Болеслав Маркевич - Марина из Алого Рога
— И она?… голосъ дрогнулъ у графа.
— Она?… Elle m'a envoyé paître [23], что мнѣ слѣдовало предвидѣть, и что я въ сущности и предвидѣлъ… и всетаки полѣзъ, потому что, какъ говоритъ Байронъ: who, alas, can love and then be wise! [24] или какъ въ русской пословицѣ: что у каждой старухи есть своя прорва…
Какъ ни мало былъ расположенъ къ веселости Завалевскій, онъ не могъ не засмѣяться.
— Vous auriez du être plus généreux! воскликнулъ не безъ горечи князь:- не годится Цезарю глумиться надъ Помпеемъ!…
— Это ты меня Цезаремъ называешь? воскликнулъ, въ свою очередь, графъ.
— Тебя!… И ты отрицать это даже права не им
23; ешь, потому тебѣ въ этомъ признались прямо, въ лицо!…
Завалевскій, не отвѣчая, склонилъ голову, словно пойманный въ преступленіи.
А пріятель его пояснилъ съ какимъ-то злорадствомъ, наслаждаясь его растеряннымъ видомъ:
— Сегодня, между семью и восемью, въ саду, за пять минутъ предъ нашимъ съ отцомъ ея возвращеніемъ сюда!
— Ты видѣлся съ нею? быстро подошелъ въ нему графъ.
— Видѣлся!
— И она тебѣ сказала?…
— Не сказала ничего, я самъ угадалъ*.. Угадать было не трудно, — elle n'avait pas figure humaine! [25]
— Боже мой, вѣдь это безуміе! вырвалось отчаянно у Завалевскаго.
— Безуміе, подтвердилъ съ ироніей князь:- и я говорилъ ей, что это безуміе, и она лучше обоихъ насъ знаетъ, что это безуміе… И поэтому мнѣ безконечно жаль ее! завизжалъ онъ внезапно на самыхъ верхнихъ нотахъ своего голоса, — потому что она прелестнѣйшее существо на свѣтѣ… et que je l'aimerai, quoiqu'elle m'aie envoyé paître, jusqu'à la fin de mes jours!…
И Пужбольскій, безсильный сдерживаться болѣе, пустилъ сигарою своею въ стѣну. Ударъ попалъ въ большую гравюру съ Рафаэлевскаго Преображенія… Треснувшее стекло слабо зазвенѣло…
— Не вели вставлять новаго! воскликнулъ онъ, вскакивая съ мѣста:- пусть это останется на вѣки у тебя памятью того дня, когда ты безжалостно оттолкнулъ восхитительное Божіе созданіе… pour l'amour de laquelle я готовъ бы былъ, кажется, me faire capucin и всю жизнь глотать деревянное масло!… Теперь bonsoir потому что весь мой запасъ хладнокровія выдохся и мнѣ опять надо четырнадцать разъ обѣжать садъ.
Онъ быстрыми шагами направился въ двери. Завалевскій кинулся за нимъ, схватилъ его за руку.
— Не до буфонствъ, Пужбольскій!… Ты мнѣ скажи, — ты ее видѣлъ, — какъ нашелъ ты ее?
— А такую я ее нашелъ, отвѣчалъ князь послѣ минутнаго молчанія, — что на первый даже взглядъ недобрымъ чѣмъ-то на меня повѣяло… On ne sait pas, que diable! Особенно теперь, когда они со своимъ "прогрессомъ" такъ устроили, что жизни человѣческой три гроша цѣна!… Я ей прямо далъ почувствовать, что она… что это… А она подняла на меня свои божественные глаза и говоритъ мнѣ: "смириться надо, не роптать…"
Подъ рѣсницами Завалевскаго набѣжали слезы. Это были его слова!… Не одну себя, всю свою гордость повергала она къ его ногамъ…
Онъ зашагалъ опять по комнатѣ въ невыразимомъ волненіи.
— Вѣдь это же невозможно, Пужбольскій, это было бы преступленіемъ… Вѣдь я чуть не тридцатью годами ея старѣе, вѣдь она мнѣ во внучки годится!… Что общаго между этою молодою жизнью и мною?
— Что общаго? крикнулъ на него князь. — А то именно, что она тебѣ не дочь, а внучка выходитъ!… Дѣти объявили насъ трутнями и болванами, которые инаго дѣлать не умѣли какъ in's Blaue къ звѣздамъ парить, и похѣрили они заодно и звѣзды, и насъ… А внукамъ въ отцовскомъ болотѣ нестерпимо темно стало… Звѣздъ опять проситъ молодая жизнь, — довольно ей блудящихъ огней… свѣтилъ проситъ, de vraie astres au ciel!… И ты ее не понялъ… не понялъ! завизжалъ онъ, схватываясь за волосы:- куда же ей, къ кому, гдѣ свѣтъ, гдѣ тепло? Развѣ не видишь ты qu'elle a l'étincelle divine! А кругомъ ея что, что?… Nous les savons par coeur les продукты современнаго огорода, le передовой акцизный чиновникъ, et le либералъ-офицеръ генеральнаго штаба!… Развѣ того душа ея проситъ? Вѣдь она же не меня, тебя она избрала, — чуть не рыданіе послышалось въ горлѣ бѣднаго Пужбольскаго, — умѣла же она понять!… А онъ не можетъ, не хочетъ!…
И Пужбольскій, внѣ себя, цѣпляясь дорогой за стулья и столы, побѣжалъ въ свою комнату, расположенную въ противоположномъ концѣ дома.
Черезъ четверть часа пришелъ въ нему Завалевскій… Бесѣда друзей на этотъ разъ продолжалась далеко за полночь… Имъ въ голову не могло прійти, что въ это самое время происходило во флигелѣ, занимаемомъ господиномъ Самойленко…
XX
Какъ туча грозный вернулся изъ сада Іосифъ Козьмичъ… Къ немалому своему удивленію, онъ засталъ у себя въ столовой, чрезъ которую проходилъ онъ въ кабинетъ, Вермана, котораго ожидалъ никакъ не ранѣе завтрашняго дня. "Монополистъ" сидѣлъ за обѣденнымъ столомъ и жадно доѣдалъ какую-то поданную ему половину холодной индѣйки…
— Извините, что безъ васъ распорядился, многоуважаемый, объяснилъ онъ хозяину, — чуть съ голоду не умеръ просто…
— Не застали генерала? коротко спросилъ тотъ.
— Утромъ въ городъ уѣхалъ, какъ нарочно, — и со всѣмъ семействомъ… Хлѣба куска тамъ достать не могъ, повѣрите!… Вернулся въ вамъ и…
— Неудачный для васъ день! отрѣзалъ господинъ Самойленко.
— А что? поднялъ на него глаза Верманъ, встревоженный его тономъ.
— Что! — Пошелъ вонъ! обернулся главноуправляющій въ прислуживавшему гостю слугѣ. — Мимо проѣхало, — вотъ что! объяснилъ онъ Верману, едва остались они вдвоемъ.
"Монополистъ" только глазами заморгалъ, — онъ не совсѣмъ сообразилъ еще.
— Не продаетъ, — понялъ ты? крикнулъ ему Іосифъ Козьмичъ.
— Какъ не продаетъ? даже поблѣднѣлъ слегка Верманъ.
— А вотъ такъ, что ему большія деньги не нужны теперь…
— Да вѣдь онъ самъ же, говорили вы, въ шею гналъ васъ, чтобы деньги ему скорѣе?…
— Ну, а теперь не нужно!… Въ маломъ, говоритъ, масштабѣ думаю… Да вретъ онъ, — не то совсѣмъ, вретъ! захлебывался г. Самойленко, расхаживая по комнатѣ, какъ въ клѣткѣ разъяренный левъ.
— Сомнѣвается — полагаете? смекнулъ "монополистъ"- и выронилъ вилку изъ рукъ.
Іосифъ Козьмичъ внезапнымъ оборотомъ сталъ стоймя предъ нимъ, весь багровый.
— Змѣю за пазухой выростилъ я, пропустилъ онъ сквозь спиравшееся отъ гнѣва горло, — оттуда идетъ, понимаешь?…
Верманъ не на шутку перепугался.
— Выпейте, выпейте, многоуважаемый! захлопоталъ онъ, наскоро наливая полный стаканъ воды и подавая ее пріятелю…
Тотъ выпилъ ее залпомъ и — судорожнымъ движеніемъ рванулъ съ себя галстукъ.
— Змѣю выростилъ! повторилъ онъ глухо.
— Никогда того быть не можетъ, не повѣрю, великодушно вступился "монополистъ", — чтобы такая благородная и образованная дѣвица какъ…
— А сегодня утромъ, перебилъ его господинъ Самойленко, — не слышалъ ты самъ, какъ она… Кто тамъ? крикнулъ онъ вдругъ на скрипъ осторожно отворявшейся изъ передней двери.
— Я… Осипъ, отвѣчалъ надтреснувшій голосъ — и въ дверь бочкомъ, сгорбясь, пролѣзла жабообразная фигура хромаго кузнеца:- приходить, сказывалъ Лаврентій, приказывали…
— Приходить! такъ и накинулся на него главноуправляющій, — драть тебя, такъ и то мало!…
— Что-жь драть-то! пробормоталъ кузнецъ, перебирая между пальцами свою неизбѣжную мѣховую шапку, — напрасно, за что драть-то!…
— Напрасно! подбѣжалъ къ нему съ поднятыми кулаками "потомокъ гетмановъ": — а колеса въ тарантасѣ моемъ ты смотрѣлъ?…
— Смотрѣлъ…
— Смотрѣлъ, подлецъ, а что хлябаютъ кругомъ шины, не видалъ?
— Новыя, извѣстно, — ссохлись, объяснялъ Осипъ, конфузливо опуская мѣшки своихъ вѣкъ на глаза.
Іосифъ Козьмичъ такъ и затопалъ на мѣстѣ.
— Такъ на это, распротоканалья ты эдакая, держу я тебя кузнецомъ, чтобы ты, ерепей мерзопакостный…
Голосъ Вермана прервалъ ругательства его на половинѣ.
— Гдѣ у васъ сигары, многоуважаемый? говорилъ онъ, — мои всѣ вышли…
— А вотъ сейчасъ… Погоди меня здѣсь, я съ тобой не кончилъ! крикнулъ кузнецу господинъ Самойленко и направился вслѣдъ за Верманомъ въ кабинетъ.
Дверь за ними затворилась; "хромой бѣсъ" остался одинъ…
Быстро наступалъ вечеръ. Кузнецъ все ждалъ… но дверь кабинета все такъ же оставалась затворенною… никто не звалъ его. Отмороженная нога его затекла, — онъ осторожно опустился на кончикъ ближайшаго въ передней стула, прикорнулъ головой въ притолкѣ и — тутъ же задремалъ…
Часы въ освѣщенной гостиной Іосифа Козьмича только-что отзвонили одиннадцать ударовъ, когда онъ съ Верманомъ вышли туда изъ полутемнаго кабинета, въ которомъ они до того времени переговаривались о неожиданномъ оборотѣ, принятомъ ихъ дѣломъ, и о средствахъ его поправить… Остаться ночевать въ Аломъ-Рогѣ "монополистъ" не согласился: ему, увѣрялъ онъ, необходимо было захватить въ городѣ одного пріятеля, который съ первымъ утреннимъ поѣздомъ собирался въ Харьковъ ѣхать, такъ что онъ его едва застать успѣетъ… Іосифъ Козьмичъ не настаивалъ…
