибудь очень нужное ему, чтобы дружба вышла крепкой. Но что она может ему подарить? Ведь не красные же тети-Валины бусы и не новую же голубую ленту?
Хорошо бы ему подарить перочинный нож с лезвиями или компас на ремешке, который носится как часы. Но где она возьмет это? А может быть, рассказать ему самую лучшую сказку из тех, что она знает? Про русалочку и принца? или Оле-Лукойе? Но ему могут не понравиться сказки, — как-никак он уже перешел в девятый класс! И, подумав так, Таня испугалась, что, если она ничего не сделает, Глеб раздумает с нею дружить и станет дружить с Надей. На завтрак она пошла позже всех — пусть это случится позже, пусть позже он откажется с ней дружить, пусть позже узнает, какая она маленькая и глупая, что она ничего не смогла придумать, чтобы уберечь его дружбу.
За завтраком она не видела Глеба — просто она боялась посмотреть в ту сторону, где он сидел. Зато за завтраком она придумала, что надо сделать для дружбы с Глебом. Она подойдет к Тамаре Беляевой и попросит ее научить танцевать вальс. Она будет учиться изо всех сил каждый день и на прощальном костре сама пригласит Глеба на дамский танец. И будет танцевать с ним так красиво, как сама Тамара, и все будут смотреть на нее, и Глеб, ради которого она будет танцевать так красиво, поймет, что она в самом деле ему настоящий друг, лучше, чем Киселев, лучше, чем была бы Надя. И, придумав так хорошо про Тамару, прощальный костер и дамский танец, Таня весело побежала на линейку. А когда все построились в ряд на тесной дорожке возле пионерской трибуны и Волков, председатель совета дружины, выкрикнул: «Направо равняйсь!» — Таня повернула голову и увидела выступившие из строя белые кеды Глеба и его загорелое лицо, повернутое к ней, и она тоже чуть выступила из строя, чтобы получше его видеть, но в это время Волков захрипел: «Цветкова, Огнев — р-равняйсь!» — и она вжалась в строй, радуясь, что была команда «смирно» и что все послушно стояли смирно и никто не мог оглянуться и увидеть, как она покраснела.
После линейки мальчики, как всегда, удобряли цветы, девочки поливали свои участки. Таня взяла лейку и пошла к колодцу. У колодца стоял Глеб — он доставал ведром воду и разливал в стоящие перед ним лейки. Вокруг него толпились девочки, ожидая своих леек. Тане захотелось бросить пустую лейку и убежать к своей черемухе, но она не убежала. Она подождала, когда девочки с полными лейками разошлись по своим участкам, подошла к колодцу и как ни в чем не бывало поставила пустую лейку перед Глебом.
— Здравствуй, Таня, — Глеб улыбнулся.
— Здравствуй, Глеб, — улыбнулась Таня.
— Покажи мне свой участок, я помогу полить.
Таня чуть не закричала: «Не надо! Если ты польешь мой участок — кончится моя работа, мне нечего будет больше здесь делать, и я не увижу тебя до самого обеда. Ты лучше найди мне где-нибудь дырявую лейку!» Но ничего этого она не сказала, а только молча посмотрела, как Глеб налил три полные лейки, и пошла перед ним с одной на свой участок.
Две ее подковки с солнечными ноготками и две круглые клумбы с разноцветными георгинами они с Глебом полили тремя лейками за три подхода к колодцу. Больше Тане нечего было у колодца делать. Грустно несла она к колодцу свою пустую лейку
