Айлин - Анель Авонадив
Что-то выспрашивать, когда оппонент не в настроении, смысла нет.
Возможно, я пароноик, потому что не могу унять в голове хаос. Я постоянно проигрываю варианты развития событий, которые не стыкуются с тем, как девчонка могла оказаться в ближайшем Подмосковье? Я лично высадил ее у дома.
Не могу унять дрожь в руках, предполагая уже, что могло случиться что-то ужасное, раз она в больнице и не понятно в каком состоянии.
Неужели чтобы понять насколько тебе важен и дорог человек, его нужно обязательно потерять?
Когда Руслан Ибрагимович звонит и договаривается о возможном переводе Айлин в столицу, если он сочтет это нужным, выдыхаю, значит ее сердце еще бьется. Больше всего пугает неизвестность, я эгоистично хочу только одного, чтобы она просто была в моей жизни. В голове отбойным молотком пульсирует боль от возможной потери, отдавая в виски.
Почти сразу же, как только водитель паркует автомобиль на стоянке, нас встречают мужчины. Одного из них я видел, как оказалось, это брат студентки, а я, идиот, принял за жениха этого громилу, второго никогда не видел.
Двое встречающих на меня никак не реагируют, их взгляды прикованы к Руслану Ибрагимович. В глазах у встречающих страх.
Один из мужчин, прерывая тягостное молчание, начинают объяснять.
Настроение дяди Айлин настолько непредсказуемое, что мгновенно меняется. Он не слушая оправданий, резким ударом проходится по лицу одного из мужчин, отталкивая от себя второго громилу, пытающегося помешать удару, потирая при этом кулак говорит:
— Я с тобой потом разберусь, просто исчезни, Алан! — иду следом, осматривая старую больницу. Складывается ощущение, что ее не ремонтировали со времен второй мировой войны.
Погружаюсь в неконтролируемый страх за студентку.
Какую помощь ей могут оказать здесь?
Почему ее вообще сюда привезли?!
Глава 19
Егор
С того самого момента, как мы переступаем порог лечебного заведения, мы почти нигде не делаем остановок: медики повсюду сопровождают нас от первого этажа до палаты, в которой лежит Айлин.
Пересекая узкие коридоры больницы, поражаюсь как все поменялось кардинально, вместо современных зданий медицинский центров, которые так привычно наблюдать в столице, передо мной совершенно другая картина!
Мы всего-то отъехали несколько десятков километров от Москвы! Ощущение, будто в другую страну попали: покосившиеся дома вдоль трассы, здание больницы будто после Второй Мировой войны, налицо удушающая бедность населения, разительно отличающаяся от столичной роскоши. И это мы даже не покинули Московскую область! Что тогда в других областях?!
Все то время что мы идем к палате, дядя Айлин выясняет у медиков обстоятельства как именно она поступила к ним в отделение, а я слушая описание ее состояния не могу нормально думать. История о том что ее привез некий водитель, который сбил ее на трассе, выглядит по меньшей мере странно. В моей голове только одна мысль — это ошибка! У Айлин могли украсть телефон, или аппарат мог разрядится, да все что угодно только не странные показания что ее нашли на трассе!
Перед палатой, дядя Айлин дает указания:
— Алан пулей мне сюда этого водилу, который ее доставил, — и обращаясь к врачу, — если это моя племянница, готовьте разрешение на транспортировку в столицу, в вашем больнице она лежать не будет, — медсестры во главе с главврачом удаляются. Нам приносят бахилы и халаты, которые мы не надеваем, а накидываем на плечи, размер слишком маленький.
Распахивая дверь в палату, сразу чувствую запах медикаментов, которые, я уже начинаю ненавидеть.
Я сразу узнаю Айлин. Она лежит у окна, на большой железной кровати, без сознания. Кроме нее в большой комнате куда нас привели еще семь человек. Ну и условия….
— Готовьте документы, — дядя Айлин обращаясь к медикам узнает также как и я племянницу, мы синхронно подходим к кровати, — сегодня я ее забираю
Пока решаются организационные вопросы, я не отрываясь смотрю на студентку: бледная, волосы спутанные, губы сухие, я даже не понимаю дышит ли она настолько ее тело кажется безжизненным на больничной койке.
Почему-то хочется распахнуть окна и впустить в палату свежий воздух, пространство комнаты душит, непроизвольно набираю в легкие воздух.
Осматривая палату, в глаза бросается белые стены, они на здорового человека давят, что говорить о тех, кто тут лежит? Желудок скручивает, но я стараюсь гнать от себя плохие мысли.
Те люди, кто в сознании, удивленно наблюдают за моим отрешенным взглядом, не знаю понимают ли они что-то, я отворачиваюсь, стараясь своим присутствием не смущать больных.
Дядя Айлин склоняется и целует лоб племянницы, что-то ей шепчет на другом языке.
Никогда не видел, чтобы он так был потерян. В обычной в жизни я помню его собранным и серьезным, я бы добавил не пробиваемым жизненными обстоятельствами. Сейчас он не просто расстроен, ощущение, что это его личная боль, которую он через себя пропускает.
Отступаю немного назад, не хочу лезть в душу в такие моменты, я сам еле сдерживаюсь.
Руслан Ибрагимович, принимая входящий вызов довольно быстро выходит из палаты, а я остаюсь на месте, стою неподвижно напротив кровати Айлин, не могу оторвать взгляд от своей девочки.
Так я называю ее в своим мыслях, ощущение, что она и есть моя, выражение «студентка» осталась в прошлом.
Именно в этот момент решаю, что мне плевать на то, что произошло, какие окажутся последствия, она мне нужна любая здоровая или больная не важно. Полюбил я ее все равно раньше произошедшего и своей жизни без нее не представляю.
Не знаю, что со мной, я непроизвольно подхожу ближе, сдавливая ладошку, закрываю глаза, понимая, что я не в силах ничем ей помочь, грудную клетку сдавливает отчаяние.
Склонив голову, на автомате повторяя ее имя, прошу бороться за себя ради нас.
— Моя девочка, все будет хорошо, — сам не разбираю слов, пытаясь уловить ее дыхание, слушаю тишину, которая вызывает во мне дрожь, разрывающая внутренности на куски. Я вообще не помню когда в последний раз переживал подобный стресс
Я понимаю, что она не откроет глаза от моих слов ничего не поменяется, врач сказал, что она на успокоительных, будет спать до утра. Но словно одержимый верю, что она меня все равно слышит.
Поднимаю голову выше, я должен надеяться на лучшее, сейчас никто не может забрать ее у меня. Я почти не чувствую своего тела, онемевшими ладонями веду ладонью вдоль одеяла.
Жуткое жжение в груди мешает дышать полноценно, тяну ладонь к шее, хочу дотронуться до сонной артерии, нащупать пульс
