Заложница - Клер Макинтош
– Это ситуация непростая, – говорю я гораздо сдержаннее и спокойнее, чем на самом деле чувствую себя, – но папа найдет из нее выход, верно ведь? Папа вызволит нас отсюда.
Мне лишь остается придумать – каким образом.
Глава двадцать шестая
Пассажир 1G
Есть люди – уверен, вы к ним не относитесь, – которые переходят на противоположную сторону улицы, увидев бездомного, вместо того, чтобы остановиться и посмотреть, все ли с ним в порядке. Они не бросают монетки ему в кружку и не покупают дешевую еду. Я не понимаю таких людей, но, полагаю, они из тех, кто переключает каналы, когда появляется неприятно бьющая по глазам социальная реклама: голодающие дети, искалеченные собаки, выкопанные вручную колодцы с грязной водой. Потому что они ее не выносят.
Если вам невыносимо на это смотреть, представьте, что значит там жить.
Если для нас это невыносимо, мы должны что-то с этим делать, так ведь? Посылать финансовые пожертвования, подписывать петиции, ходить на демонстрации.
Когда эти люди читают газеты, видят ли они репортажи о переполненных тюрьмах, о пустошах, образовавшихся в результате строительства высокоскоростных железнодорожных магистралей? Они пролистывают эти новости потому, что их не замечают, или им просто безразлично? Трудно сказать, что хуже: равнодушие или невежество.
Стих 36 главы 9 Евангелия от Матфея гласит: «Видя толпы народа, Он сжалился над ними, что они были изнурены и рассеянны, как овцы, не имеющие пастыря».
Наша задача – быть такими пастырями. Наше призвание – вести за собой этих овец – безразличных или невежественных – и подводить их к верному выбору. Нам нужно просвещать людей, поскольку без просвещения мы превратимся в заблудшее стадо.
Тогда, в 2009 году, на меня снизошло озарение. Я включил новости и увидел пожары, бушевавшие в калифорнийских лесах.
– На Западном побережье США побиты все температурные рекорды, – говорил телеведущий. – Мы чуть ранее побеседовали с профессором Калифорнийского университета Рэйчел Коэн, чье недавнее исследование раскрывает связи между лесными пожарами и изменениями климата.
Я слушал Коэн, а в это время лесной пожар бушевал в маленьком вставном телеокне у нее над головой, после чего телеведущий сообщил последние новости с копенгагенского саммита. Я смотрел, как главный уполномоченный ООН по проблемам окружающей среды назвал изменения климата одной из острейших проблем нашего времени, и чувствовал, как во мне поднимается адреналиновая волна.
Я участвовал в многочисленных демонстрациях в поддержку обездоленных, но больше всего времени и сил уделял кампаниям в защиту прав животных и окружающей среды. У животного нет речи, а лес бессловесен. Они не могут сражаться за себя, и сражаться за них должны мы. Я боролся за них многие годы, но стратегия оказалась порочной. Посвящая массу времени множеству мелких протестов, я тем самым распылял свою энергию и силы.
Что толку в борьбе за спасение одной зеленой зоны, когда ежедневно уничтожаются десятки гектаров тропических лесов? Какая польза в предотвращении закрытия одного детского центра, когда эти самые дети вскоре лишатся планеты, на которой им жить? Я постоянно вычерпывал воду, когда в днище лодки зияла пробоина.
Изменения климата служат причиной периодов аномально сильной жары и неистовых природных пожаров. Ураганов, засух и наводнений. Загрязнения океанских вод и таяния ледяных шапок. Исчезновения трети всех известных видов животных. Изменения климата – самая масштабная катастрофа, с какой столкнулось человечество, и единственная, обуздание которой не терпит отлагательств.
Теперь, когда вы об этом узнали, вы ведь не сможете перейти на противоположную сторону улицы?
Глава двадцать седьмая
7 часов до Сиднея. Майна
Я ожидала, что самолет внезапно начнет снижение, на полках в кухне загрохочут и зазвенят бутылки, если фюзеляж резко накренится вперед. Мысленно приготовилась к истошным воплям пассажиров, когда мы камнем понесемся к земле.
Ничего этого не случилось.
И по-прежнему ничего не происходит.
Через щелочку в ширме я вижу небольшую группу пассажиров. Они читают, спят, смотрят телевизор. Отойдя от Финли, Франческа воспользовалась возможностью пройтись по самолету, вполголоса переговариваясь с еще не спящими пассажирами. На меня никто не смотрит. Никто не заметил, что я сделала.
Я не могу заставить себя вернуться в салон. Я словно приросла к месту, где стою, чуть не разрываясь на части от собственной вины, а перед глазами возникает лицо Майка в тот момент, когда он понял, что́ произошло. Майк крепкий и спортивный, он не сдастся без боя. У меня вырывается всхлип жуткого отвращения от сотворенного мною, от мыслей о том, что может сейчас твориться в кабине пилотов.
Почему самолет не снижается? Я хочу, чтобы все побыстрее закончилось. У меня больше нет сил это выносить.
Воображаю, как об этом расскажут Софии, и слезы начинают течь по щекам. Ей всего пять лет. Запомнит ли она меня вообще? Я вспоминаю послание, которое оставила у нее на подушке, не подумав, что оно может оказаться последним и единственным ощутимым воплощением того, что нас связывает. Я всегда знала, что подобные послания важнее для меня, чем для Софии, но теперь размышляю, сохранит ли она нарисованное второпях сердечко. Если хоть это послание станет для нее чем-то особенным.
Слезы льются сильнее. Я пла́чу по тем дням, когда дочь станет возвращаться из школы, нуждаясь во мне, в моих советах и в объятиях, в которые она наконец позволит себя заключить. По ее первому дню в средней школе, по дню ее свадьбы, по тому дню, когда София сама станет матерью.
Но она же останется жить, напоминаю я себе. И у нее будет папа. Я с трудом подавляю рыдания, когда думаю об Адаме – не о том, который весь последний год разрушал нашу семью своим враньем, а о человеке, в кого я когда-то влюбилась.
И по-прежнему люблю.
Мы еще можем это повторить, сказал он. Вместе провести неделю перед Рождеством, покупать подарки, пить глинтвейн. Провести время рядом друг с другом. А я сказала «нет», устроила все так, чтобы отсутствовать, попасть на этот проклятый рейс. И не потому, что мне не хотелось побыть с Адамом, а потому, что хотелось. Ведь я по-прежнему его люблю, и это стало бы для меня последней каплей.
В кухню заходит Франческа, чуть повернув голову, когда отвечает кому-то из пассажиров: «Разумеется, все за счет заведения!» Я пытаюсь справиться с сухостью во рту, чтобы что-нибудь сказать, пусть даже слова не идут мне на ум. Как я
