Михаил Анчаров - Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь
Имя Кайя - египетское имя. Я спросил, откуда она знает язык этого народа, она не ответила. Она была очень молчалива.
А потом все погибло".
Глава 31
СОШЕСТВИЕ ПРОФАНА
Может быть, все и прошло бы тихо и академически и тексты, опубликованные бульдозером, тщательно изучили бы подходящие специалисты, но словечко "Атлантида" выпорхнуло, спутало все карты и стало творить чудеса.
- Надо позвать Сапожникова на диспут, - сказал Глеб Мамаеву и Филидорову.
Филидоров тихонько собирался, стараясь не разбудить Сапожникова, а Аркадий Максимович кормил Атлантиду.
- Все, что Сапожников утверждает, вроде часть какой-то огромной картины мира.
Вам не кажется?
Профессор Мамаев начал зеленеть, а Филидоров ответил:
- Кажется… Но это какая-то не наша картина.
- Вот именно! - шепотом воскликнул Мамаев.
Но Филидоров отверг подсказку и разбудил Сапожникова:
- Скажите, Сапожников, а вы случайно не марсианин? - Он толкнул его и разбудил совсем. - А?
- Я бы сам хотел это знать, - отвечал Сапожников.
Потонувшая Атлантида-проблема одиозная. Имеет бешеных противников, а также сторонников со страдальческими лицами.
Противники стоят твердо - цивилизация возникла среди кроманьонцев тысяч девять лет назад, раньше этого - никаких следов. Это правда. Они только не могут объяснить, откуда у кроманьонца возник современный мозг, когда в нем еще не было нужды.
Приходилось либо допустить, что мозг возник по своей собственной программе, независимо от работы, чур меня, чур, либо отнести цивилизацию туда, где не было никаких следов. Да и потом - откуда взялся сам кроманьонец, поскольку из неандертальцев и питекантропов он явно не произошел - переходных звеньев не найдено, да и времени маловато. Неувязочка.
Этой неувязочкой пользуются наглые атлантологи. Они упорно тычут перстами в научные язвы противников и говорят, что должна была существовать где-то цивилизация, от которой не найдено следов, но во время которой сформировался кроманьонец, одичавший потом до полной забывчивости. Однако когда противники спрашивают - куда же это девались материальные следы этой цивилизации, то сторонники, кроме Платонова описания Атлантиды, ничего реального предъявить не могут. И выходило, что в руках противников факты археологии и истории, а у сторонников - логика и домыслы специалистов пестрых научных профессий. И казалось, что хуже "Атлантиды" для диспута ничего не придумаешь.
Но случай, бог-изобретатель, как сказал Пушкин, тут как тут - и шварк на стол козырную карту из рукава судьбы - пресловутые камни Икки. Несколько тысяч черных камней, твердых, с процарапанными рисунками, да такими, что дух захватывало: хирургические операции и человеки на ящерах катаются. Запахло такой древностью, что и атлантологи скисли. Хотя все роли теперь вроде бы переменились - противники стали греметь логикой, а атлантологи из смельчаков - новыми фактами.
На этот диспут пришли все.
Это был диспут о чем-то более важном, чем проблемы ушедших веков, и чем-то большим, чем склока между специалистами.
Если храмы науки превратятся в обыкновенные церкви, куда мирян приглашают благоговеть, послушать пение жрецов и разглядывать ризы, то это конец всему, и прежде всего - науке. И тогда по прошествии времени снова ереси, а потом снова учить азам и писать мелом на стене - мы не рабы, рабы не мы. Не чересчур ли высокая плата для науки за фанаберию ее служителей?
Мамаев свое войско привел, Глеб - свое.
И странно распределились силы в их войсках. Все категории перепутались, и за них было не спрятаться.
Никакое деление не проходило по привычной шкале примет. Не отцы и дети, не физики и лирики, не естественники и гуманитарии, но специалисты и дилетанты и так и далее - как ни раскладывай, а все получалось это "не-не", и ни одной внешней приметы не угадывалось. Каждый лагерь имел непонятно смешанный состав, и все же два лагеря стояли друг против друга перед закрытой дверью.
Мамаев свое войско привел. Глеб - свое.
Сначала отстаивали протокольные права - кто имеет право что-то утверждать, а кто не имеет - и махали дипломами.
- Ну хорошо… плевать мне - было государство Атлантида или нет. Оставим! Меня интересует, соединял сухопутный мост Европу с Америкой или нет? - это из лагеря Глеба.
- Нет!
- Докажите!
- Докажите обратное?
- А почему именно он должен это доказывать?
- То есть?
- Он утверждает - Атлантида была, вы его за это обвиняете… Вот и докажите свое обвинение… Как в суде.
- Здесь не суд! - это уже опять из мамаевского лагеря.
- Это не суд, но это дуэль аргументов. А дуэль вещь непочтительная. Нельзя, чтобы один был в латах, а другой был голый.
- Никто этого не требует!
- Требует. Давайте мы с вами напечатаем статьи под псевдонимами и без ученых званий?
- Это смешно!
- Я тоже так думаю, - сказал Глеб. - Вы не решитесь… Это касается и Мамаева.
- Профессора Мамаева! - крикнули ему.
- Мамаева, - сказал Глеб. - На равных так на равных… Каждого, кто занимается Атлантидой, обвиняют в шарлатанстве.
Потом Глеб повел атаку на систему аргументов профессора Мамаева. Глеб сказал:
- У профессора Мамаева доводы ребяческие.
- Что? - приподнялся профессор Мамаев.
- Детский лепет… - сказал Глеб. - Видите ли - как они могли рисовать динозавров, если они их не видели? Детский лепет, а не аргумент… А вы их видели, профессор? А ведь рисуете… Да и во всех музеях Георгий Победоносец динозавра бьет и прочие Персей и Андромеды. Вы скажете, что это мифы? Ну и что?
У нас, видите ли, могут быть свои мифы, а у них не было! А откуда вам это известно? Если известно - сообщите откуда. Доказывать надо. А горлом в науке не возьмешь.
- Вот именно, - сказал Мамаев.
- Что вот именно? - спросил Глеб. - А это, по-вашему, аргумент? Динозавры, видите ли вымерли до появления человека. А кто рыбу целаканта поймал недавно?
Или такой довод - у нарисованного динозавра по спине гребень, а науке такие неизвестны. А то, что этот же целакант, оказывается, не икру метал, как порядочная рыба, а яйца нес, - это науке было известно, пока не увидели? Ей-богу, вы нас за дураков считаете… И действительно мы дураки… Мы пытаемся думать, сопоставлять факты, вами же добытые, а нам говорят "цыц!" и пишут статьи под названием "Дискредитация науки". Науку могут дискредитировать только статьи с таки названием:
- Ближе к делу!
- Дайте ему говорить!
- Когда выступает специалист, - продолжал Глеб, - то люди ждут, что он сообщит нечто известное только ему и тем сокрушит выдвигаемую гипотезу. И научное звание - это только аванс доверия к тому, что он скажет. Но как только он вступает в область здравого смысла, тут уж извините, тут специалист тот, у кого голова на плечах. Все остальное возня самолюбий. Науку не могут оскорбить дилетанты, науку могут оскорбить только дураки.
- Вы не учитываете общественного вреда, который приносят непроверенные сведения! - одним духом выкрикнул Мамаев.
- Учитываю. Я об этом и говорю… когда в философском словаре четко написано, что кибернетика и генетика это лженауки, придуманные буржуазией, - для сведения - хотя писали их не дилетанты, а профессиональные ученые. Это не ваши статьи?
- Нет, не мои, - сказал профессор Мамаев. - Не надо заниматься демагогией.
- И я говорю, не надо, - сказал Глеб.
Шумели. Звенел карандаш о графин с водой.
Потом, когда все стихло, профессор Филидоров спросил Глеба:
- Короче… что вы утверждаете? Мы так и не поняли.
- Я хочу сказать, что в науке сам характер разговора имеет общественное значение.
Я хочу сказать, что наука, если она наука, призвана заставлять людей думать, а не благоговеть. Я хочу сказать, что разговор в науке должен происходить на равных, независимо от состава участников, на равных, даже если в нем принимают участие неспециалисты, или не происходить вообще. Потому что неспециалисты в одной области могут оказаться специалистами в другой, - сказал Глеб и с некоторым испугом посмотрел на Сапожникова, как будто сам удивился своей неожиданной позиции.
Вот как Глеб заговорил! Глеб, дипломированный всеми дипломами лидер. К нему стоило прислушаться.
Сделали перерыв.
Многим поведение Глеба казалось неожиданным. Но это так казалось.
Мы упоминали о проблемной лаборатории, для которой Филидоров присматривал сотрудников и которой должен был руководить Глеб. Новому делу нужны были люди, для которых хотя бы в начале работы щедрое мышление было бы привычным. Потом все, конечно, покатится по своим рельсам, но для затравки нужны были свежие головы и, значит, новый, раскрепощенный стиль поведения.
Глеб на этом диспуте бил двух зайцев. Во-первых, Глебу нужно было доверие Сапожникова, который конечно же был на стороне Аркадия Максимовича, и потому Глеб тоже стал на его сторону. Мамаеву кажется, что он защищает основы, а он им только вредит. В глубине души он еще надеется, что камни Икки дискредитируют науку. Надо их проклясть, и они исчезнут. Он думает, что все дело в подходящем проклятии.
