Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви
Мысри прервал мои размышления, сказав:
— Вообрази, что случилось бы, погибни я на войне. В каком положении окажется моя семья? И кто извлечет выгоду из моей смерти?
— Оставь эти мысли, не думай о том, что может произойти завтра или через несколько дней. Радуйся лучше — ведь нам так хорошо сегодня вдвоем. И пойми: это прекрасно, что нынешней ночью ты открыл себе самого себя. Не знаю даже, поздравлять ли тебя с таким открытием, ведь стоит человеку познать себя, и перед ним встают сотни проблем.
— Ну, это меня не волнует, я справлюсь с любой проблемой.
Я, сказал он, должен поздравить его с великим событием этой ночи — возрождением прежнего Мысри, который немедленно даст о себе знать. Засмеявшись, я сказал:
— Поздравляю…
И запнулся — так непривычно было произносить его новое, вернее, его настоящее имя. Он договорил за меня:
— Скажи: «Поздравляю, Мысри».
Мы договорились, что завтра с утра начнем действовать. На утренней поверке он официально доложит дежурному офицеру, что просит направить его с рапортом к командиру части, и удостоверится, что его просьба занесена в журнал караульной службы.
На утренней поверке Мысри поднял руку и сказал, что просит направить его с рапортом к командиру. По какому вопросу, спросил дежурный офицер. Дело это, ответил Мысри, личного характера, и он не может говорить об этом публично перед строем. Как ни настаивал офицер, Мысри не согласился добавить что-либо к сказанному. Офицер обещал занести все в журнал караульной службы и доложить командиру части. После поверки Мысри не знал, куда девать себя, все валилось у него из рук. Я хотел было выйти с ним из расположения части и посидеть в какой-нибудь кофейне, но продолжался рамадан, и мы оба постились. У меня были кое-какие дела, но я, видя состояние Мысри, решил не отпускать его от себя. Нервы его, в ожидании предстоящего разговора, были натянуты, как струна. Было десять часов утра. Доклад командиру части назначен на двенадцать. Но вскоре мы узнали, что командира части вызвали на срочное совещание в штаб округа и что потом он поедет в военно-медицинское управление. Никто не знал, вернется ли он сегодня в часть или отправится домой. Трудно описать отчаяние, охватившее Мысри, он был вне себя. Полно, успокаивал я его, один день ничего не решает, стоит ли так нервничать. Сегодня среда. Если командир не вернется в четверг, то уж в субботу обязательно будет тут. Но Мысри не унимался. Потом лишь я понял: у Мысри была редкой силы интуиция. В два часа дня командир еще не вернулся, и я решил, что он уже не появится в части. Но в шесть часов вечера мы вдруг увидели офицеров во главе с командиром части. Тут уж каждый почувствовал: предстоит нечто из ряда вон выходящее. Командный состав части немедленно был созван на совещание, и вскоре мы узнали: объявлена боевая готовность. Отпуска отменяются, весь личный состав должен находиться в расположении части, увольнения не разрешаются ни под каким предлогом. Эти меры не очень-то нас удивили. Было известно, что состоялся призыв резервистов, и они должны прибыть в часть. Время от времени резервистов призывали для прохождения военной подготовки. Но на этот раз они прибыли с полным боевым снаряжением. Затем последовал приказ подготовить госпиталь к немедленной отправке на фронт. И все же Мысри настоял, чтобы командир его принял. Разговор их длился лишь несколько минут. Мысри вышел из кабинета командира со счастливым видом. Ничего не сказав мне, он направился в свою палатку и стал укладывать вещи. На вопросы мои не отвечал. Мне пришлось хорошенько встряхнуть его, тут он наконец обратил на меня внимание.
— Что произошло в кабинете командира?
— Я еду на фронт.
— Но все же, как прошел разговор?
— Да никак. Я не стал ничего ему рассказывать, а попросил отправить меня как можно скорее на фронт.
— Ну, а твое дело?
— Какой может быть разговор о своих делах, когда начинается война.
— Кто тебе сказал про войну?
— Я чувствую это.
— Да ведь боевая готовность объявлялась не раз, а никакой войны не было.
— Нет, это случай особый.
— И все-таки, как же твое дело?
— Любое дело можно отложить на неделю, на месяцы, даже на годы, но откладывать освобождение наших земель больше нельзя.
Немного подумав, он добавил:
— Вот выполним первую часть нашей священной миссии — освободим землю, вернемся, а там уж решим и наши внутренние проблемы. Это будет вторая часть нашей миссии.
— Значит, ты ни словом не обмолвился о своем деле?
— Нет, не время сейчас.
— Если тебе неловко, хочешь, я возьму это на себя?
Но Мысри отказался. В обычное время, сказал он, между ним и сыном омды тысячи различий, но теперь все стали равны. Имена, положение, обличье утратили всякое значение. Участие в освобождении египетской земли, это великая честь — не важно, под каким именем и в каком качестве человек принимает в нем участие. То же самое сказал он и командиру части, добавив, что только на фронте сможет вернуть себе утраченное самоуважение. Вспоминая об этом, я думаю, неужели Мысри искал смерти? Чего желал он, уезжая на фронт: сражаться или погибнуть? Не потерпел ли он поражение еще до встречи с врагом, в битве с самим собою? Я не могу ответить на эти вопросы; но я пишу, и мне кажется, будто в жилы мои вливается кровь другого человека, ставшего мне особенно близким, роднее единокровного брата. Мысри погиб. Это слово я слышал от него не раз. Увы, единственное, что я могу сделать для него — рассказать о нем и оплакать его память. Но много ли в том толку? Умерший уходит из жизни, а другие, даже самые близкие ему люди, продолжают жить. Так в чем же его вина? А я — в чем я виноват? Его история лишний раз убедила меня только в одном: нет в нашем мире справедливости. Если мы, люди, и вправду уважаем свое человеческое достоинство, наш долг — требовать у бога справедливости. А если он откажет, искать себе другого бога. Но смысл справедливости заключается в одном: дать силу и мощь бесправным. Прошу вас, не спрашивайте меня: а ты, что ты сделал, чтобы помочь Мысри? И почему перекладываешь ответственность на небесного владыку? Зачем окутывать эту историю метафизическим туманом и превращать ее чуть ли не в легенду? Где твоя вера в мощь человека и его способность быть создателем и вершителем своей судьбы?
Но вернемся лучше к Мысри. Его настойчивое желание скорее попасть на фронт удивило меня.
