Изгой - Сэди Джонс
– Ага! – торжествующе воскликнула Кит, возвышаясь над поверженным соперником.
Льюис засмеялся, любуясь ореолом солнечного света вокруг ее головы, и сел. Кит молча ковыряла землю носком туфли. Потом нашла какую-то интересную палочку, уселась спиной к большому дереву и стала рисовать узоры на песчаной почве. Льюис сел рядом у широкого ствола, прикурил сигарету и откинулся назад, прикрыв глаза от дыма.
С ней хорошо. Куда лучше, чем одному.
– Тебе врезала Дора Каргилл.
– Ага.
– Она не в себе.
– Да, я слышал.
– А расскажи про тюрьму. Как там?
– Ничего особенного.
– С тобой плохо обращались?
– Я не высовывался.
– На школу похоже?
– Да, только там еще и учат.
– Чему?
– Я умею делать деревянные столы. И крепить к ним колесики.
– Да уж. Отличная профессия.
– Непыльная?
– Вроде того.
– Ай! – Кит загнала себе занозу.
– Покажи.
Она протянула руку, и Льюис стал ее осматривать.
– Больно вообще-то. Не нажимай!
– А как же тогда вытащить?
Кит отдернула ладонь и засунула палец в рот. Жест получился одновременно и детским и недетским и еще почему-то тревожным.
– У меня есть нож.
– Неправда!
– Правда. Покажи занозу, я вытащу.
– Нет!
– Я думал, ты терпеливая.
– Иногда.
– Ну, давай руку.
Льюис сделал вид, что роется в кармане.
– Не дам!.. Нет у тебя никакого ножа.
– Точно, нет.
Он снова прислонился к дереву, а Кит стала сосредоточенно ковырять палец. С ее волос упала крупная капля воды. Влажное платье липло к телу. Льюис смотрел на ее плечи, щеки, наклон головы. Ее можно было бы нарисовать несколькими уверенными, четкими мазками.
– Зачем ты обрезала волосы?
– В одном фильме была девочка с короткой стрижкой. Я подумала, что будет красиво.
– А не мальчик с короткой стрижкой?
– Нет, девочка. Да ну тебя!
– Тебе идет.
– Папа был в бешенстве. Сначала я постриглась сама – получился тихий ужас, и пришлось ехать к парикмахеру в Тервилль. Родители хотят, чтобы я отпустила волосы, только я не собираюсь.
– И не надо.
Шапка мягких темных волос подчеркивала изящество шеи. Льюис подумал, что Кит красива, не общепринятой красотой, а как-то иначе.
– Зачем ты сжег церковь?
Льюис поморщился. Глупый вопрос.
– Нет, правда. Зачем?
– Не знаю. Так получилось. Хотел посмотреть, что выйдет.
– Да уж, зрелище было яркое.
– Угу.
– Видел бы ты, какой поднялся шум.
– Видела бы ты судью.
– Тебя обсуждали на собраниях.
– Меня чуть не линчевали.
Кит рассмеялась. Некоторое время они молчали.
– Маму тоже похоронили на церковном кладбище, а она его терпеть не могла. Но, в общем, я не поэтому поджег. Даже не знаю почему.
Кит кивнула.
– Как твоя заноза?
Она протянула палец, и Льюис наклонился рассмотреть поближе. Кит затаила дыхание.
– Кит!
От громкого окрика они подпрыгнули. У реки стояла Тэмзин.
– Я тебя часами разыскиваю! Ты же знаешь, нам пора ехать! Мы все давно ждем.
– Извини.
Кит встала, отряхивая с платья и босых ног комочки земли. Тэмзин была в том же наряде, что и в церкви, безупречная и сердитая. Кит покосилась на Льюиса, который при виде Тэмзин забыл о ее существовании.
– И тебе привет, – сказал он.
– Если ты торопишься, то пойдем, – заявила Кит и потащила Тэмзин за руку. Напоследок та бросила взгляд через плечо.
– Пока, Льюис. На неделе я привезу тебе обед в вашу солидную контору.
– Спасибо.
Льюис проводил девушек взглядом. Ему стало гораздо лучше, но домой не хотелось. Наконец в сумерках он побрел к саду.
На лужайке стояла Элис: она видела, как Льюис показался из-за деревьев, и вышла ему навстречу.
Он остановился. Теперь не пройти незамеченным.
– Где отец?
– В доме. Где ты был?
Она спрашивала не как мачеха, а как женщина, и Льюис не стал отвечать. Из-за спины Элис на него таращились тусклые окна отцовского дома. Льюис упорно избегал смотреть на нее, вопреки всем попыткам привлечь внимание.
– Льюис, ты ведь не подашь виду, правда? Будешь притворяться, как раньше?
– Да.
– Льюис?
– Что?!
– Ты понимаешь, чего я хочу?
– Не знаю. Честно. Отстань от меня.
– Ты ведешь себя как будто…
– Перестань!
– Пожалуйста, не будь таким…
Элис заплакала, и он против воли взглянул на нее. Чем дольше он смотрел, тем сильнее хотел ее утешить, и это было невыносимо. Ему почудилось, что она тянет к нему руки. Не оглядываясь, Льюис вошел в дом и поднялся к себе в комнату, однако и там было тревожно и небезопасно, и он принялся ходить взад-вперед, стараясь не поддаваться дурным желаниям, а наконец успокоиться и лечь спать.
Рано утром в комнату постучался Гилберт. Когда он вошел, Льюис надевал рубашку, досадуя, что даже без похмелья с утра трясутся руки.
– Я уезжаю. Машину оставляю тебе.
– Спасибо.
– Увидимся в конце недели.
– Хорошо.
Гилберт мешкал на пороге, листая книгу, которую принес с собой.
– Меня очень беспокоит твое вчерашнее поведение за обедом. Твой приступ ярости нас очень напугал. Понимаешь?
– Да, сэр.
– Льюис… Порой бывает тяжело, даже невыносимо, но нужно помнить, что всегда есть выбор. Я хочу, чтобы ты это прочел.
Он положил книгу на кровать и, согнувшись, стал неловко листать ее в поисках отмеченной страницы.
– Может, тебе эти стихи покажутся старомодными, но для меня они всегда много значили. Кто ищет покоя и утешения, тот находит.
Стихотворение. «Заповедь» Киплинга. Не в силах ответить, Льюис молча разглядывал печатные строки.
– Льюис, так дальше не может продолжаться. Подумай, в кого ты превратишься?
– Прости, пожалуйста.
Помолчав, Гилберт спросил:
– По-твоему, одного «прости» достаточно?
– Нет, сэр.
Льюис смыл пену с лица и ополоснул бритву, однако не сложил ее, а принялся внимательно разглядывать тонкое прямое лезвие. Затем легким невесомым движением осторожно прочертил линию на внутренней стороне предплечья. Он сжимал рукоятку до дрожи в пальцах, но лезвие словно парило в воздухе, едва касаясь кожи. Закончив, он отложил бритву.
Глава пятая
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовешь…[4]
Настало утро вторника. Элис закрылась в ванной, Льюис лежал у себя на кровати. Кроме них, в доме никого не было. Слышался плеск воды. На секунду Льюис представил, как Элис моет все тело, потом между ног. Дверь ванной открылась, он затаил дыхание и выдохнул, только когда Элис прошла к себе в спальню и