Любимчик Эпохи - Катя Качур
— Н-нигде, — Илюша трамбовал желудок тарталетками с черной икрой.
— У вас нет образования? Как вы живете в этом мире? — удивился хозяин.
— Да че ты пристал к нему, дурак! — влезла Фаина Ивановна. — Прекрасно живет, не видишь? «Херно» носит!
Илюша кивнул, хотя ему крайне не нравилось, как жаба гнобила своего мужа на глазах у гостей. Семьи, где он провел жизнь — мамина-папина, а также Родькина-Ленкина, — были хрестоматией слепого восхищения друг другом и безусловной поддержки.
— А че вот твое образование? — Жена продолжала давить на Евгения Алексеевича. — Если б не я, до сих пор был бы школьным учителем!
— Это маме он фсем обязан, — влезла в разговор бархатная Фаина-два, — она его в люди вывела!
— К-каким образом? — поддержал беседу Илюша.
— Да я всю администрацию, весь партком на уши подняла, в совковые-то годы! — Фаина Ивановна раздухарилась от просекко и покрылась мелкими каплями пота. — Вот он и стал сначала начальником лаборатории, а потом — исполнительным директором нашего градообразующего завода — «ХимФосфора».
— Ух ты! — хрюкнул Илюша.
— А сейчас вообще возглавляет реконструкцию цехов после взрыва, — не унималась жаба. — Помните эту историю в газетах? Тридцать лет назад? Цистерна с желтым фосфором взорвалась! И до сих пор пустырь был на этом месте.
— П-припоминаю, — соврал Илюша, хотя тридцать лет назад он только родился.
— 650 тонн песка ушло только на захоронение отходов! — вклинился хозяин.
— Да заткнись ты, кого твои цифры интересуют! — отрезала Фаина Ивановна.
К счастью обалдевшего от разговоров Илюши, в гостиную, шатаясь, вышел Баринов.
— Где тут отлить? — заорал он, расстегивая ширинку.
Обе Фаины кинулись спасать дорогой ковер, а Илюша с главой семейства наконец вышли на воздух. Ночь была холодной, влажной и липкой.
— Зач-чем вы с ней ж-живете? — закуривая, спросил Илюша.
— Ты о чем? — Евгений Алексеевич был рассеян.
— Зач-чем живете с Фаиной Ив-вановной? Она вас унижает, в грош не ставит.
— Чувство долга, молодой человек, знакомо ли оно вашему поколению?
— В чем долг? Ф-финансируете детей, как и п-прежде, и живете от-тдельно. — Илюша стряхнул пепел через перила на газон.
— Все не так просто, — вздохнул затравленный муж, — Фаня многое мне дала, мы через многое прошли вместе. Видел Федю?
— В-видел.
— Это сейчас за ним ухаживают нанятые люди, а первые двадцать лет мы жили с родителями в одной квартире с больным ребенком на руках. Поверь, это был ад.
— Ну а зачем в‐вы на ней ж-женились? Не п-поверю, что по л-любви.
— Это мой крест, наказание. Конечно, не по любви. Любил я другую женщину.
— И-з-за что вы н-наказаны?
— Я ее выгнал, психанул… В бешенстве переспал с ее злейшим врагом — Фаней. А Фаня, не будь дурой, мне и предъявляет: я — беременна. Пытался скрыться, а она в райком комсомола и партком жалобу написала. Заставили жениться. Другие времена были, Илья. Вам этого сейчас не понять… — Евгений Алексеевич не моргая смотрел на зловещий сумрачный сад. — А потом родился Федя. Вот и вся история.
— Н-нашли ту ж-женщину? — спросил Илюша, ежась от холода.
— Неа. Она пропала. Как сквозь землю провалилась. Вот так, молодой человек. Наказание не обязательно приходит потом, через века, в будущей жизни. Кара вполне может настигнуть вас сию секунду. Поэтому сто раз подумайте, прежде чем сделать выбор.
Илюшина голова распухла от посвящения в чужую тайну, за грудиной по-прежнему ныла какая-то ссадина, он продрог и, сочувственно хлопнув по плечу хозяина, нырнул в дом. Пробираясь к вешалке за пресловутой курткой, Илья мечтал покинуть хоромы через задний вход, но не тут-то было. Из-за колонны холла вынырнула пьяная Фаина Ивановна. Тонкие лямки ее платья были спущены на бойцовские плечи, глаза горели охотничьим азартом.
— Вот ты и попался, — сально сказала она, — моя спальня за углом, теперь не убежишь!
Илюша попятился, сшибая спиной бронзовую статуэтку. Не глядя, он пытался нащупать вешалку в поисках своего пуховика.
— Уб-бегу, — нерешительно проблеял Илья.
— Убежишь, не получишь расчет! — озверела жаба.
— Ф-фаина Ив-вановна… — начал он.
— Для тебя — Фаня. Если будешь умницей…
На помощь Илюше опять пришел, а точнее, ввалился в холл обвешанный бабами Саша Баринов. Он раскидал девиц и вновь кинулся лобызать своего дублера. Уловив момент, Илья покинул дом, забился в свою каморку и запер дверь на хлипкую щеколду. От перспективы быть распластанным по простыням нетрезвой жабой его бросало в пот, сердце колотилось, ссадина на нем превращалась в рваную рану.
С раннего утра Илья завершил панно, убрал инструменты и свалил в город, подальше от коттеджа с его обитателями. Нарядный космонавт в голубом скафандре помахал ему рукой. К вечеру, не заходя на территорию, он дождался машины хозяина и прямо из кустов кинулся к Евгению Алексеевичу.
— Работ-та з-завершена, — сказал он, задыхаясь, — р-расплатитесь со мной, п-пожалуйста, и я уеду в аэроп-порт.
— А Фаня приняла вашу мозаику? — удивился муж.
— М-мозаика вып-полнена на сов-весть, п-поверьте, — взмолился Илюша, — с Ф-фаиной Ив-вановной мне не с-стоит встречаться. Д-да и в‐вам не нужны л-лишние рога.
— Понимаю, — горько усмехнулся хозяин, — тебе повезло, я только из банка.
Он достал из пиджака крокодиловый бумажник и отсчитал двадцать стодолларовых купюр. Илюша расстегнул молнию и затолкал согнутую напополам пачку во внутренний карман пуховика. Евгений Алексеевич пристально разглядывал его лицо.
— Постой, — окликнул он, когда Илюша собрался идти. — У тебя мама рыжая?
— Н-нет, — ответил Илюша, — а ч-что?
— Как ее зовут?
— С-софья М-михайловна Гринвич.
— Ты — еврей?
— Ев-врей.
— Ладно, забудь, — Евгений Алексеевич протянул ему руку, — показалось…
Они обменялись рукопожатиями и в последний момент почему-то обнялись, хлопая друг друга по спинам.
— Езжай отсюда, сынок. До аэропорта идет сороковой автобус. Будь счастлив.
Хозяин долго смотрел вслед на ловкую худощавую фигуру в джинсах и куртке хаки, затаптывая здравым смыслом свое чутье, а потом, окликнутый водителем, вошел в калитку своей усадьбы. Из окна с заднего двора доносился страшный звериный вой больного сына. Кара, перечеркнувшая жизнь за одну-единственную непоправимую ошибку.
Глава 26. Титан
Смерть брата оказалась для Илюши непосильным испытанием. После полувекового юбилея Родион как-то странно располнел, обвис, красивые черты его поплыли, растушевались, перстни давили на пальцы. Он непривычным движением, вкручивая, надевал их каждое утро и, лишь намылив руки, снимал в больнице. Пациентов все больше начал передавать коллегам, после того как однажды сам упал в обморок на шестом часу операции со скальпелем в руках. Он не жаловался, но Ленка рассказывала, что ее муж прошел уже три курса гемодиализа. В мощном и правильном
