Территория чудовищ. Путеводитель для осторожных туристов - Сара Брукс
Вэйвэй следует за Димой к складскому вагону. Кот останавливается возле двери и начинает с показной беззаботностью умываться.
– Спасибо, Димочка, – говорит она, поглаживая его по голове.
Елена сидит на полу, вокруг разбросаны припасы из открытых коробок.
– Нет! Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь понял, что мы здесь были.
Вэйвэй пытается навести порядок, но Елена дергает ее за рукав. Пятна на коже безбилетницы теперь похожи на зеленоватые гематомы, пересохшие губы шелушатся.
– Мы так медленно едем. Когда поезд снова разгонится?
– Это вынужденная мера – мы не знаем, насколько безопасна боковая дорога. Но ничего, скоро вернемся на главный путь. – Вэйвэй старается спрятать сомнения под уверенным тоном.
– Давай поиграем! Сейчас моя очередь… или нет, твоя. Ты пробираешься к топке, а я спрячусь там и буду наблюдать…
– Нет. – Вэйвэй берет ее за руки.
Ладони у Елены липкие.
– Нет, – продолжает Вэйвэй, как будто это может удержать безбилетницу. – Тебя видели. Один из пассажиров. Тебе нужно прятаться и дальше. Понимаешь? Не ходи больше по коридорам.
Но Елена уже устремляется к двери:
– Здесь никого нет. Играть буду я, а ты можешь смотреть.
Эта лихорадочная неугомонная энергия придает ей сходство с больными людьми. Вэйвэй приходилось видеть такое раньше: человек пытался вырваться за дверь, дергал и дергал ручку, пока не падал от усталости или укола.
– Вернись, – со всей возможной кротостью шепчет Вэйвэй, но вдруг замечает, что взгляд Елены скользит по окну. – Что там?
– Ничего, ничего. Пойдем. Я спрячусь, а ты должна будешь меня найти.
– Подожди…
Мимо окна, обратив глаза к поезду, проносится черная собака. Нет, это лиса, у нее заостренные уши и кончик хвоста. Пока Вэйвэй смотрит на нее, появляется вторая, словно тень, освободившаяся от хозяина; за ней еще и еще, одна превращается в двух, две – в четырех, пока не образуется море гибких тел, бегущих вровень с поездом; шкуры отбрасывают серебряные и ржаво-рыжие блики.
«Они прекрасны», – думает Вэйвэй.
Эти лисы не похожи на городских, они крупней и изящней; они как будто выскальзывают из времени. Невозможно проследить за какой-то одной – обманывают глаза. Но видно, что все лисьи взоры устремлены на поезд.
– Не смотри, – говорит Елена странно изменившимся голосом и тянет Вэйвэй за руку. – Притворись, что не видишь их.
– Они ничего нам не сделают, мы здесь в безопасности.
Их черные зрачки вытянуты вертикальной чертой, веки закрываются с боков, как у ящериц.
«Они наблюдают за мной, – думает Вэйвэй. – Нет, они наблюдают за Еленой».
– Прошу тебя!
Елена дергает так сильно, что Вэйвэй валится набок и бьется головой о стену. Елена садится рядом, на ее лице раскаяние.
– Извини, – приговаривает она. – Извини…
– Да что случилось-то? Пожалуйста, расскажи! – потирает голову Вэйвэй. – Дело не только в воде, правильно?
– Я уже говорила тебе, – шепчет Елена. – Я больше не знаю, кто я. Раньше следила за дорогой, с тех самых пор, как начала наблюдать и учиться… И они тоже не знают, кто я.
Вэйвэй уже готова увидеть в окне лисьи морды, смотрящие в упор глаза.
– Я больше не слышу их, – говорит Елена. – Не чувствую. И не знаю, смеются они надо мной или зовут назад.
Тайны
Мария укрылась в библиотечном вагоне. Сидеть в каюте уже нет никаких сил, и она рада возможности не слушать возбужденную болтовню попутчиков. Охватившее всех облегчение после побега от грозы сменилось тревогой и горькими сетованиями на то, что путешествие затягивается, а воды отпускают все меньше. Команда изображает спокойную деловитость, но Мария видит, как появляются трещины. Пожилой стюард, раньше дежуривший в библиотеке, куда-то пропал. Возможно, потому, что вентиляторы здесь крутятся даже ленивей, чем в других вагонах – только гоняют по кругу горячий воздух. Она опускается в кресло у окна. В вагоне душно и жарко, как в духовке, но ради блаженного одиночества можно вытерпеть и не такое.
Она убеждена, что Вороны следили за ней. Березы за окном подбираются все ближе к поезду, и Марии кажется, что между стволами петляют желтоглазые лисы. Теперь, когда главная дорога лежит в стороне и книга Ростова уже не может успокоить своей обстоятельностью, никак не отделаться от ощущения, что цепь разорвана, что страховочный трос перерезан. Мария постукивает ногтями по окну. Других стекол с клеймом отцовской мастерской отыскать не удалось, но и одного достаточно. Как хотелось бы вернуться и поговорить с Профессором! Что еще ему известно? Несомненно, очень многое. И в ней растет убеждение, что она точно знает, кто он. «Единственная истина, которая имеет значение». Разве не это же писал Артемис? Можно ли спрятаться лучше, чем в самом поезде, под личиной Профессора – настолько примелькавшегося, что никто его даже не замечал?
Однако Мария не решилась пойти к нему вновь. Ей не понравилось, как быстро объявились Вороны, не понравилось, с каким задумчивым видом они разглядывали и ее, и Профессора. Что, если это она привела их к Артемису? Все это время он был у них перед самым носом, и вот теперь Мария разоблачила его. От одной этой мысли становится дурно. Чувствуя спиной взгляд Воронов, она не может продолжать поиски.
Мария с запозданием понимает, что кто-то произнес ее имя, и испуганно оборачивается.
У Судзуки виноватый вид.
– Простите, но вы так сосредоточенно смотрели в окно.
– Не беспокойтесь, я не потеряюсь, – совладав с нервами, говорит Мария. – У меня есть защита.
Она раскрывает ладонь и показывает стеклянный шарик с голубыми завихрениями. Он теплый на ощупь, как будто Мария крепко сжимала его, хотя она и не уверена, что вообще доставала.
Судзуки приглядывается:
– А-а… Похоже, вам оказали большую честь. Вэйвэй мало с кем делилась своими шариками.
– Правда? А у меня сложилось впечатление, что она сочла меня довольно назойливой.
– Это впечатление она старательно создавала, – смеется Судзуки и продолжает: – Шарики сделали для Вэйвэй, когда она была еще маленькой. Наш стекольный мастер сделал. Но конечно, команда ругает их последними словами, когда они подворачиваются под ногу в самый неподходящий момент.
Мария обхватывает пальцами шарик. За этими словами что-то кроется? Она боится поднять взгляд: что Судзуки увидит в ее лице? Или она – в его?
– Простите, надеюсь, я не…
– Нет-нет, что вы.
Она поднимает голову и улыбается. И видит на лице собеседника озабоченность, беспокойство, не сказал ли он что-нибудь не то. Мария снова
