Ал Разумихин - Короткая жизнь
...Утром 13 мая Христо был весел, жизнерадостен.
- Еду, Венета.
- Далеко?
- Как обычно.
Ботев не лгал: все его поездки были связаны с борьбой за освобождение родины. Он не сказал только, куда едет. Он не сказал только, насколько эта поездка опасна. Не хотел Венету тревожить, она кормила Иванку и не должна была нервничать.
Ботев поднял Димитра с земли, поцеловал. Подергал кончик одеяла, в которое была завернута Иванка, высвободил розовую ножку, перецеловал пять крохотных пальчиков.
- Венета!
Обнял жену. При всех. Чего почти никогда не случалось. Прижал к себе, как если бы прижимал нечто хрупкое, что легко сломать.
- Я скоро вернусь...
И ушел. Ему предстоял путь на самый, если так можно выразиться, пик восстания. Ушел в Историю.
...Плицы огромного белоснежного парохода тяжело шлепали по воде. Пароход носил имя "Радецкий", он принадлежал Австрийскому пароходному обществу и шел в Вену, неторопливо поднимаясь вверх по Дунаю, останавливаясь у каждой пристани.
Не успевали матросы закрепить на пристани швартовы, как пассажиры победнее сразу устремлялись к сходням. Палубным пассажирам хотелось поскорее очутиться на борту, чтобы захватить себе место, - не под солнцем, оно уже припекало совсем по-летнему, а в тени, где можно было и закусить в прохладе, и выспаться.
На каждой пристани садились группы сезонных рабочих, обычно безземельные румынские, а чаще болгарские крестьяне, отправляющиеся на заработки в Сербию, в Австрию и даже в Италию. Эти неимущие батраки приносили пароходству дохода больше, нежели привилегированные пассажиры, ведь в третьем классе народу едет всегда во много раз больше, чем в первом.
А этот рейс для "Радецкого" удачен, как никогда. Наплыв сезонников был особенно велик. По десять-пятнадцать человек садились на каждой остановке. Обычные крестьянские парни в овчинных куртках и широких штанах из домотканого сукна. Разве что багажа у них на этот раз вроде как побольше. Видимо, мало надеясь на хозяйский инвентарь, они прихватили с собой собственные лопаты, мотыги и грабли, что именно - рассмотреть было нельзя, все тщательно обвернуто мешковиной и перевязано веревками. Трюм уже переполнен говорливыми, шумными людьми, стронувшимися из родных мест на поиски заработков и счастья.
В первом классе пассажиров совсем немного. Правда, в Журжево к ним присоединились еще два господина. Один из них - видный, высокий красавец с черной ухоженной бородой - сразу привлек внимание капитана Эрландера. Что-что, а у него наметанный глаз, из толпы пассажиров он всегда умел выделить тех немногих, кто заслуживает особого обхождения.
Рейс продолжался. Все как всегда: пассажиры прогуливались на палубе, в салоне официанты накрывали столы к обеду, на корме играли в кости. Но капитану показалось, что на пароходе что-то... Эрландер сам не очень-то понимал, что изменилось на пароходе, но чувствовал: что-то изменилось. Даже в третьем классе пассажиры вели себя не так, как обычно, не пили, не шумели.
Ближе к ночи полил частый весенний дождь, лиловая тьма становилась все непроницаемее. На борту зажгли сигнальные огни, и "Радецкий" прямо посреди реки стал на якорь. Пассажиры стали расходиться из салона по своим каютам. Капитан пожелал гостям "Радецкого" доброй ночи и тоже отправился к себе. все предвещало спокойный и хороший сон.
Спустились к себе в каюту и два пассажира первого класса, поднявшиеся на борт в Журжево, - два брата, Христо и Кирилл Ботевы. Четники, под видом сезонных рабочих заполнившие пароход, тоже укладывались спать. Никто не догадывался, что на пароходе ночуют двести гайдуков, собравшихся на войну.
Ночь. Спят пассажиры. Спят матросы и официанты, кочегары и горничные, спит капитан Эрландер. Не спят лишь помощник капитана в рубке и дежурный матрос на корме. Да еще в своей каюте не спит Ботев, поразивший капитана своей элегантностью.
Тяжело вздыхает приглушенная машина. За иллюминатором поплескивают дунайские волны. Шумит ветер, проносясь над водой.
Христо пишет письмо семье:
"Милая Венета, Димитр и Иванка!
Простите, что я не сказал вам, куда еду. Любовь моя к вам заставила меня сделать это. Я знал, что вы будете плакать, а ваши слезы для меня очень дороги!
Венета, ты - моя жена и должна меня слушаться и верить мне во всем. Я просил своих друзей не оставлять тебя, и они должны тебя поддержать. Бог меня сохранит, и, если я останусь жив, мы будем самыми счастливыми людьми на свете. А если погибну, то знай, что я, после родины, больше всего любил тебя,- поэтому береги Иванку и помни любящего тебя
Христо.
17 мая 1876
"Радецкий"".
На обороте он надписывает: "Это письмо передать жене моей Венете Х. Ботевой, в Бухаресте".
Затем пишет заметку о высадке четы в Болгарии. Заметку эту он отправит завтра для тех газет, которые пожелают известить своих читателей об этом событии:
"Сообщение.
Двести болгарских юнаков под предводительством Христо Ботева, редактора газеты "Знамя", органа революционной партии, захватили сегодня австрийский пароход "Радецкий" и принудили переправить их через Дунай. Они сошли на правый берег между городами Ряхово и Лом, подняли знамя с надписью "Свобода или смерть" и выступили на помощь своим восставшим братьям-болгарам, которые давно борются против пятисотлетнего угнетения за свою человеческую свободу и народные права. Они верят, что цивилизованные европейские народы и правительства подадут им братскую руку помощи".
Еще он пишет обращение к капитану Эрландеру, не желая подвергать неприятностям человека, пусть даже поневоле оказавшему ему услугу. Пишет по-французски, чтобы обращение легко прочли и в Вене, и в Париже.
Теперь, кажется, все. Ботев любит законченность в каждом поступке. Теперь можно действовать. Кроме Ботева, никто не знает, где высадится отряд.
Занимается рассвет, за окном бегут голубые тени.
Христо трогает за плечо брата. Крепко спит. Молодость!
- Кирилл, пора!
Тот вскакивает. Вопросительно смотрит на брата. Нет, уже не на брата, а на воеводу, под чьей командой он пойдет в бой.
- Иди к нашим, пусть начинают готовиться к высадке.
Спят еще пассажиры, спит капитан Эрландер, но матросы уже драют палубу и на кухне орудуют повара.
Кто-то из матросов будит Эрландера:
- Господин капитан! Идите скорей! Там пассажиры третьего класса заняли кают-компанию второго класса. Они вооружены...
- Что?!
Капитан, застегивая на ходу китель, поспешает во второй класс. Дверь в кают-компанию заперта изнутри. Он выходит на палубу и снаружи заглядывает в иллюминатор. В кают-компании происходит нечто странное. Там люди... переодеваются. У них действительно ружья. Неужели собираются грабить пароход?
Чья-то рука ложится на плечо капитана. Эрландер оборачивается. Как будто он видел этого человека. Но вчера, в толпе пассажиров третьего класса он выглядел смирным батраком, а сейчас... Фуражка, куртка, перетянутая ремнем, за поясом пистолет.
Солдат, а не крестьянин.
- В чем дело?
- Вас зовут в рубку.
- Кто?
- Воевода.
Говорится без угрозы, спокойно и достаточно вежливо. Что ж, в рубку так в рубку...
Там кроме помощника чернобородый господин, тот самый, что вчера произвел на него приятное впечатление. И вновь метаморфоза! Прямо маскарад какой-то: на нем темно-синяя куртка с золотым шитьем на обшлагах и воротнике, эполеты, брюки с лампасами, лакированные сапоги, на голове барашковая серая шапка с белым пером и кокардой в виде золотого льва и надписью "Свобода или смерть".
- Вам нет причин волноваться, капитан.
- Кто вы такой и что здесь происходит?
Незнакомец достает из-за обшлага сложенный листок и подает Эрландеру.
- Все, что я мог бы сказать, изложено здесь письменно. Это позволит снять с вас любые обвинения.
Бородач - может быть, и бандит, но обращается, надо признать, с предельной вежливостью. Эрландер с некоторым облегчением читает поданную бумагу:
"Капитану и пассажирам парохода "Радецкий".
Господин капитан!
Господа пассажиры!
Имею честь объявить вам, что на борту находятся болгарские повстанцы и я имею честь быть их воеводой.
Продав свой скот и земледельческие орудия, не жалея усилий, пожертвовав всем своим имуществом, отказавшись от всего, что нам дорого в этом мире, приобрели мы (без ведома и несмотря на преследование властей страны, нейтралитет которой мы всегда уважали) то, что нам было необходимо, чтобы прийти на помощь своим восставшим братьям, храбро сражающимся под знаменами Болгарского льва за свободу и независимость нашей дорогой родины - Болгарии.
Мы просим господ пассажиров не тревожиться и сохранять спокойствие. Что же касается вас, господин капитан, я, к сожалению, вынужден предложить вам передать пароход в мое распоряжение до нашей высадки, одновременно предупреждая, что малейшее ваше сопротивление поставит меня перед печальной необходимостью применить силу и, против своего желания, отомстить за отвратительное происшествие, имевшее место на пароходе "Германия" в 1867 году.
