Оливковое дерево - Люсинда Райли
– На французском, как обещал.
– Прочитай его мне.
– Конечно.
Я откашлялся.
– «Ma chèrie Chloё. Prendre vers le bas la lune!»
– По-английски, недоумок!
– Прости. «Погасите звезды! В поднебесье новое светило! Ты сияешь, как юный ангел, свежий на фоне ветхих планет! Глаза твои как ма…»
– Ладно, хватит, – Рупс выглядел так, будто его вот-вот стошнит. – Давай сюда.
– Я хочу кролика одновременно. Мы пойдем навстречу друг другу и обменяемся.
Рупс пожал плечами и пошел в обход бассейна. Мы встретились возле глубокого конца.
Я видел, что он потеет. Я же был спокоен и невозмутим.
– Вот, – я вытянул руки: одну с письмом, другую – чтобы схватить пакет с кроликом.
Он тоже протянул мне руки и схватил письмо, а я схватил ручки пакета.
Потом, с быстротой молнии, он выдернул пакет у меня из рук и швырнул в бассейн.
Раздался всплеск. Я ахнул от ужаса, поняв, что происходит. Мой драгоценный Би медленно шел ко дну.
– Здорово получилось, – Рупс размахивал конвертом и маниакально гоготал. – Можешь применить на практике свои великолепные навыки в нырянии, спасая этот старый комок пуха. Жаль, здесь нет Хлои, чтобы поболеть за тебя!
– Ублюдок! – заорал я. Расстегнул было шорты, чтобы прыгнуть в воду, потом сообразил, что под ними нет трусов, и снова застегнул.
– Ну же, давай, покажись! – насмехался Рупс, когда я прыгнул в воду. Тяжелые бермуды со скопившимся за несколько дней хламом в карманах тянули вниз.
Я схватил ртом воздух и ушел под воду, чувствуя, как хлорка обжигает глаза (я никогда не плаваю под водой без очков, потому что выныриваю похожим на близкого родственника дьявола).
Би не мог погрузиться глубоко. Он же легкий, так почему, черт побери, не всплыл? Я вынырнул, чтобы глотнуть воздуха. Перед глазами плыло, но я увидел Рупса, хохочущего до упаду. (Вот бы он и в самом деле упал. Но он стоял. Еще один нелепый оборот речи, но сейчас неподходящий момент для лингвистики.)
Я снова сделал вдох и поплыл вниз, вниз, легкие лопались от ярости, паники и отсутствия кислорода. И там, на самом дне – на глубине семи футов, – лежал Би.
Я снова вынырнул, жалея, что не мог снять шорты, но зная, что унижение от комментариев о лилипутском состоянии моих половых органов было бы невыносимым. Снова нырнул, ухитрился схватить верхний край пакета и потянул. И еще потянул.
Я не мог сдвинуть его с места. Воздух заканчивался, и я поплыл к поверхности, голова кружилась. Я задыхался, жадно хватая ртом воздух. Подплыл к бортику и ухватился за него, позволяя легким наполниться кислородом. Мысль о Би, тонущем на дне, хлорке, разъедающей остатки потертой нежной шкурки, подхлестнула меня. Сделав последний гаргантюанский вдох, я снова ушел под воду, схватил уши моего маленького друга и дернул изо всех сил. И слава богу, он шевельнулся. Выплыть к поверхности, вытащить себя, свои бермуды и то, что походило на двухтонный мешок угля, войдет в историю как самый ужасающий миг моей жизни.
Я мог утонуть. Мой худший враг и мой лучший друг могли убить меня.
Когда моя рука показалась из воды и я ухватился за бортик, чтобы подтянуться на несколько последних мучительных дюймов, кашляя и давясь, я увидел над собой хохочущего Рупса.
– Просто выполняю просьбу моей дражайшей матушки: подготовить тебя к школе-пансиону. Пока, Алекс.
Он помахал и ушел, ухмыляясь.
С ногами, дрожащими, как незастывшее желе, я вытянул себя и моего кролика по лесенке и рухнул возле бассейна. Повернулся и посмотрел на лежащий рядом со мной жалкий комок промокшего меха. И увидел большой камень, привязанный к лапкам.
Ухо, за которое я вытащил его, теперь висело на одной ниточке.
Не знаю, как я пережил сегодняшний день. Мои ярость и унижение не знали границ. Я подумывал сбежать и сесть на ближайший рейс в Марракеш, где я мог бы стать заклинателем змей – если бы смог научиться преодолевать жуткий страх перед змеями, – но это бы нанесло удар матери, что было бы нечестно.
Вместо этого я должен идти на праздник и смириться с тем, что мой противник тоже там будет. Я успокаиваю себя мыслью, что в этой рубашке он похож на большую розовую свинью, а также тем, что Хлоя сейчас не обращает на него ни малейшего внимания. Я использую время, чтобы составить план, который будет – уж не сомневайтесь – достойной и праведной местью.
ιε'
Пятнадцать
Праздник в честь помолвки устроили в большом дворе перед старой, густо увитой виноградом винодельней, которая стояла на одном из холмов деревни над глубокой долиной. Двор был украшен гирляндами цветных фонариков, вплетенными в ветви окружающих его серебристых олив, их сияние дополняли десятки горевших повсюду фонарей.
Несколько жизнерадостных местных женщин разносили полные тарелки с едой от ряда разборных столов, нагруженных соблазнительной мешаниной дивно пахнущих блюд: фаршированные виноградные листья, свинина и ягнятина на вертеле, spanakopita и рыба на гриле в сопровождении огромных чаш риса и салатов.
К тому времени, как прибыла компания из Пандоры, вечер был в самом разгаре. В углу трое музыкантов играли народную музыку, но их по большей части заглушала болтовня пары сотен гостей. Вино лилось в бокалы по трубе прямо из огромной дубовой бочки.
– Рай алкоголика, – выдохнула Джулз, взяв бокал белого. – Саша был бы в восторге, – добавила она и исчезла в толпе.
– Можно мне бокал вина, мам? – спросил Алекс, глядя, как и Хлоя, и Рупс наливают себе.
– Да, небольшой, – согласилась Хелена, делая глоток и чувствуя себя страшно одинокой. Она уже не помнила, когда в последний раз была на празднике без Уильяма. Еще горше ситуацию делало то, что сегодня они должны были праздновать юбилей собственного брака.
– Смотри, Алекс, вон там человек глотает огонь. – Виола, которую Джулз оставила одну, указала в другой угол двора. – Пойдем посмотрим?
– Пойдем.
Они протолкались через нарядную толпу – все одеты в самое лучшее – к пожирателю огня.
– Как ты думаешь, с папой все в порядке? – Виола встала на цыпочки, чтобы шептать ему на ухо.
– Не знаю, Виола, но, думаю, да.
– А вот и нет. Я знаю, что с ним что-то неладно.
Алекс взял ее маленькую руку в свою.
– Виола, родители – странные существа. Постарайся не беспокоиться. Я уверен, что бы это ни было, оно само утрясется. По моему опыту, обычно так и бывает.
– Уильям ведь не родной твой папа, да?
– Да.
– Ты знал, что мой папочка тоже? И мама?
– Да, знал.
– Но я люблю его как родного. Понимаешь, он всегда был рядом. И на самом деле это не важно, правда?
– Что?
– Есть ли у тебя их гены. Я уверена, что мой родной отец ни за что не был
