Дом, где тебя ждут - Ирина Анатольевна Богданова
– Не надо пешком, – сказал Алексей и не узнал своего голоса. Он чувствовал себя так, словно по нему проехался гусеничный трактор. – Я сейчас доберусь до офиса своей фирмы и сделаю все необходимые бумаги. Вам останется только купить билет.
По тому изумлению, с каким на него уставились Варя с Таниной мамой, он понял, что все это время простоял у двери незамеченным.
Прага, 1945 год
Говорят, что на Золотой улочке в Пражском Граде в Средние века жили алхимики. Это окружало ее ореолом тайны, будоражащей воображение. Казалось, что мостовая еще хранит шаги людей в средневековых одеяниях, которые ночами искали философский камень и из человеческой крови выводили в колбах гомункулов.
Юрий остановился и посмотрел на ряд разноцветных домиков, напоминавших театральную декорацию. Кукольные окошки, двери, в которые можно войти, только согнувшись, яркие черепичные крыши. Прийти бы сюда с Таней, взять ее за руку и заблудиться в узких переулках, дышащих седой стариной.
Июльский полдень давал о себе знать пропитанной потом гимнастеркой и тяжелыми свинцовыми сапогами, в которых ноги едва двигались. Он так долго поправлялся после ранения, что забыл, каково это – чувствовать себя здоровым человеком. Порой думалось, что боль и одышка поселились в нем навсегда, наваливая на душу серую безысходность без конца и без края. Раны не заживали, сердце колотилось, как в пустой бочке, и каждый день температура под сорок.
Остановившись около одного из домиков, Юрий встретился взглядом с хорошенькой девушкой лет двадцати. Каштановые косы были свернуты на голове в две баранки, закрывающие уши, а в вырезе вышитой блузки капелькой сверкала алая бусинка на кожаном шнурке.
– Dobré odpoledne, – поздоровался Юрий. За время болезни он выучил несколько чешских фраз.
Девушка улыбнулась и показала рукой на солнце:
– Dnes je to velmi horko.
Он понял, что она сетует на жару, и провел пальцами по потному лбу.
– Мне бы попить воды.
Последнее слово на русском и чешском звучало одинаково, и девушка, понятливо закивав, исчезла в окне и через несколько секунд появилась в двери с большой кружкой пива.
– Нет, спасибо, воды, – извиняющимся тоном Юрий отверг щедрое угощение, – воды, пани.
Девушка пожала плечами, и в ее глазах застыло недоумение перед чудаком, который пиву предпочитает воду.
– Воды так воды.
От студеного питья ломило зубы, только что льдинок не хватало. Интересно, где на тридцатиградусной жаре удается найти такой холод?.. Наверняка не обошлось без алхимии. Юрию сразу стало легче, когда он утолил жажду, он подумал, что в состоянии пробрести еще пару километров по незнакомым улочкам – уж очень хороша была Прага, купающаяся в летнем солнце. Яркие дома, украшенные мозаикой, органично сочетались с готическими соборами, их шпили штыками вспарывали небо над Прагой. Красиво, но колко.
Завтра выписка из госпиталя, а послезавтра в воинский эшелон, – и домой, в Ленинград.
Долгими часами на больничной койке вспоминалась крошечная комнатка с папиной фотографией на стене, письменный стол с лампой под зеленым абажуром, диванчик, на котором они сидели вместе с Таней. Ее волосы пахли пряным медом, и от этого запаха сладко кружилась голова, как будто он и впрямь пригубил горячий хмельной сбитень. Она рассказывала про Францию, а он боялся взять ее за руку. Если бы дома его ждала Таня, то он полетел бы туда со скоростью реактивного снаряда, выпущенного из «Катюши», но его ожидают хоть и родные, но пустые стены, окрашенные долгими годами одиночества. В сущности, сегодняшний день был своего рода прощанием с мечтой о Тане, потому что отсюда, из Чехии, он мог хотя бы написать ей. Интересно, получила ли она его письмо? Алгбета в госпитале больше не появлялась. Несколько раз он справлялся о ней у чешского персонала, но все, у кого он спрашивал, разводили руками. Писать повторное письмо и навязчиво добиваться ответа Юрий не хотел. Вдруг Таня замужем и у нее семья, дети? Ни к чему рушить чужое счастье. Как сказал бы папа: «Положись на волю Божию, и Господь все устроит».
Прикинув свои силы, Юрий решил, что не сможет одолеть крутой холм, на котором стоял собор святого Витта, хотя очень хотелось полюбоваться на его мрачную красоту, хорошо знакомую по репродукциям. Немного поразмыслив, он свернул в первый попавшийся переулок, узкий и извилистый. Здесь было совсем малолюдно, а он устал от толпы, заполонившей центральную часть города. Кроме него пешеходов было всего двое – пожилая женщина с хозяйственной сумкой да хромоногий старик, тащивший за собой деревянную тележку.
Высокие дома подбегали вплотную к дороге, оставив для тротуара лишь узкую полосу разбитого асфальта. Задрав голову, Юрий рассмотрел мозаичное панно на фасаде пятиэтажного дома с колоннами – по синей глазури плыли крупные золотистые рыбы. Еще немного, и они смогут нырнуть в зеленую крону подросшего каштана. Следующий дом был построен в мавританском стиле, перемежая кладку полосами желтого и красного кирпича. Витые балкончики, арки, фигуры святых над крышами… Юрий глубоко вздохнул, пытаясь напоследок надышаться пражским воздухом. А ведь всю эту красоту фашисты могли взорвать и залить кровью. Давая себе отдых, Юрий дошел до скамейки у ближайшего дома и блаженно оперся о высокую деревянную спинку.
«Посидеть напоследок», – сказал он сам себе.
Подумалось, что больше в его жизни не будет ни Праги, ни вольного ветра дорог Европы, ни духа свободы, на который надеялись все, кто прошел эту войну. Но с ним остается безумная надежда встретить Таню, а это уже само по себе – великое счастье. Не зря говорят, что пути Господни неисповедимы, и, может быть, эти пути когда-нибудь сомкнутся кругом ее рук вокруг его плеч?
Прежде чем идти дальше, Юрий обвел взглядом маленький скверик, где над головой качались ветви деревьев, и вздохнул, понимая, что этот кусочек Праги успел осесть в его памяти кратким чувством покоя, от которого он успел отвыкнуть за военные годы.
Чтобы быстрее вернуться в госпиталь, Юрий решил сократить путь, пройдя по кишкообразному сквозному проходу, в конце которого виднелась мостовая параллельной улицы. Посверкивая закопченными оконными стеклами, дома стояли плотной стеной.
Позади себя Юрий услышал хлопок двери, хотел оглянуться, но не успел, потому что между лопатками вдруг стало горячо и больно.
* * *
Пани Тереза налила в тазик теплой воды и тщательно вымыла острый и узкий кухонный нож, подаренный ей покойным мужем в день свадьбы. Наборная ручка, сделанная из коровьего рога, заблестела, как лакированная. Когда-то давно они с Густавом держали мясную лавку, и пани Тереза научилась пластовать мясо не хуже заправского рубщика.
