Гайто Газданов - Эвелина и ее друзья
Мне было жарко и хотелось пить - так, точно это были летние сумерки моего сна об Эвелине, а не холодный вечер парижской зимы. Я стоял у входа в ресторан, расстегнув пальто, когда подъехало такси, из которого вышла Эвелина. Она протянула мне свою руку в кольцах, и, не давая себе отчета в том, что я делаю, я обнял ее за талию.
- Ты с ума сошел, - сказала она непривычно медленным голосом, повернув ко мне лицо со смеющимися глазами. - Тебя не узнать, мой милый. Что с тобой? Неужели ты вдруг забыл то, о чем ты всегда говоришь, - что все трагично и непоправимо?
- К счастью, не все и не всегда.
Ее глаза на секунду потемнели, и я почувствовал сквозь ее шубку движение ее тела под моей рукой. Потом она засмеялась и сказала:
- Но мы все-таки поужинаем? Я должна тебе признаться, что я голодна.
Когда мы сели за стол, я налил вино в бокалы и сказал:
- За что мы будем пить, Эвелина?
- За мое воплощение, - сказала она. Я смотрел, не отрываясь, на ее блестящие глаза и изменившееся лицо.
- Ты знаешь, что я думаю, Эвелина?
- Что?
- Что чувства иногда опережают события.
- В одной из твоих прошлых жизней ты был женщиной. Потому что эта мысль скорее характерна для женщины, чем для мужчины.
- Мне кажется, что в какие-то минуты, минуты счастливой и полной близости, мы теряем себя в блаженном растворении и больше не остается этого разделения между нами, ты понимаешь? Может быть, не совсем до конца, но почти?
- Но если бы не было этого разделения, то не могло бы быть того блаженного растворения, о котором ты говоришь.
- Ты знаешь, - сказал я, - когда я приехал сюда и тебя еще не было, я впервые за последние годы почувствовал, что как будто кто-то снял тяжесть с моих плеч и что я опять такой, каким я был раньше. И этим я обязан тебе, твоему воплощению, за которое мы пьем, твоей последней метаморфозе.
- Я хотела бы тебе сказать так много, что у меня на это не хватило бы целого вечера. Но я не могу говорить. Может быть, потом, хорошо?
Мы вышли из ресторана. Узкая улица была тускло освещена.
- Ты помнишь, Эвелина... - сказал я.
- Я ничего не помню, - ответила она. - Я ничего не помню, но я все знаю.
Я остановил такси, и когда я сел рядом с Эвелиной, я увидел на ее глазах слезы.
- Ты огорчена? - спросил я.
- Нет, - ответила она, - я счастлива. Позже, глубокой ночью, лежа рядом со мной, охватив мою шею рукой и глядя в мои глаза, она сказала:
- Ты знаешь, что я продала свое кабаре?
- Хорошо сделала, - сказал я. - Когда?
- Все было кончено вчера, я не хотела это откладывать, я знала, что я увижу тебя сегодня вечером и что это будет началом моей жизни. Я знала, что это не могло быть иначе. Ты ни о чем не жалеешь?
- Я жалею о том, что это не произошло раньше, - сказал я.
- Раньше? - сказала она. - Раньше, мой дорогой, нас не было, ни тебя, ни меня, - таких, какие мы теперь.
- Я хотел тебя спросить еще об одном, - сказал я. - Ты помнишь, через несколько дней после того, как оперировали Мервиля, когда мы сначала были в клинике, а потом пошли обедать в ресторан - ты, Андрей, Артур и я, ты говорила о Лу. Андрей тебя спросил, почему ты так уверена в правильности твоего суждения о ней, и ты ему ответила: потому, что я женщина, и потому, что я знаю, что такое настоящее чувство. Но вся твоя жизнь вплоть до этого дня доказывала, что ты не могла знать настоящего чувства. Почему ты это сказала?
- Сегодня вечером ты сам ответил на этот вопрос, - сказала она. Потому что чувства иногда опережают события и потому что тогда я уже знала то, что ты знаешь теперь.
Когда Эвелина заснула, я долго смотрел на ее лицо с закрытыми глазами. Оно стало другим, и на нем было, как мне показалось, выражение почти торжественного спокойствия. Я смотрел на него, и теперь я понимал то, что не доходило до меня раньше: что я ждал этого вечера и этой ночи все последние годы моей жизни. Все мои воспоминания, все события этих месяцев - убийство Жоржа, превращение, которое произошло с Андреем, роман Мервиля и трагическая его развязка, выстрелы Лу и труп Канелли, самоубийство Клемана, книга Артура, "Fleur de Null" и Анжелика - все это сейчас бледнело и растворялось, и из всего этого, пройдя сквозь эти жизни разных людей и их судьбы и остановившись наконец в своем бурном движении, передо мной возникла Эвелина в ее последнем воплощении, которого я ждал столько лет.
Она проснулась, открыла глаза и, встретив мой взгляд, сказала:
- Почему ты так пристально смотришь на меня? О чем ты думаешь?
- О том, что я когда-нибудь напишу о тебе книгу, - сказал я.
