Игорь Губерман - Книга странствий
Я молча метнулся за другой книгой, это оказался Розанов, и Жириновский, повертев её в руках и сомневаясь, поставил подпись. Книгу я привёз домой. А вся история стала цветком в букете моих эстрадных баек. Ибо я рассказываю только правду, а она - намного ярче вымысла.
Да, милый Саша, мы такой народ - даже способное отребье крупной масти мы поставляем яркое и энергичное.
В Израиле заметно снижен наш накал. Дух левантийской беззаботности, беспечности и всякого такого - сильно овевает нас, и кажется порой, что всё-таки еврею жизненно необходимо явное и тайное сопротивление среды. Нет, оно есть и тут, но тут оно совсем иное. Я довольно скоро по приезде эту ситуацию почувствовал, но сформулировать боялся, опасаясь, что незнание языка толкает меня к неверным обобщениям, на которые я права не имею. Но однажды натолкнулся на статью раввина Адина Штайнзальца, одного из мудрейших людей нашего времени, и там я просто прочитал слова, которые не смел произнести даже во время дружеского трёпа. Я сейчас большую выпишу цитату, лучше всё равно я не скажу. И то, что выше я писал, тут будет лаконично и весомо.
Сперва Адин Штайнзальц отмечает нашу сложившуюся за века "поразительную способность видоизменяться, приспосабливаться, становиться похожими на тех людей, среди которых мы живём". Но, пишет он далее - "Наша адаптация - это внутреннее преображение... Мы не просто обезьянничаем, а становимся частью этого народа... Это вызывает обиду и возмущение. У других народов складывается ощущение, что евреи... изощрённо похищают у них душу и таким образом становятся их национальными поэтами, драматургами, художниками, а через некоторое время - устами и мозгом их народа. Мы становимся большими англичанами, чем сами англичане, большими немцами, чем сами немцы, большими русскими, чем сами русские..."
О, как я это знаю по собственным ощущениям! А в том числе - и по любви к России, которая незыблемо во мне живёт и болями сегодняшней России мучает. Теперь я очень далеко и лишь поэтому могу себе позволить письменно в своей любви признаться, там позволяли себе вслух об этом говорить (в корыстных целях - и кричать) только рептилии различного пошиба. Но продолжу.
Зафиксировав это уже общее место, пишет далее раввин Штайнзальц: "Основатели Израиля мечтали создать здесь новый тип человека... Этот человек, унаследовав духовное величие прошлого, должен был приобрести черты, которых, по мнению евреев, ему прежде всего не хватало - физическую силу, прямоту, умение сражаться и сражаться хорошо, способность жить оседлой жизнью в своей стране... И они преуспели. По правде говоря, даже чересчур преуспели... Появилось поколение, у которого есть масса превосходных качеств. Но до чего же оно странное! Черты, которые считались типично еврейскими - гибкость ума, утончённость, обширные знания, самокритичность, - качества, которые были частью нашей сути, исчезли".
Я разрывал пространный текст, чтоб обнажилась ярче горькая, пронзительная мысль статьи: израильский еврей - нечто иное, нежели тот образ, что сложился в нас за годы жизни в России. Удивительно ёмко и лаконично обо всём этом сказала дочь одной моей знакомой. Дочь сюда приехала пятнадцати лет, закончила тут школу, вольно и свободно чирикала и писала на иврите, полностью влилась в местную жизнь. И вдруг через шесть лет решительно собралась возвращаться в Питер. И на все разумные резоны матери отвечала полным с ней согласием.
- Но в чём же тогда дело? - обескуражено спросила мать. И дочь, слегка подумав, ей ответила:
- Но, мама, где же я себе найду здесь князя Мышкина?
На мой взгляд, это сказано так точно, что любые комментарии только опошлили бы веский довод.
Из-за этого нам часто трудно здесь и часто ощутимо чужеродно. Даже несмотря на чувство дома, замечательно интимное чувство. Столь же мной владеющее до сих пор, когда я попадаю в Россию. Мне крепко повезло: душа моя, ничуть не разрываясь, привязана к обеим родинам. Правда, российские квасные патриоты утверждают с давних пор, что евреи продали Россию, но так как я своей доли денег пока не получил, я числю эту родину своей.
А как изменится в Израиле наш облик дальше - не берусь гадать или предсказывать. Сегодня всюду множество пророков и провидцев - им и карты в руки. Я же лучше приведу слова одного своего знакомого, который держит в Иерусалиме магазин со всякой вкусной пищей, и внутри там на стене висит плакат с отменным текстом:
"Евреи были, евреи есть, евреи будут есть!"
Уже идёт к концу эта глава, и вспомнился мне бедный Лев Толстой. Всю силу гения своего отдал он нравственному улучшению - всеобщему и своему в том числе. И в процессе заведомо обречённых стараний этих будто бы (за достоверность не ручаюсь, лень было искать) он записал однажды где-то в дневнике слова печальные и твёрдые (я прослезился, их услыша, от умиления и сострадания к душе его великой): "Трудно любить еврея, но надо!"
Это, конечно, трогательно очень, только совершенно и категорически излишне. Лично вот меня любить не надо - я не доллар и не юная девица. Имею я огромное количество различных недостатков. Среди которых (не последний) непомерная гордыня, что принадлежу к незаурядному и ярко одарённому народу.
Поэтому время от времени я закрываю глаза и с наслаждением слушаю безостановочное шуршание плавно текущего по свету всемирного еврейского заговора.
Что нам в нас не нравится
Кто бы там и что ни говорил, а самая поразительная еврейская черта это, конечно, неприязнь к евреям. Ни один в мире народ не сочинил сам о себе такое количество анекдотов, шуток и издевательских историй. Из них, на мой взгляд, лучшая - как Моисея некогда спросили, почему он, выведя евреев из Египта, после этого сорок лет водил их по пустыне. И немедля якобы ответил Моисей:
- А с этими людьми мне было стыдно ходить по центральным улицам!
Любое возражение, что, может быть, такие шутки сочиняют некие отъявленные юдофобы - не проходит, ибо я и лично знаю множество подобных сочинителей, и сам давно уже принадлежу к их числу, чего нисколько не стыжусь. И более того, мне кажется, что смелость смеяться над собой - такая ценная особенность, что надо ей гордиться, ибо есть в ней верный признак и душевного здоровья нации, и жизнеспособности её. Однако же -одно дело смеяться, а другое - воспалённо осуждать. А мы и в этом сильно преуспели. Где-то я прочёл идею, что возникла в нас эта способность (или склонность) ввиду как раз необычай-нейшей пластичности нашего народа: мы, дескать, веками живя в разных странах, живо перенимали и впитывали все психологические особенности коренного населения, а в том числе - и взгляд на нас, пришельцев. Как бы выучились мы смотреть на себя отчуждённо сторонними глазами, а уж тут - чего хорошего увидишь. И отсюда будто в нас такое ревностное самоосуждение. Возможно, спорить не берусь. Я вообще не спорю никогда с высоколобыми глубокими суждениями о чём бы то ни было. Они обычно сами выдыхаются со временем. Но не берусь я предложить и никакую собственную гипотезу, поскольку сам с собой обычно не согласен. Просто мне охота поболтать на эту щекотливую и занимательную тему.
Среди такого рода книг стоит особняком и сильно выделяется некогда знаменитая книга Отто Вейнингера - "Пол и характер". Жизнь этого философа, короткая и странная, длилась всего двадцать три года. В самом конце девятнадцатого века принялся он обучаться в Венском университете, кроме философии попутно изучая биологию, физику, математику и психологию. Ещё студентом будучи, он стал писать свою книгу, а издав её, с собой покончил. Было это в 1903 году. Мучила его депрессия, и с нею он не справился. А для самоубийства выбрал он известную венскую гостиницу, тот номер, где за несколько десятков лет до этого скончался Бетховен.
Вся книга Отто Вейнингера - о различии мужчин и женщин. И мужчины все - носители добра, а женщины - наоборот. И до такой, представьте себе, степени, что "наиболее высоко стоящая женщина всё же стоит бесконечно ниже самого низкого из мужчин". Признаться честно, у меня такое убеждение клубилось некогда (мне изменила одна чудная подружка), только оно длилось около недели, потому что я другую встретил - совершенство, и моя по женской части мизантропия исчезла без следа. Я боюсь, что молодого Отто сходная постигла ситуация, но он глубокий был философ, и из краткого отчаяния выбраться не смог. И книга о женщине как воплощении всемирной пустоты и зла - осталась человечеству в наследство.
О евреях там большая интересная глава. Честно признавшись, что он сам из этого народа, Отто Вейнингер, не обинуясь, заявил, что всё еврейство в целом - это некий бездуховный и аморальный элемент, проявляющий женское начало в его худшем виде. Ибо евреи тяготеют к коммунизму, материализму, анархизму и атеизму. Перечень отменный, правда же? И что-то в этом есть. Чтоб избежать соблазна комментариев (а хочется -кошмарно!), я в дальнейшем только самые мои любимые цитаты приведу.
