В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - Лори Фрэнкел
А еще в Сиэтле был дом, почти такой же большой, как их нынешний, и они могли почти позволить себе его — если будут осторожны, если она получит работу, если удастся продать их фермерский дом за достойную цену, учитывая, какое это идеальное место для жизни, если вы не против угрожающих папаш и убийственных студенческих братств практически у себя на заднем дворе. Рози смотрела этот дом в интернете ночь за ночью. Школьный округ мог похвастаться высокими оценками. Поблизости были парки и пляжи. Ру и Бен могли бы делить на двоих цокольный этаж. Ригель и Орион могли бы для разнообразия получить каждый по комнате. Можно было переоборудовать гараж, чтобы мать приезжала на лето.
В этом доме была башенка с выкрашенной розовой краской мансардной спальней, а при школе был клуб скейтбордистов, так что Поппи уговаривать не пришлось. Ригеля и Ориона Рози подкупила гидрокостюмами, и близнецы часами сидели в сети, разглядывая фотографии подводной живности, обитающей под Паджет-Саунд: гигантских осьминогов, менявших окраску, как разноцветные драже, и пятнистых акул-химер с щенячьими глазами, и угревидных зубаток, похожих на стариков, забывших вставить искусственные челюсти. Бена вообще не надо было убеждать, поскольку он знал, что Сиэтл — это город, где с любым человеком, достаточно смышленым и владеющим компьютерными навыками, пропустившим шестой класс, будут обращаться не как с заучкой-слабаком, а как с заучкой-полубогом, героем среди школьников.
Пенна в итоге тоже не понадобилось убеждать, поскольку он все знал о переезде. Он знал это от Грюмвальда, который уехал Туда, несмотря на наличие замка и королевских обязанностей. Он знал это от Ника Калькутти, который буквально молил каждую фибру Пенновой души остаться и принять бой, но каждая фибра собралась со всеми силами и настаивала на отъезде. Он знал это от Клода, который точно знал, что отъезд просто освободит место для кого-то другого. Он знал, наконец, что, когда врач неотложки выходит в комнату ожидания и говорит, что ты можешь уехать, следует уехать, ты должен уехать. Отъезд — это не слабость и не капитуляция. Это отважная и трудная битва, переход не хуже любого другого, трудный, и страшный, и, вероятно, в конечном счете необходимый. Борьба против него лишь оттягивает неизбежное. А что до переходов, случавшихся в его семье, так от Висконсина до Вашингтона не так уж далеко, в конце-то концов.
Кто не хотел ехать, так это Ру. Он в том году играл первую флейту. Он был квотербеком школьной футбольной команды и президентом любого рода деятельности, которая предусматривала наличие президента: ученического самоуправления, совета класса, оркестра, клуба «Крикуньям входа нет (тихони приветствуются)», который организовал с тремя друзьями в четвертом классе, когда они проходили антонимы. У Ру были друзья, много: друзья, с которыми он был знаком с детского сада, друзья, которые только пожимали плечами, а потом смеялись над чем-нибудь другим, когда он рассказывал, что его младшенький братец ходит в садик в платьях. Ру не хотел делить с братом комнату, отказываться от веревочных качелей или ехать куда-то, где нельзя было кататься на санках, потому что никогда не шел снег. Ру казалось, что Поппи может носить юбку, или брюки, или кольчугу, или смокинг, сшитый из бекона, или плащ, связанный из шерсти Юпитера. Но это не означает, что он сам должен выбросить половину вещей, а потом запихать оставшиеся в коробки, а потом переться за две тысячи километров в какое-то место, где придется начинать все заново во всех важных областях. И Рози была согласна. Он был прав. Он не должен этого делать. Очень печально, и несправедливо, и тяжело, что придется. Но он должен это сделать. Это, объясняла она, и означает семья.
— Ненавижу семью, — отвечал Ру.
— И это тоже, увы, — вздыхала мама.
Ее новый работодатель оплачивал перевозку всего, включая мебель, коробки, машины и даже собаку, поэтому они получили возможность лететь в Сиэтл самолетом, а не тащиться на машинах. Автомобильное путешествие было бы романтикой, может быть, даже катарсисом — чувствовать каждый километр, оставшийся за спиной, наблюдать, как ландшафт меняется, и вновь меняется, и есть гамбургеры в липких придорожных закусочных, и устраивать пикники, закупаясь в унылых продуктовых лавках, и ночевать в мотелях, настолько убогих, что они могли бы себе позволить снимать по комнате на двоих, и у каждого была бы собственная кровать. Вот каким, думалось Рози, должен быть переезд настолько эпических масштабов, вот как он должен быть отмечен.
Но в итоге к тому времени, как они подписали договор покупки дома с розовой башенкой, наступили выходные перед возобновлением школьных занятий. Когда самолет заходил на посадку в Сиэтле, они так низко пролетели над заснеженной, скалистой горой Маунт-Рейнир, что, казалось, можно было спрыгнуть из самолета прямо на ее макушку и просто спуститься вниз. Как раз таким в итоге и оказался весь переезд — эпическим, длившимся целую вечность, монументальным, обледенелым, коварным, прекрасным настолько, что захватывало дух.
Часть II
Одна вещь
Занятия в школе начинались во вторник, поэтому
