Квартира - Даша Почекуева
Без квартиры он голодранец, кабинетная крыса, бледная тень в коридоре общежития. Неудачник, не добившийся в жизни ни личного счастья, ни материального благополучия. Квартира возвышала Фролова над этим, придавала его личности некую ценность. Он остро чувствовал, что ощущение ценности больше неоткуда взять.
Сглотнув, Фролов с трудом сосредоточился, бросил в автомат еще одну монетку и набрал номер Сережи.
— Вовка, — сказал Сережа в трубке. — Мне совсем не нравится твой голос. Ты вообще живой там?
— Да… Да, я… Прости. Время трудное.
— Как поминки?
— Я не поехал.
— Ох ты ж. Точно все нормально? Может, встретимся? Хочешь — заходи прямо сегодня.
Фролову стало легче, но не так чтобы очень.
— Сегодня уже не могу. Лучше завтра, на даче.
— Ну ладно. Тогда до завтра.
Вечер прошел без новостей: Фролов вернулся домой, помылся, побрился и лег спать. Когда Лена и Ваня пришли с поминок, он уже спал, а утром проснулся раньше всех и оставил записку, что едет на рыбалку с ночевкой. По пути на вокзал он вспомнил, что Лена упрекала его этой рыбалкой, но придумывать другой предлог было уже поздно.
Голова вообще соображала плохо. Глядя в окно электрички на проплывающие мимо поля, Фролов перескакивал с одной мысли на другую. Ни к чему эта тревога. Впереди хорошие спокойные выходные, дача, Сережа. И не так важно, что Лена говорит о разводе. Поговорит и успокоится. Он попросит прощения за то, что не пришел на поминки, а потом они помирятся и заживут как раньше. Да, да, все так.
Он ощущал, что в этих увещеваниях есть что-то болезненное. Прогорклое чувство тщетности усилий росло внутри его, как растет опухоль. Подавив подступающий страх перед будущим, он вышел на знакомый перрон станции Морозовка, спустился на дачную аллею и пошел вдоль рядов островерхих домиков.
Утро было холодное и хмурое. Под ногами похрустывали подмерзшие лужи. Фролов ускорил шаг, высматривая дом с белыми ставнями. Этот дом успокаивал его одним своим видом, обещал что-то доброе и светлое.
Фролов нырнул в приоткрытую калитку. На крыльце стояли старые калоши, а в окне горел свет. Сережа открыл дверь локтем, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем в красную клеточку. Из глубин дома пахнуло натопленной печкой, выпечкой, выходным днем. На Сереже был испачканный мукой фартук, а волосы стояли дыбом.
— Раздевайся давай, — поторопил он. — Ты как, не замерз? Если замерз, не молчи — дам свитер. Пошли на кухню.
Фролов сел за кухонный стол и стал смотреть, как Сережа ловко управляется с готовкой: отщипывал кусочки от туго скрученной колбаски из теста и раскатывал на присыпанной мукой столешнице. Получались ровненькие тонкие кружочки, один к одному.
— Это мне Катька рецепт подсказала. Помнишь Катьку, на посиделки с Марьяной приходила? Она же в Ухте родилась, это на Севере, в Коми. Подай, пожалуйста, кастрюлю с плиты, а то у меня все руки в тесте.
Фролов глядел на Сережу, и что-то горькое и склизкое, что мучило его последние дни, медленно отступало. Он не то чтобы освободился — свобода была иллюзорна, — но получил временную передышку от кошмара. Сережа тем временем переключился на рассказ о Катьке и Марьяне, расхвалил Катькины кулинарные таланты, потом стал ложкой раскладывать картофельное пюре по кружочкам теста.
— Честное слово, Вовка, мне жутко не нравится, как ты выглядишь. Не обижайся, ладно? Может, к врачу сходишь? У меня есть один знакомый, тоже из наших…
— Я здоров.
— Я и не говорю, что болен, но провериться никогда не помешает… А вообще: ты же в курсе, что можешь рассказать мне обо всем?
— Да, я знаю. Спасибо.
— Можем прямо сейчас поговорить. О плохом, о хорошем, — туманно сообщил Сережа. — Обо всем, что волнует.
— Ну… Конкретно сейчас меня волнует завтрак. Я голодный как собака. Скоро там твои пирожки?
— Скоро, скоро.
Сережа загрузил в духовку противень и снова вытер руки полотенцем.
— Кстати. Утром соседка заходила. Сказала, здесь кто-то ночевал. Она видела через оградку, как вчера утром из дома выходили, но было темно, лица она не разглядела. Я проверил ключ под горшком — ключа нет.
Фролов не сразу нашелся с ответом.
— Вов, — позвал Сережа. — Ключ у тебя?
— Угу.
— Еще чуть-чуть — и я обижусь.
— Извини. Не обижайся. Мне надо было где-то переночевать.
— Мог бы прийти ко мне в коммуналку.
— Не мог. В коммуналке все все видят… Хотя, может, и здесь видят?
— Не говори ерунды. Соседка не сдаст, мы с ней сто лет знакомы. — Сережа отошел от кухонной тумбы и сел на корточки перед Фроловым. — Поругались, что ли, из-за Ваньки?
Фролов собрался с духом и медленно произнес:
— Да это все Лена. Нашла себе другого. Развода хочет.
Секунду Сережа смотрел на него без всякого выражения. Потом по его лицу расползлась улыбка.
— Ты серьезно?.. Фух! А я уж переживал. Вовка, да ведь это отличная новость. А чего такой убитый? Любишь жену?
— Какая разница?
— Разница есть. Любишь или нет?
Фролов так же медленно покачал головой вправо-влево.
— Ну вот! — воодушевился Сережа. — Вот!..
— Что — вот? Нет никакого значения, люблю я ее или нет.
— Вовка, ведь теперь все пойдет по-другому! За это даже выпить можно! Сейчас, погоди, где-то у меня был еще мускат на донышке.
Он вскочил, забегал по кухне. Его неуемная радость — бездумная, как у веселой собаки, — даже немного раздражала Фролова.
— Блин, ты бы знал, как я рад. Надоело все до смерти! Свободные вечера подгадывать, в одном гастрономе и видеться… В кои-то веки не придется искать предлоги.
— Ты смеешься, что ли? — сказал Фролов. — Как раз теперь и придется.
Сережа нашел в шкафу бутылку с остатками муската и посмотрел на свет.
— Допустим, я дам ей развод. И дальше что? Люди же начнут спрашивать, чего это я один.
— Ну, один и один. Большое дело.
