Николай Гоголь - Мертвые души - русский и английский параллельные тексты

In short, had Chichikov chanced to encounter him at a church door, he would have bestowed upon him a copper or two (for, to do our hero justice, he had a sympathetic heart and never refrained from presenting a beggar with alms), but in the present case there was standing before him, not a mendicant, but a landowner - and a landowner possessed of fully a thousand serfs, the superior of all his neighbours in wealth of flour and grain, and the owner of storehouses, and so forth, that were crammed with homespun cloth and linen, tanned and undressed sheepskins, dried fish, and every conceivable species of produce. Nevertheless, such a phenomenon is rare in Russia, where the tendency is rather to prodigality than to parsimony.

Словом, если бы Чичиков встретил его, так принаряженного, где-нибудь у церковных дверей, то, вероятно, дал бы ему медный грош. Ибо к чести героя нашего нужно сказать, что сердце у него было сострадательно и он не мог никак удержаться, чтобы не подать бедному человеку медного гроша. Но пред ним стоял не нищий, пред ним стоял помещик. У этого помещика была тысяча с лишком душ, и попробовал бы кто найти у кого другого столько хлеба, зерном, мукою и просто в кладях, у кого бы кладовые, амбары и сушилы загромождены были таким множеством холстов, сукон, овчин выделанных и сыромятных, высушенными рыбами и всякой овощью, или губиной. Заглянул бы кто-нибудь к нему на рабочий двор, где наготовлено было на запас всякого дерева и посуды, никогда не употреблявшейся, -- ему бы показалось, уж не попал ли он как-нибудь в Москву на щепной двор, куда ежеденно отправляются расторопные тещи и свекрухи, с кухарками позади, делать свои хозяйственные запасы, и где горами белеет всякое дерево, шитое, точеное, лаженое и плетеное: бочки, пересеки, ушаты, лагуны, жбаны с рыльцами и без рылец, побратимы, лукошки, мыкольники, куда бабы кладут свои мочки и прочий дрязг, коробья? из тонкой гнутой осины, бураки из плетеной берестки и много всего, что идет на потребу богатой и бедной Руси. На что бы, казалось, нужна была Плюшкину такая гибель подобных изделий? во всю жизнь не пришлось бы их употребить даже на два таких имения, какие были у него, -- но ему и этого казалось мало. Не довольствуясь сим, он ходил еще каждый день по улицам своей деревни, заглядывал под мостики, под перекладины, и всё, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, -- всё тащил к себе и складывал в ту кучу, которую Чичиков заметил в углу комнаты. "Вон, уже рыболов пошел на охоту!" говорили мужики, когда видели его, идущего на добычу. И в самом деле, после него незачем было мести улицу: случилось

проезжавшему офицеру потерять шпору, шпора эта мигом отправилась в известную кучу; если баба, как-нибудь зазевавшись у колодца, позабывала ведро, он утаскивал и ведро. Впрочем, когда приметивший мужик уличал его тут же, он не спорил и отдавал похищенную вещь; но если только она попадала в кучу, тогда всё кончено: он божился, что вещь его, куплена им тогда-то, у того-то или досталась от деда. В комнате своей он подымал с пола всё, что ни видел: сургучик, лоскуток бумажки, перышко, и всё это клал на бюро или на окошко. А ведь было время, когда он только был бережливым хозяином! был женат и семьянин, и сосед заезжал

к нему сытно пообедать, слушать и учиться у него хозяйству и мудрой скупости. Всё текло живо и совершалось размеренным ходом: двигались

мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни; везде, во всё входил зоркий взгляд хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал, хлопотливо, но расторопно, по всем концам своей хозяйственной паутины. Слишком сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах был виден ум; опытностию и познанием света была проникнута речь его, и гостю было приятно его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад ли или не рад был этому гость. В доме были открыты все окна, антресоли были заняты квартирою учителя-француза, который славно брился и был большой стрелок: приносил всегда к обеду тетерек или уток, а иногда и одни воробьиные яйца, из которых заказывал себе яичницу, потому что больше в целом доме никто ее не ел. На антресолях жила также его конпатриотка, наставница двух девиц. Сам хозяин являлся к столу в сертуке, хотя несколько поношенном, но опрятном, локти были в порядке: нигде никакой заплаты. Но добрая хозяйка умерла; часть ключей, а с ними мелких забот, перешла к нему. Плюшкин стал беспокойнее и, как все вдовцы, подозрительнее и скупее. На старшую дочь Александру Степановну он не мог во всем положиться, да и был прав, потому что Александра Степановна скоро убежала с штабс-ротмистром, бог весть какого кавалерийского полка, и обвенчалась с ним где-то наскоро, в деревенской церкви, зная, что отец не любит офицеров по странному предубеждению, будто бы все военные картежники и мотишки. Отец послал ей на дорогу проклятие, а преследовать не заботился. В доме стало еще пустее. Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость; сверкнувшая в жестких волосах его седина, верная подруга ее, помогла ей еще более развиться; учитель-француз был отпущен, потому что сыну пришла пора на службу; мадам была прогнана, потому что оказалась не безгрешною в похищении Александры Степановны; сын, будучи отправлен в губернский город с тем, чтобы узнать в палате, по мнению отца, службу существенную, определился вместо того в полк и написал к отцу уже по своем определении, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он получил на это то, что называется в простонародии шиш. Наконец последняя дочь,

остававшаяся с ним в доме, умерла, и старик очутился один сторожем, хранителем и владетелем своих богатств. Одинокая жизнь дала сытную пищу скупости, которая, как известно, имеет волчий голод и чем более пожирает, тем становится ненасытнее; человеческие чувства, которые и без того не были в нем глубоки, мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине. Случись же под такую минуту, как будто нарочно в подтверждение его мнения о военных, что сын его проигрался в карты; он послал ему от души свое отцовское проклятие и никогда уже не интересовался знать, существует ли он на свете или нет. С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались только два, из которых одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида, более и более, главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения, покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, к холстам и домашним материям страшно было притронуться: они

обращались в пыль. Он уже позабывал сам, сколько у него было чего, и помнил только, в каком месте стоял у него в шкапу графинчик с остатком какой-нибудь настойки, на котором он сам сделал наметку, чтобы никто воровским образом ее не выпил, да где лежало перышко или сургучик. А между тем в хозяйстве доход собирался попрежнему: столько же оброку

должен был принесть мужик, таким же приносом орехов обложена была всякая баба, столько же поставов холста должна была наткать ткачиха, -всё это сваливалось в кладовые, и всё становилось гниль и прореха, и сам он обратился наконец в какую-то прореху на человечестве. Александра Степановна как-то приезжала раза два с маленьким сынком пытаясь, нельзя ли чего-нибудь получить; видно, походная жизнь с штабс-ротмистром не была так привлекательна, какою казалась до свадьбы. Плюшкин, однако же, ее простил и даже дал маленькому внучку поиграть какую-то пуговицу, лежавшую на столе, но денег ничего не дал. В другой раз Александра Степановна приехала с двумя малютками и привезла ему кулич к чаю и новый халат, потому что у батюшки был такой халат, на который глядеть не только было совестно, но даже стыдно.

Плюшкин приласкал обоих внучков и, посадивши их к себе одного на правое колено, а другого на левое, покачал их совершенно таким образом, как будто они ехали на лошадях, кулич и халат взял, но дочери решительно ничего не дал; с тем и уехала Александра Степановна. Итак, вот какого рода помещик стоял перед Чичиковым! Должно сказать, что подобное явление редко попадается на Руси, где всё любит скорее развернуться, нежели съежиться, и тем разительнее бывает оно, что тут же в соседстве подвернется помещик, кутящий во всю ширину русской удали и барства, прожигающий, как говорится, насквозь жизнь. Небывалый проезжий остановится с изумлением при виде его жилища, недоумевая, какой владетельный принц очутился внезапно среди маленьких, темных владельцев: дворцами глядят его белые каменные домы с бесчисленным множеством труб, бельведеров, флюгеров, окруженные стадом флигелей и всякими помещеньями для приезжих гостей. Чего нет у него? Театры, балы; всю ночь сияет убранный огнями и плошками, оглашенный громом музыки сад. Полгубернии разодето и весело гуляет под деревьями, и никому не является дикое и грозящее в сем насильственном освещении, когда театрально выскакивает из древесной гущи озаренная поддельным светом ветвь, лишенная своей яркой зелени, а вверху темнее, и суровее, и в двадцать раз грознее является чрез то ночное небо, и, далеко трепеща листьями в вышине, уходя глубже в непробудный мрак, негодуют суровые вершины дерев на сей мишурный блеск, осветивший снизу их корни. For several minutes Plushkin stood mute, while Chichikov remained so dazed with the appearance of the host and everything else in the room, that he too, could not begin a conversation, but stood wondering how best to find words in which to explain the object of his visit. Уже несколько минут стоял Плюшкин, не говоря ни слова, а Чичиков всё еще не мог начать разговора, развлеченный как видом самого хозяина, так и всего того, что было в его комнате. Долго не мог он придумать, в каких бы словах изъяснить причину своего посещения. For a while he thought of expressing himself to the effect that, having heard so much of his host's benevolence and other rare qualities of spirit, he had considered it his duty to come and pay a tribute of respect; but presently even HE came to the conclusion that this would be overdoing the thing, and, after another glance round the room, decided that the phrase "benevolence and other rare qualities of spirit" might to advantage give place to "economy and genius for method." Он уже хотел было выразиться в таком духе, что, наслышась о добродетели и редких свойствах души его, почел долгом принести лично дань уважения, но спохватился и почувствовал, что это слишком. Искоса бросив еще один взгляд на всё, что было в комнате, он почувствовал, что слово добродетель и редкие свойства души можно с успехом заменить словами: экономия и порядок; и потому, преобразивши таким образом речь, он сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, он почел за долг познакомиться и принести лично свое почтение. Accordingly, the speech mentally composed, he said aloud that, having heard of Plushkin's talents for thrifty and systematic management, he had considered himself bound to make the acquaintance of his host, and to present him with his personal compliments (I need hardly say that Chichikov could easily have alleged a better reason, had any better one happened, at the moment, to have come into his head). Конечно, можно бы было привести иную, лучшую причину, но ничего иного не взбрело тогда на ум. With toothless gums Plushkin murmured something in reply, but nothing is known as to its precise terms beyond that it included a statement that the devil was at liberty to fly away with Chichikov's sentiments. На это Плюшкин что-то пробормотал сквозь губы, ибо зубов не было, что именно, неизвестно, но, вероятно, смысл был таков: "А побрал бы тебя чорт с твоим почтением!" However, the laws of Russian hospitality do not permit even of a miser infringing their rules; wherefore Plushkin added to the foregoing a more civil invitation to be seated. Но так как гостеприимство у нас в таком ходу, что и скряга не в силах преступить его законов, то он прибавил тут же несколько внятнее: "Прошу покорнейше садиться!" "It is long since I last received a visitor," he went on. "Also, I feel bound to say that I can see little good in their coming. "Я давненько не вижу гостей", сказал он: "да, признаться сказать, в них мало вижу проку. Once introduce the abominable custom of folk paying calls, and forthwith there will ensue such ruin to the management of estates that landowners will be forced to feed their horses on hay. Завели пренеприличный обычай ездить друг к другу, а в хозяйстве-то упущения... да и лошадей их корми сеном! Not for a long, long time have I eaten a meal away from home - although my own kitchen is a poor one, and has its chimney in such a state that, were it to become overheated, it would instantly catch fire." Я давно уж отобедал, а кухня у меня такая прескверная, и труба-то совсем развалилась, начнешь топить, еще пожару наделаешь". "What a brute!" thought Chichikov. "Вон оно как!" подумал про себя Чичиков. "I am lucky to have got through so much pastry and stuffed shoulder of mutton at Sobakevitch's!" "Хорошо же, что я у Собакевича перехватил ватрушку да ломоть бараньего бока". "Also," went on Plushkin, "I am ashamed to say that hardly a wisp of fodder does the place contain. "И такой скверный анекдот, что сена хоть бы клок в целом хозяйстве!" продолжал Плюшкин. But how can I get fodder? My lands are small, and the peasantry lazy fellows who hate work and think of nothing but the tavern. In the end, therefore, I shall be forced to go and spend my old age in roaming about the world." "Да и в самом деле, как прибережешь его? землишка маленькая, мужик ленив, работать не любит, думает, как бы в кабак... того и гляди, пойдешь на старости лет по миру!" "But I have been told that you possess over a thousand serfs?" said Chichikov. "Мне, однако же, сказывали", скромно заметил Чичиков: "что у вас более тысячи душ". "Who told you that? "А кто это сказывал? No matter who it was, you would have been justified in giving him the lie. А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! He must have been a jester who wanted to make a fool of you. Он, пересмешник, видно, хотел пошутить над вами. A thousand souls, indeed! Why, just reckon the taxes on them, and see what there would be left! Вот бают, тысячи душ, а подитка сосчитай, а и ничего не начтешь! For these three years that accursed fever has been killing off my serfs wholesale." Последние три года проклятая горячка выморила у меня здоровенный куш мужиков". "Wholesale, you say?" echoed Chichikov, greatly interested. "Скажите! и много выморила?" воскликнул Чичиков с участием. "Yes, wholesale," replied the old man. "Да, снесли многих". "Then might I ask you the exact number?" "А позвольте узнать: сколько числом?" "Fully eighty." "Surely not?" "Душ восемьдесят". "Нет?" "But it is so." "Не стану лгать, батюшка". "Then might I also ask whether it is from the date of the last census revision that you are reckoning these souls?" "Позвольте еще спросить: ведь эти души, я полагаю, вы считаете со дня подачи последней ревизии?" "Yes, damn it! And since that date I have been bled for taxes upon a hundred and twenty souls in all." "Это бы еще слава богу", сказал Плюшкин: "да лих-то, что с того времени до ста двадцати наберется". "Indeed? "Вправду? Upon a hundred and twenty souls in all!" And Chichikov's surprise and elation were such that, this said, he remained sitting open-mouthed. Целых сто двадцать?" воскликнул Чичиков и даже разинул несколько рот от изумления. "Yes, good sir," replied Plushkin. "I am too old to tell you lies, for I have passed my seventieth year." "Стар я, батюшка, чтобы лгать: седьмой десяток живу!" сказал Плюшкин. Somehow he seemed to have taken offence at Chichikov's almost joyous exclamation; wherefore the guest hastened to heave a profound sigh, and to observe that he sympathised to the full with his host's misfortunes. Он, казалось, обиделся таким, почти радостным, восклицанием. Чичиков заметил, что в самом деле неприлично подобное безучастие к чужому горю, и потому вздохнул тут же и сказал, что соболезнует. "But sympathy does not put anything into one's pocket," retorted Plushkin. "Да ведь соболезнование в карман не положишь", сказал Плюшкин. "For instance, I have a kinsman who is constantly plaguing me. He is a captain in the army, damn him, and all day he does nothing but call me 'dear uncle,' and kiss my hand, and express sympathy until I am forced to stop my ears. "Вот возле меня живет капитан, чорт знает его откуда взялся, говорит, родственник: "Дядюшка, дядюшка!" и в руку целует, а как начнет соболезновать, вой такой подымет, что уши береги. You see, he has squandered all his money upon his brother-officers, as well as made a fool of himself with an actress; so now he spends his time in telling me that he has a sympathetic heart!" С лица весь красный: пеннику, чай, насмерть придерживается. Верно, спустил денежки, служа в офицерах, или театральная актриса выманила, так вот он теперь и соболезнует!" Chichikov hastened to explain that HIS sympathy had nothing in common with the captain's, since he dealt, not in empty words alone, but in actual deeds; in proof of which he was ready then and there (for the purpose of cutting the matter short, and of dispensing with circumlocution) to transfer to himself the obligation of paying the taxes due upon such serfs as Plushkin's as had, in the unfortunate manner just described, departed this world. Чичиков постарался объяснить, что его соболезнование совсем не такого рода, как капитанское, и что он не пустыми словами, а делом готов доказать его, и, не откладывая дела далее, без всяких обиняков, тут же изъявил готовность принять на себя обязанность платить подати за всех крестьян, умерших такими несчастными случаями. The proposal seemed to astonish Plushkin, for he sat staring open-eyed. At length he inquired: Предложение, казалось, совершенно изумило Плюшкина. Он вытаращил глаза, долго смотрел на него и наконец спросил: "My dear sir, have you seen military service?" "Да вы, батюшка, не служили ли в военной службе?" "No," replied the other warily, "but I have been a member of the CIVIL Service." "Нет", отвечал Чичиков довольно лукаво: "служил по статской". "Oh! Of the CIVIL Service?" And Plushkin sat moving his lips as though he were chewing something. "По статской?" повторил Плюшкин и стал жевать губами, как будто что-нибудь кушал. "Well, what of your proposal?" he added presently. "Да ведь как же? "Are you prepared to lose by it?" Ведь это вам-то самим в убыток?" "Yes, certainly, if thereby I can please you." "Для удовольствия вашего готов и на убыток". "My dear sir! My good benefactor!" In his delight Plushkin lost sight of the fact that his nose was caked with snuff of the consistency of thick coffee, and that his coat had parted in front and was disclosing some very unseemly underclothing. "Ах, батюшка! ах, благодетель ты мой!" вскрикнул Плюшкин, не замечая от радости, что у него из носа выглянул весьма некартинно табак, на образец густого кофея, и полы халата раскрывшись, показали платье, не весьма приличное для рассматриванья. "What comfort you have brought to an old man! "Вот утешили старика! Yes, as God is my witness!" For the moment he could say no more. Ах, господи ты мой! ах, святители вы мои!.. " Далее Плюшкин и говорить не мог. Yet barely a minute had elapsed before this instantaneously aroused emotion had, as instantaneously, disappeared from his wooden features. Но не прошло и минуты, как эта радость, так мгновенно показавшаяся на деревянном лице его, так же мгновенно и пропала, будто ее вовсе не бывало, и лицо его вновь приняло заботливое выражение. Once more they assumed a careworn expression, and he even wiped his face with his handkerchief, then rolled it into a ball, and rubbed it to and fro against his upper lip. Он даже утерся платком и, свернувши его в комок, стал им возить себя по верхней губе. "If it will not annoy you again to state the proposal," he went on, "what you undertake to do is to pay the annual tax upon these souls, and to remit the money either to me or to the Treasury?" "Как же, с позволения вашего, чтобы не рассердить вас, вы за всякой год беретесь платить за них, что ли? и деньги будете выдавать мне или в казну?" "Yes, that is how it shall be done. We will draw up a deed of purchase as though the souls were still alive and you had sold them to myself." "Да мы вот как сделаем: мы совершим на них купчую крепость, как бы они были живые и как бы вы их мне продали". "Quite so - a deed of purchase," echoed Plushkin, once more relapsing into thought and the chewing motion of the lips. "Да, купчую крепость..." сказал Плюшкин, задумался и стал опять кушать губами. "But a deed of such a kind will entail certain expenses, and lawyers are so devoid of conscience! "Ведь вот купчую крепость -- всё издержки. Приказные такие бессовестные! In fact, so extortionate is their avarice that they will charge one half a rouble, and then a sack of flour, and then a whole waggon-load of meal. Прежде бывало полтиной меди отделаешься да мешком муки, а теперь пошли целую подводу круп, да и красную бумажку прибавь, такое сребролюбие! I wonder that no one has yet called attention to the system." Я не знаю, как священники-то не обращают на это внимание, сказал бы какое-нибудь поучение, ведь что ни говори, а против слова-то божия не устоишь". Upon that Chichikov intimated that, out of respect for his host, he himself would bear the cost of the transfer of souls. "Ну, ты, я думаю, устоишь!" подумал про себя Чичиков и произнес тут же, что, из уважения к нему, он готов принять даже издержки по купчей на свой счет. This led Plushkin to conclude that his guest must be the kind of unconscionable fool who, while pretending to have been a member of the Civil Service, has in reality served in the army and run after actresses; wherefore the old man no longer disguised his delight, but called down blessings alike upon Chichikov's head and upon those of his children (he had never even inquired whether Chichikov possessed a family). Услыша, что даже издержки по купчей он принимает на себя, Плюшкин заключил, что гость должен быть совершенно глуп и только прикидывается, будто служил по статской, а, верно, был в офицерах и волочился за актерками. При всем том он, однако ж, не мог скрыть своей радости и пожелал всяких утешений не только ему, но даже и деткам его, не спросив, были ли они у него или нет. Next, he shuffled to the window, and, tapping one of its panes, shouted the name of Подошед к окну, постучал он пальцами в стекло и закричал: "Proshka." "Эй, Прошка!" Immediately some one ran quickly into the hall, and, after much stamping of feet, burst into the room. This was Proshka - a thirteen-year-old youngster who was shod with boots of such dimensions as almost to engulf his legs as he walked. Чрез минуту было слышно, кто-то вбежал впопыхах в сени, долго возился там и стучал сапогами, наконец дверь отворилась, и вошел Прошка, мальчик лет тринадцати, в таких больших сапогах, что, ступая, едва не вынул из них ноги. The reason why he had entered thus shod was that Plushkin only kept one pair of boots for the whole of his domestic staff. Почему у Прошки были такие большие сапоги, это можно узнать сейчас же: у Плюшкина для всей дворни, сколько ни было ее в доме, были одни только сапоги, которые должны были всегда находиться в сенях. This universal pair was stationed in the hall of the mansion, so that any servant who was summoned to the house might don the said boots after wading barefooted through the mud of the courtyard, and enter the parlour dry-shod - subsequently leaving the boots where he had found them, and departing in his former barefooted condition. Всякой призываемый в барские покои обыкновенно отплясывал через весь двор босиком, но, входя в сени, надевал сапоги и таким уже образом являлся в комнату. Выходя из комнаты, он оставлял сапоги опять в сенях и отправлялся вновь на собственной подошве. Indeed, had any one, on a slushy winter's morning, glanced from a window into the said courtyard, he would have seen Plushkin's servitors performing saltatory feats worthy of the most vigorous of stage-dancers. Если бы кто взглянул на это из окошка в осеннее время и особенно когда по утрам начинаются маленькие изморози, то бы увидел, что вся дворня делала такие высокие скачки, какие вряд ли удастся выделать на театрах самому бойкому танцовщику. "Look at that boy's face!" said Plushkin to Chichikov as he pointed to Proshka. "Вот посмотрите, батюшка, какая рожа!" сказал Плюшкин Чичикову, указывая пальцем на лицо Прошки. "It is stupid enough, yet, lay anything aside, and in a trice he will have stolen it. "Глуп ведь, как дерево, а попробуй что-нибудь положить, мигом украдет! Well, my lad, what do you want?" Ну, чего ты пришел, дурак, скажи, чего?" He paused a moment or two, but Proshka made no reply. Тут он произвел небольшое молчание, на которое Прошка отвечал тоже молчанием. "Come, come!" went on the old man. "Set out the samovar, and then give Mavra the key of the store-room - here it is - and tell her to get out some loaf sugar for tea. "Поставь самовар, слышишь, да вот возьми ключ, да отдай Мавре, чтобы пошла в кладовую: там на полке есть сухарь из кулича, который привезла Александра Степановна, чтобы подали его к чаю!.. Here! Постой, куда же ты? Wait another moment, fool! Дурачина! Эхва, дурачина! О, какой же ты дурачина!.. чего улепетываешь? Is the devil in your legs that they itch so to be off? Listen to what more I have to tell you. Tell Mavra that the sugar on the outside of the loaf has gone bad, so that she must scrape it off with a knife, and NOT throw away the scrapings, but give them to the poultry. Бес у тебя в ногах, что ли, чешется?.. ты выслушай прежде: сухарь-то сверху, чай, поиспортился, так пусть соскоблит его ножом, да крох не бросает, а снесет в курятник. Also, see that you yourself don't go into the storeroom, or I will give you a birching that you won't care for. Да смотри ты, ты не входи, брат, в кладовую, не то я тебя, знаешь! березовым-то веником, чтобы для вкуса-то! Your appetite is good enough already, but a better one won't hurt you. Вот у тебя теперь славный аппетит, так чтобы еще был получше! Don't even TRY to go into the storeroom, for I shall be watching you from this window." Вот попробуй-ка пойди в кладовую, а я тем временем из окна стану глядеть. "You see," the old man added to Chichikov, "one can never trust these fellows." Presently, when Proshka and the boots had departed, he fell to gazing at his guest with an equally distrustful air, since certain features in Chichikov's benevolence now struck him as a little open to question, and he had begin to think to himself: Им ни в чем нельзя доверять", продолжал он, обратившись к Чичикову, после того как Прошка убрался вместе с своими сапогами. Вслед за тем он начал и на Чичикова посматривать подозрительно. Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: "After all, the devil only knows who he is - whether a braggart, like most of these spendthrifts, or a fellow who is lying merely in order to get some tea out of me." "Ведь чорт его знает; может быть, он просто хвастун, как все эти мотишки: наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!" Finally, his circumspection, combined with a desire to test his guest, led him to remark that it might be well to complete the transaction IMMEDIATELY, since he had not overmuch confidence in humanity, seeing that a man might be alive to-day and dead to-morrow. И потому из предосторожности, и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он, что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в человеке не уверен: сегодня жив, а завтра и бог весть. To this Chichikov assented readily enough - merely adding that he should like first of all to be furnished with a list of the dead souls. Чичиков изъявил готовность совершить ее хоть сию же минуту и потребовал только списочка всем крестьянам. This reassured Plushkin as to his guest's intention of doing business, so he got out his keys, approached a cupboard, and, having pulled back the door, rummaged among the cups and glasses with which it was filled. At length he said: Это успокоило Плюшкина. Заметно было, что он придумывал что-то сделать, и точно, взявши ключи, приблизился к шкафу и, отперши дверцу, рылся долго между стаканами и чашками и наконец произнес: "I cannot find it now, but I used to possess a splendid bottle of liquor. Probably the servants have drunk it all, for they are such thieves. "Ведь вот не сыщешь, а у меня был славный ликерчик, если только не выпили! народ, такие воры! Oh no: perhaps this is it!" А вот разве не это ли он?" Looking up, Chichikov saw that Plushkin had extracted a decanter coated with dust. Чичиков увидел в руках его графинчик, который был весь в пыли, как в фуфайке. "My late wife made the stuff," went on the old man, "but that rascal of a housekeeper went and threw away a lot of it, and never even replaced the stopper. "Еще покойница делала", продолжал Плюшкин: "мошенница-ключница совсем было его забросила и даже не закупорила, каналья! Consequently bugs and other nasty creatures got into the decanter, but I cleaned it out, and now beg to offer you a glassful." Козявки и всякая дрянь было напичкались туда, но я весь сор-то повынул, и теперь вот чистенькой я вам налью рюмочку". The idea of a drink from such a receptacle was too much for Chichikov, so he excused himself on the ground that he had just had luncheon. Но Чичиков постарался отказаться от такого ликерчика, сказавши, что он уже и пил и ел. "You have just had luncheon?" re-echoed Plushkin. "Пили уже и ели!" сказал Плюшкин. "Now, THAT shows how invariably one can tell a man of good society, wheresoever one may be. A man of that kind never eats anything - he always says that he has had enough. Very different that from the ways of a rogue, whom one can never satisfy, however much one may give him. "Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он и не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми... For instance, that captain of mine is constantly begging me to let him have a meal - though he is about as much my nephew as I am his grandfather. Ведь вот капитан: приедет: "Дядюшка, говорит, дайте чего- нибудь поесть!" А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка. As it happens, there is never a bite of anything in the house, so he has to go away empty. У себя дома есть, верно, нечего, так вот он и шатается! But about the list of those good-for-nothing souls - I happen to possess such a list, since I have drawn one up in readiness for the next revision." Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть". With that Plushkin donned his spectacles, and once more started to rummage in the cupboard, and to smother his guest with dust as he untied successive packages of papers - so much so that his victim burst out sneezing. Плюшкин надел очки и стал рыться в бумагах. Развязывая всякие связки, он попотчевал своего гостя такою пылью, что тот чихнул. Finally he extracted a much-scribbled document in which the names of the deceased peasants lay as close-packed as a cloud of midges, for there were a hundred and twenty of them in all. Наконец вытащил бумажку, всю исписанную кругом. Крестьянские имена усыпали ее тесно, как мошки. Были там всякие: и Парамонов, и Пименов, и Пантелеймонов, и даже выглянул какой-то Григорий Доезжай-не-доедешь; всех было сто двадцать с лишком. Chichikov grinned with joy at the sight of the multitude. Чичиков улыбнулся при виде такой многочисленности. Stuffing the list into his pocket, he remarked that, to complete the transaction, it would be necessary to return to the town. Спрятав ее в карман, он заметил Плюшкину, что ему нужно будет для совершения крепости приехать в город. "To the town?" repeated Plushkin. "В город? "But why? Да как же?.. а дом-то как оставить? Moreover, how could I leave the house, seeing that every one of my servants is either a thief or a rogue? Day by day they pilfer things, until soon I shall have not a single coat to hang on my back." Ведь у меня народ или вор, или мошенник: в день так оберут, что и кафтана не на чем будет повесить". "Then you possess acquaintances in the town?" "Так не имеете ли кого-нибудь знакомого?" "Acquaintances? No. "Да кого же знакомого? Every acquaintance whom I ever possessed has either left me or is dead. Все мои знакомые перемерли или раззнакомились. But stop a moment. I DO know the President of the Council. Ах, батюшки! как не иметь, имею!" вскрикнул он. Even in my old age he has once or twice come to visit me, for he and I used to be schoolfellows, and to go climbing walls together. Yes, him I do know. Shall I write him a letter?" "Ведь знаком сам председатель, езжал даже в старые годы ко мне, как не знать! однокорытниками были, вместе по заборам лазили! как не знакомый? уж такой знакомый! так уж не к нему ли написать?" "By all means." "И конечно, к нему". "Yes, him I know well, for we were friends together at school." "Как же, уж такой знакомый! в школе были приятели". Over Plushkin's wooden features there had gleamed a ray of warmth - a ray which expressed, if not feeling, at all events feeling's pale reflection. Just such a phenomenon may be witnessed when, for a brief moment, a drowning man makes a last re-appearance on the surface of a river, and there rises from the crowd lining the banks a cry of hope that even yet the exhausted hands may clutch the rope which has been thrown him - may clutch it before the surface of the unstable element shall have resumed for ever its calm, dread vacuity. But the hope is short-lived, and the hands disappear. И на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства, явление, подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего, произведшему радостный крик в толпе, обступившей берег. Но напрасно обрадовавшиеся братья и сестры кидают с берега веревку и ждут, не мелькнет ли вновь спина или утомленные бореньем руки, -появление было последнее. Глухо всё, и еще страшнее и пустыннее становится после того затихнувшая поверхность безответной стихии. Even so did Plushkin's face, after its momentary manifestation of feeling, become meaner and more insensible than ever. Так и лицо Плюшкина вслед за мгновенно скользнувшим на нем чувством стало еще бесчувственней и еще пошлее. "There used to be a sheet of clean writing paper lying on the table," he went on. "But where it is now I cannot think. That comes of my servants being such rascals." "Лежала на столе четвертка чистой бумаги", сказал он: "да не знаю, куда запропастилась: люди у меня такие негодные!" Whit that he fell to looking also under the table, as well as to hurrying about with cries of Тут стал он заглядывать и под стол и на стол, шарил везде и наконец закричал: "Mavra, Mavra!" "Мавра! а Мавра!" At length the call was answered by a woman with a plateful of the sugar of which mention has been made; whereupon there ensued the following conversation. На зов явилась женщина с тарелкой в руках, на которой лежал сухарь, уже знакомый читателю. И между ними произошел такой разговор: "What have you done with my piece of writing paper, you pilferer?" "Куда ты дела, разбойница, бумагу?" "I swear that I have seen no paper except the bit with which you covered the glass." "Ей-богу, барин, не видывала, опричь небольшого лоскутка, которым изволили прикрыть рюмку". "Your very face tells me that you have made off with it." "А вот я по глазам вижу, что подтибрила". "Why should I make off with it? "Да на что ж бы я подтибрила? 'Twould be of no use to me, for I can neither read nor write." Ведь мне проку с ней никакого; я грамоте не знаю". "You lie! You have taken it away for the sexton to scribble upon." "Врешь, ты снесла пономаренку: он маракует, так ты ему и снесла". "Well, if the sexton wanted paper he could get some for himself. "Да пономаренок, если захочет, так достанет себе бумаги. Neither he nor I have set eyes upon your piece." Не видал он вашего лоскутка!" "Ah! Wait a bit, for on the Judgment Day you will be roasted by devils on iron spits. Just see if you are not!" "Вот погоди-ка: на страшном суде черти припекут тебя за это железными рогатками! вот посмотришь, как припекут!" "But why should I be roasted when I have never even TOUCHED the paper? "Да за что же припекут, коли я не брала и в руки четвертки? You might accuse me of any other fault than theft." Уж скорее в другой какой бабьей слабости, а воровством меня еще никто не попрекал". "Nay, devils shall roast you, sure enough. They will say to you, "А вот черти-то тебя и припекут! скажут: 'Bad woman, we are doing this because you robbed your master,' and then stoke up the fire still hotter." "А вот тебе, мошенница, за то, что барина-то обманывала!", да горячими-то тебя и припекут!" "Nevertheless I shall continue to say, 'You are roasting me for nothing, for I never stole anything at all.' "А я скажу: не за что! ей-богу, не за что, не брала я... Why, THERE it is, lying on the table! Да вон она лежит на столе. You have been accusing me for no reason whatever!" Всегда понапраслиной попрекаете!" And, sure enough, the sheet of paper was lying before Plushkin's very eyes. For a moment or two he chewed silently. Then he went on: Плюшкин увидел, точно, четвертку и на минуту остановился, пожевал губами и произнес: "Well, and what are you making such a noise about? "Ну, что ж ты расходилась так? If one says a single word to you, you answer back with ten. Экая занозистая! Ей скажи только одно слово, а она уж в ответ десяток! Go and fetch me a candle to seal a letter with. Поди-ка принеси огоньку запечатать письмо. And mind you bring a TALLOW candle, for it will not cost so much as the other sort. And bring me a match too." Да стой, ты схватишь сальную свечу, сало дело топкое: сгорит -- да и нет, только убыток; а ты принеси-ка мне лучинку!" Mavra departed, and Plushkin, seating himself, and taking up a pen, sat turning the sheet of paper over and over, as though in doubt whether to tear from it yet another morsel. At length he came to the conclusion that it was impossible to do so, and therefore, dipping the pen into the mixture of mouldy fluid and dead flies which the ink bottle contained, started to indite the letter in characters as bold as the notes of a music score, while momentarily checking the speed of his hand, lest it should meander too much over the paper, and crawling from line to line as though he regretted that there was so little vacant space left on the sheet. Мавра ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо, долго еще ворочал на все стороны четвертку, придумывая: нельзя ли отделить от нее еще осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу с какою-то заплесневшею жидкостью и множеством мух на дне и стал писать, выставляя буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть руки, которая расскакивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку, и не без сожаления подумывая о том, что всё еще останется много чистого пробела. И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! мог так измениться! И похоже это на правду? Всё похоже на правду, всё может статься с человеком. Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости. Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге: не подымете потом! Грозна, страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдает назад и обратно! Могила милосерднее ее, на могиле напишется: здесь погребен человек! но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости. "And do you happen to know any one to whom a few runaway serfs would be of use?" he asked as subsequently he folded the letter. "А не знаете ли вы какого-нибудь вашего приятеля", сказал Плюшкин, складывая письмо: "которому бы понадобились беглые души?" "What? You have some runaways as well?" exclaimed Chichikov, again greatly interested. "А у вас есть и беглые?" быстро спросил Чичиков очнувшись. "Certainly I have. "В том-то и дело, что есть. My son-in-law has laid the necessary information against them, but says that their tracks have grown cold. However, he is only a military man - that is to say, good at clinking a pair of spurs, but of no use for laying a plea before a court." Зять делал выправки: говорит, будто и след простыл, но ведь он человек военный: мастер притопывать шпорой, а если бы похлопотать по судам..." "And how many runaways have you?" "А сколько их будет числом?" "About seventy." "Да десятков до семи тоже наберется". "Surely not?" "Нет?" "Alas, yes. "А, ей-богу, так! Never does a year pass without a certain number of them making off. Ведь у меня что год, то бегут. Yet so gluttonous and idle are my serfs that they are simply bursting with food, whereas I scarcely get enough to eat. Народ-то больно прожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня есть и самому нечего... I will take any price for them that you may care to offer. А уж я бы за них что ни дай, взял бы. Tell your friends about it, and, should they find even a score of the runaways, it will repay them handsomely, seeing that a living serf on the census list is at present worth five hundred roubles." Так посоветуйте вашему приятелю-то: отыщись ведь только десяток, так вот уж у него славная деньга. Ведь ревизская душа стоит в пятистах рублях". "Perhaps so, but I am not going to let any one but myself have a finger in this," thought Chichikov to himself; after which he explained to Plushkin that a friend of the kind mentioned would be impossible to discover, since the legal expenses of the enterprise would lead to the said friend having to cut the very tail from his coat before he would get clear of the lawyers. "Nevertheless," added Chichikov, "seeing that you are so hard pressed for money, and that I am so interested in the matter, I feel moved to advance you - well, to advance you such a trifle as would scarcely be worth mentioning." "Нет, этого мы приятелю и понюхать не дадим", сказал про себя Чичиков и потом объяснил, что такого приятеля никак не найдется, что одни издержки по этому делу будут стоить более; ибо от судов нужно отрезать полы собственного кафтана, да уходить под ал ее; но что если он уже действительно так стиснут, то, будучи подвигнут участием, он готов дать... но что это такая безделица, о которой даже не стоит и говорить". "But how much is it?" asked Plushkin eagerly, and with his hands trembling like quicksilver. "А сколько бы вы дали?" спросил Плюшкин и сам ожидовел; руки его задрожали, как ртуть. "Twenty-five kopecks per soul." "Я бы дал по двадцати пяти копеек за душу". "What? In ready money?" "А как вы покупаете, на чистые?" "Yes - in money down." "Да, сейчас деньги". "Nevertheless, consider my poverty, dear friend, and make it FORTY kopecks per soul." "Только, батюшка, ради нищеты-то моей, уже дали бы по сорока копеек". "Venerable sir, would that I could pay you not merely forty kopecks, but five hundred roubles. I should be only too delighted if that were possible, since I perceive that you, an aged and respected gentleman, are suffering for your own goodness of heart." "Почтеннейший!" сказал Чичиков: "не только по сорока копеек, по пятисот рублей заплатил бы! с удовольствием заплатил бы, потому что вижу -почтенный, добрый старик терпит по причине собственного добродушия". "By God, that is true, that is true." Plushkin hung his head, and wagged it feebly from side to side. "А, ей-богу, так! ей-богу, правда!" сказал Плюшкин, свесив голову вниз и сокрушительно покачав ее. "Yes, all that I have done I have done purely out of kindness." "Всё от добродушия". "See how instantaneously I have divined your nature! "Ну, видите ли, я вдруг постигнул ваш характер. By now it will have become clear to you why it is impossible for me to pay you five hundred roubles per runaway soul: for by now you will have gathered the fact that I am not sufficiently rich. Nevertheless, I am ready to add another five kopecks, and so to make it that each runaway serf shall cost me, in all, thirty kopecks." Итак, почему ж не дать бы мне по пятисот рублей за душу, но... состоянья нет; по пяти копеек, извольте, готов прибавить, чтобы каждая душа обошлась таким образом в тридцать копеек". "As you please, dear sir. Yet stretch another point, and throw in another two kopecks." "Ну, батюшка, воля ваша, хоть по две копеечки пристегните". "Pardon me, but I cannot. "По две копеечки пристегну, изв