На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова
Помог Славян. Он присел перед девочкой и, погладив ее по спине, что-то тихо сказал. Возможно, он сказал и нормальным голосом или даже громко, вот только Вадим не слышал ничего, кроме этого плача.
Она зашмыгала носом и подняла на него заплаканные глаза…
Что пережил в тот момент Вадим, словами не описать. Он смотрел на нее сверху вниз и никак не мог понять, почему у этой незнакомой, чужой девочки Алины глаза? Почему она так держится за него, словно он ей близкий… родной человек.
Словно он ей брат. Брат? Брат???
— А… А… Аля? — кое-как произнес Вадим.
Девочка протяжно всхлипнула и вновь уткнулась мокрым носом ему в живот. Он смотрел на ее белую косынку, под которой не чувствовалось ни одной кудряшки. Смотрел на костлявые пальчики, намертво вцепившиеся в его пиджак, и никак не мог сопоставить это со своей сестрой.
В считанные секунды он взмок, будто на него ушат воды перевернули. Попытался что-то сказать, но словно забыл русский язык. В голове было пусто, как в холодильнике за три дня до зарплаты. Парень несколько раз глубоко вздохнул и потянул девочку от себя. Она не сразу, но всё же немного ослабила свою хватку. Посмотрела на него снизу вверх, а брат кое-как опустился на колено перед сестрой. У него тряслись руки, и он никак не мог справиться с собой, чувствуя себя жалким и слабым.
Вадим видел перед собой глаза сестры, видел, как на пушистых ресницах дрожат слезинки, как всё еще кривится от плача такое незнакомое лицо, и… проклинал себя.
Это его вина.
Это его вина!
ЭТО ЕГО ВИНА!!!
Он провел ладонью по косынке сестры, не почувствовав под ней волос, вытер бегущую по впавшей щеке слезинку и притянул к себе невесомую девочку. Она очень аккуратно обняла его за шею, и, спрятав лицо на широком плече брата, тихо-тихо всхлипывала.
Это был последний раз, когда Вадим плакал…
Когда Але было не то тринадцать, не то четырнадцать лет, она впервые увидела его спину. Он с полной уверенностью, что находится дома один, выйдя после душа из ванной, стоял на кухне и пил чай у окна. День выдался не из легких, а потому так приятно было пить обжигающий чай в тишине и спокойствии. И тут сзади что-то с грохотом упало. Мозг еще не успел до конца проанализировать этот звук, а тело уже разворачивалось на сто восемьдесят градусов, чтоб уберечь голую беззащитную спину. А в следующую секунду Романов увидел безумные глаза сестры.
Что случилось после, напоминало кошмар. Алька словно сошла с ума. Она билась головой о стену, проклиная себя и мать. То несла какую-то околесицу, то начинала хохотать, и Вадим крутился вокруг нее, не зная, что делать. Он молил Бога о том, чтоб Тот сжалился над Алей и всё это поскорее прекратилось. Он боялся вызывать «Скорую», потому что знал, что ее опять увезут, и не был уверен, что сможет потом забрать свою несчастную сестренку, которой просто не повезло родиться в этой семье.
Ситуацию спасла Изма Изральевна. Она влетела в квартиру, надавала Альке таких оплеух, что на следующий день у девочки болело лицо, благо хоть не до синяков. Пожилая дама хладнокровно загнала ребенка под ледяной душ, и пока у того не прояснился взор, не выпускала из рук, держа Альку за волосы. Вадим бы так не смог.
Его трясло так, словно он находился под напряжением. И даже когда Изма Изральевна с рук на руки передала ему сестру, он всё никак не мог успокоиться. И тогда соседка отвесила ему звонкую пощечину. Как-то странно, но в тот момент парень не почувствовал боли от удара, а вот от звука немного оглох.
Алька плакала без остановки. Тихо так, даже не всхлипывала, лишь вздыхала протяжно. Вадим на нее не смотрел. Они так и не поговорили в тот день. Даже полусловом не перемолвились. На ночь он как обычно укрыл сестру одеялом и пожелал спокойной ночи. Она смотрела на него, словно что-то хотела сказать или спросить. Вадим сделал вид, что не заметил этого вопрошающего взгляда.
Сам долго ворочался, пытаясь уснуть. Пару раз будто проваливался в сон, вернее в кошмар, где Аля сходила с ума, и в ужасе выдергивал себя в реальность. Промаявшись полночи, наконец, уснул. Когда же проснулся, долго не мог поднять онемевшую руку, глянул, и ком встал поперек горла: Алька, свернувшись калачиком на краю кровати, спала в обнимку с его рукой и выпускать ее не собиралась. Парень провел по черным волосам сестры. С того самого дня она красила волосы в темный цвет, и кудрей больше не было. Волосы как будто подчинились требованиям хозяйки распрямились и больше не скручивались в локоны.
«А жаль, такая красота была»,—подумал Вадим.
К вечеру следующего дня приехала знакомая Измы Изральевны — психиатр одной из клиник. Задала всего несколько вопросов Але, чиркнула пару строк у себя в блокноте, а потом отозвала Вадима на кухню.
— Я выписала лекарство для вашей сестры, но… это на крайний случай. На тот момент, когда с ней происходит то, что было вчера. Уколы ставить умеете? — спросила врач.
Романов кивнул.
— Не даю в таблетках, так как девочка очень трудная. Вы должны быть крайне осторожны. Не давите на нее, не повышайте голос и уж тем более не поднимайте руку. В силу того, что с ней произошло, у нее могут возникнуть проблемы в общении с противоположным полом — это раз. Второе, у Али тягчайшее чувство вины перед вами, поэтому никогда ни в чем ее не обвиняйте. У девочки суицидальные наклонности, причем это тот случай, когда не получается один раз, попытается еще. Я знакома с вашей ситуацией, поэтому скажу как есть. Если вы окружите Алю заботой и теплом, то со временем она выправится. Если же нет… Ну, сами понимаете... Ей не нужно
