Завсегдатай - Тимур Исхакович Пулатов
Беков продолжал смотреть на него спокойным, ровным взглядом, и он терялся от этого
— Люди ждут вашего выздоровления командир. Вы слышите их голоса?
Какая-то последняя мысль мелькнула в глазах командира, но тут же исчезла, и взгляд его снова ничего не выражал, кроме тишины.
— Я боюсь, мне страшно оттого, что вы молчите, командир. Что передать людям от вас?
Теперь уже судорога свела лицо Бекова. Но он все же смог собрать силы, чтобы произнести:
— Я хотел добра… Всем… И тебе..
Эгамов бросился на колени, пытаясь взять его руку.
— Вы столько добра сделали! Клянусь вам. И теперь… Вот увидите, все изменится…
Но Беков уже не слышал.
— Не оставляйте нас одних, командир
В дверях появился доктор
Эгамов поднялся и стал пятиться к выходу
Маруф наклонился и поцеловал Бекову руку.
Дверь закрылась за ними. Кто-то крикнул с улицы:
— Да здравствует товарищ Беков!..
Бекову привиделась белая дверь, будто он встал, подошел к ней и стал толкать, пытаясь отворить. Но дверь, тяжелая, гранитная, не поддавалась.
Он бил кулаками, но и звуков не было, все так глухо..
И тогда он напряг все силы, все, что еще теплилось и жило в нем, и навалился на эту дверь с распростертыми руками. Дверь беззвучно открылась, и Беков упал в нечто белое, чтобы навсегда раствориться в нем…
6
Много работы теперь в Гаждиване. Что-то сносится, что-то строится заново.
Везут из Бухары кирпичи, доски. Гаждиванцы делают из этих досок окна и двери для консервного цеха, копают траншеи и месят желтоватую глину.
И еще было у гаждиванцев соревнование, кто быстрее снимет с заборов своих стекла, насыпанные для того, чтобы сосед поранил руку.
Эгамов тоже работает.
Сделал он себе кетмень и теперь долбит ту землю, где была пролита его горячая молодая кровь. И хорошо знает старик, что недаром пролилась его кровь.
Бывшему адъютанту помогает сын его, Маруф. Он никуда не уехал, он остался с отцом. Он тоже знает, каким неимоверным трудом дается счастье. И пусть трудное оно, это счастье, но верное.
…К вечеру в Гаждиван пришла вода. Вначале был слышен только гул — открыли шлюзы, и вода, которую пробурили машины, вдруг хлынула, перекатывая камни, заливая все, что годами лежало на дне мертвой реки.
А потом гаждиванцы увидели и самую воду. Желтую-желтую от солнца.
Вода ползла, словно насторожившись, ощупывая незнакомые места и боясь сразу довериться людям, которые когда-то столь неразумно израсходовали ее.
Все, кто работал в Гаждиване, бросились в реку Смеялись, радовались, обливали друг друга и пили, пили…
— Вода, Вода! Как долго ты шла к нам, — шептали старики. — Поцарапала лицо о камни и стекла, что лежат на дне. Бедная вода…
Незадолго до захода солнца Эгамов сидел на корточках и бросал на холмик могилы командира куски хлеба.
Птицы уже ждали его. Они налетели на хлеб, хлопая крыльями и воркуя. Так каждый день поют они возле могилы командира, и от голосов их командир в своем вечном покое не видит неприятных сновидений, беспокоивших его душу…
Птицы усыпляют страдания.
Холмик командира прост, как и все холмики его воинов на этом кладбище, и уже покрылся солью, что просачивается вместе с водой из земли, на которой стоит Гаждиван.
— Вот и река возвратилась, — шепнул бывший адъютант своему командиру.
Медленно брел он затем через весь Гаждиван.
Подойдя к обелиску, остановился.
— Ну, иди, — сказал он Маруфу.
— Я помогу тебе, отец.
— Нет, я люблю один…
Эгамов следил, пока Маруф не вошел в дом, затем шагнул к газонам.
Здесь был обычный порядок — цветы подрезаны и почва полита.
Эгамов взял ведро, спрятанное в кустах и поднявшись на постамент, начал мыть мраморную доску…
1966–1967
Второе путешествие Каипа
Эвелине Шевяковой
1
Каип давно пережил тот возраст, когда умирают от чего-то постороннего — скоротечной болезни, солнечного удара, от укуса змеи или яда рыбы; от слепоты или глухоты, кашля или дурного глаза: старика должны были просто побеспокоить и позвать к себе предки.
По утрам старик выходил во двор, вешал на кол постель из верблюжьей шкуры и, разглядывая вдали холм, все думал…
Думал Каип, откуда появился тот первый человек, от которого и пошла потом жизнь на — острове. Из чего сотворила его природа?
Вначале казалось Каипу, что сделался первый человек из смерча. На холме пещера, и, выпрыгнув оттуда, смерч с песком понесся к морю, радуясь обновлению. И несся он, ударяясь о валуны и пугая коршунов, и так до тех пор, пока, утомившись, не остановился у самой воды.
И вот тут-то от старания воды, ветра и солнца превратился смерч в глиняный столб, а столб этот, на удивление коршунам, вышел из моря человеком.
Сидели они как-то с Ермолаем на поляне, и Каип поведал другу о своем прозрении, показывая на холм, откуда шел к ним смерч.
— Смотри, человек, — сказал Каип в тихом старческом волнении, наблюдая за столбом пыли.
Ждал, что смерч приблизится и Ермолай сможет увидеть причудливо нарисованный песком грустный лик человека.
Смотрел Ермолай, но так и не увидел — убежал, ибо смерч летел к его дому, чтобы сорвать крышу и двери.
А Каипа смерч повалил с ног и засыпал наполовину. И старик уже наполовину умер — хорошо, откопали его вовремя земляки, люди, которые стали ему давно неинтересны.
В другой раз пришло Каипу прозрение от змеи. Старик обнаружил ее под шкурой и выбросил на солнце. А к вечеру нашел змею, высохшую всю, кроме глаз.
Взглянув в глаза змеи, удивился Каип: тело твари распрощалось под солнцем со всеми соками, и только глаза были по-прежнему живые.
— Смотри, — принес Каип змею к Ермолаю. — Видишь, глаза змеи никогда не умирают, потому что не грустят и ничему не удивляются, — и показывал Ермолаю свои глаза, чтобы друг сравнил со змеиными.
Знал Каип, что змеи были корнями деревьев. Сползли они в землю и зарылись в песок, где больше жизни, чем на воздухе. А из этого песка и появился первый на острове человек.
Ермолай слушал Каипа и делал вид, что
