Правила Лебядей - Елена Ровинская
А она швырнула в него бутылкой…
Ей самой хотелось себя убить!
Теперь ей было понятно, откуда Бонечка взяла деньги, и кто на самом деле отлупил Хомяка…
Если бы он сказал. Хоть бы намекнул! Но Олег не счел нужным делиться с нею своими планами.
Ощущая себя свиньей, Алена не могла ощущать себя, как должна была: обиженной, униженной, оскорбленной. Случилось то, что должно было: Олег ушел. Навсегда. Она считала, будто будет готова, но оказалось, что не готова.
В душе звенела жуткая холодная пустота. Номер Олега был заблокирован. Она прождала его всю вчерашнюю ночь, но он так и не явился.
Утром, Алена сменила постельное белье. Запасную подушку и одеяло бросила в шкаф, а забытые им мелочи собрала в пакет и сунула под подушку. Надо будет отдать Ангелине, если он не придет. Ей очень плохо давалась часть «выбросить».
Щека опухла, но Алена умудрилась полностью замазать синяк. Она оделась, почти уже собралась выходить на работу, когда сдали нервы. Она набрала Олега. Раз, второй, третий…
Номер был заблокирован.
Алена вернулась в комнату, распахнула шкаф… Пакет с его зубной щеткой и кое-какими туалетными мелочами, полетел в пакет «Самбери», который так и стоял рядом с двумя другими. Не думая, не пытаясь дать себе время дать слабину, Алена сгребла продукты из холодильника и все это бросила у мусорного бака.
К вечеру, когда она вернется домой, бомжи не оставят и следа от его щедрости.
Себе она оставила лишь пакет горошка.
По-настоящему больно
Работая с Зиннатулиным, Алена могла целиком и полностью сосредоточиться на футболе с хоккеем. Теперь ей больше не было нужды приходить с утра, и она приходила на работу только под вечер, а то и вовсе не приходила, если работы не было.
Ангелина звонила ей, как обычно, но Алене удавалось избегать встреч. Она надеялась, что после Нового года, синяк сойдет окончательно и ей не придется врать что-то сестре Олега. Ей не хотелось ни жаловаться, ни спрашивать что-либо о нем, ни рассказывать собственную версию.
Ангела, видимо, это понимала.
Увы, но была еще одна женщина, которой было не все равно. Когда Богданова вернулась со своего выезда, Алена пошутила, что огребла от Адреналинового Хомы и они посмеялись. Вместе.
Однако, Бонечка была бы не совсем Бонечкой, если бы позволила своей подруженьке жить.
Примерно дня через три, Алена обнаружила под клавиатурой какой-то местный журнал.
Она бездумно села, отодвинула «клаву», не понимая, что ей за хрень подсунули и громко выдохнула: с полосы на нее смотрело родное лицо. Настолько родное, что целый миг, тянувшийся вечность, она не могла узнать его. Потом подключилась долгосрочная память.
Олег.
С целой кучей девок, всех возрастов и фасонов. Брюнетки, блондинки, рыжие… Олег сидел в центре, как падишах и широко улыбался в камеру и совал кому-то деньги в штаны.
«Так отдыхают дети богатых!»
Гласил заголовок.
Алена свернула журнал в тугую, как полицейская палка, трубочку. Сунула в ведро, с той силой, с какой хотела бы засунуть его Богдановой в жопу и села на свое место.
Она бы засунула, наплевав на все издержки и риски, но Элина была на съемках.
Бездумно закончив писать сюжет, Алена начитала его и пошла в монтажную, ничего не слыша и не видя перед собой. Богданова просто хотела задеть ее и задела, но по-настоящему больно сделал Олег. И сама она, так глупо выбросив ту еду, что он ей привез.
Однажды, незадолго до расставания, Алена крикнула, что не будет трахаться за еду, а Олег ответил: «Ты просто никогда не голодала по-настоящему».
Эти слова преследовали ее, как призрак.
Теперь она голодала по-настоящему. До зарплаты было еще пять дней.
Вернулась Бонечка, притворившись, что понятия не имеет ни о каком журнале.
– Никто не знает, кроме тебя! – сказала Алена, но усомнилась, посмотрев ей в глаза.
– Хома знает, – кротко сказала Бонечка. – Все уже знают, что вы расстались, как бы ты ни замазывала рожу… И поверь мне: я тут последняя, кто стал бы нарываться у Олег-гея. Если он тебе так по морде врезал, представь, что он со мной сделает?
Алена мрачно пожевала губу. Она сомневалась, что журнал подложил Хомяк, но Бонечка в самом деле не читала местную прессу. Да и вообще, печатную. Олега видели Водитель Пидоренко и куча других людей, когда он порой забирал их с сестрой с работы.
– Пох! – сказала она и вновь просияла. – Забей на этого малолетнего дурака! Тебя твой старый возлюбленный спрашивал. Я дала ему твой номер. Надеюсь, ты не забудешь этого, когда он даст тебе денег.
Алена молча пялилась в монитор. Руки у нее задрожали.
– Давай, лучше ты с ним трахнешься и вспомнишь меня, когда он даст тебе денег!
– Да брось ты! Ты же не думала в самом деле, что так вот запросто, с улицы, попадешь в Кан-клан… У тебя есть что-нибудь поесть?
Алена, которая завтракала зеленым чаем, трижды заваренным, снова смолчала. Утром она готова была сожрать пакетик. Из еды у нее осталось несколько сушек, пакет мороженного горошка, которым она пыталась спасти лицо и закатившаяся за диван тушенка, которую Алена обнаружила перед самым уходом и теперь мечтала, как купит килограмм гречки и будет есть все это еще неделю.
– Если Стэн тебя опять позовет… Одолжишь потом? – наседала Бонечка. – Денег, в смысле?
– Сама пойди к нему, заработай.
– В медицине это называется по-другому.
– Что ты знаешь о медицине?
Бонечка оскорбилась.
– Больше, чем о проституции.
– Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сперва купить что-нибудь ненужное, – отрезала Алена, вставая. – У тебя для этого сисек нет.
Она, как обычно, была в своей старой, толстой шерстяной кофте, которая делала ее похожей на пугало, забытое на всю зиму в поле и Бонечка задумчиво уставилась на нее. Вкусы богатых были неисповедимы, Богданова никогда их не понимала. Знала лишь, что это несправедливо.
Почему всем на свете везет? Почему все ее подруги выходят замуж, или, по крайней мере, становятся содержанками?.. А она лишь наблюдает за чьим-то счастьем. Не имея ничего своего.
Богданова яростно грызла ногти. С тех пор, как Алена сдружилась со Злобиной, денег у нее было не допроситься. Хотя все по разу видели, что у ее подъезда каждую ночь паркуется чей-то джип. Богданова знала чей и молча офигевала от своего знания.
Олег никогда ни с кем не встречался, кроме своего гомоседа и то, что он зачастил к Аленушке, было яснее слов. Богданова намекала и так, и этак, но Фирс притворялась, будто не понимает. Даже ляпнула как-то, будто Олег – мажор и она не собирается разводить его на бабло, которое он берет у мужа ее подруги.
Бонечка
