Алексей Писемский - В водовороте
Как ни велико оказал одолжение почтенный господин Майер Миклакову, но тот, выйдя от него, сейчас же разразился почти ругательством.
- Скверно-с, скверно не иметь денег, - говорил он, пробираясь домой. Всякий лавочник, всякий торгаш будет вам нести чушь, и вы ему должны улыбаться, потому что он меценат ваш!
Но как бы ни было, однако, магазин Адольфа Иваныча с этого дня сделался предметом самого тщательного внимания для Миклакова: он чуть не каждый день заходил узнавать, что не нужно ли что-нибудь примерить на нем, и когда, наконец, ему изготовлены были сюртучная пара и несколько сорочек, то он немедля все это забрал и как бы с сокровищем каким проворно пошел домой. Здесь он прежде всего написал княгине записку: "По разного рода делам моим, я не мог до сего времени быть у вас; но если вы позволите мне сегодняшний день явиться к вам в качестве вашего партнера, то я исполнил бы это с величайшим удовольствием".
Снести это послание Миклаков нарочно нанял мальчика из соседней мелочной лавочки, который невдолге принес и ответ ему.
"Я рада буду вас видеть и сегодня целый день дома", - писала ему княгиня.
Такое позволение, как видно, очень обрадовало Миклакова; он несколько раз и с улыбкою на губах перечитал письмецо княгини и часов с семи принялся одеваться: надев прежде всего белую крахмальную рубашку, он почувствовал какую-то свежесть во всем теле; новый черный сюртучок, благодаря шелковой подкладке в рукавах, необыкновенно свободно шмыгнул у него по рукам; даже самая грудь его, одетая уже не в грязную цветную жилетку, а в черную, изящно отороченную ленточкой, стала как бы дышать большим благородством; словом, в этом костюме Миклаков помолодел по крайней мере лет на десять. Взяв в руки свое старое пальто и свернув немного набок круглую шляпу, он весело и напевая даже песенку, пошел шагать по улицам московским. У Григоровых в этот день, как нарочно, произошел целый ряд маленьких событий, которые, тем не менее, имели влияние на судьбу описываемых мною лиц. Началось с того, что с самого раннего утра к ним явилась г-жа Петицкая. Княгиня на этот раз была более обыкновенного в откровенном настроении духа и, между прочим, рассказала своей приятельнице, что у ней с мужем чисто одни только дружественные отношения.
- Но как же это так, как так? - воскликнула г-жа Петицкая, исполненная удивления.
- Но разве между нами могут существовать другие отношения? - возразила ей, с своей стороны, княгиня.
- Почему ж не могут? - спросила г-жа Петицкая голосом невиннейшего младенца.
- Потому что он любит другую женщину, - отвечала княгиня спокойно и с достоинством.
- Ах, так вы это знаете? - воскликнула г-жа Петицкая опять-таки детски-невинным голосом.
- Он мне сам давно сказал об этом! - отвечала княгиня с прежним достоинством.
Г-жа Петицкая решительно не знала, как и держать себя: начать ли бранить князя или нет? Она, впрочем, слишком не любила его, чтобы удержаться при подобном случае.
- Все это очень хорошо!.. - начала она, как-то скосив на сторону весь свой рот. - Но тут я только одного не могу понять: каким образом молоденькую, хорошенькую жену променять на подобную цыганку, потому что mademoiselle Жиглинская, по-моему, решительно цыганка!
- Это уж его вам надобно спросить, а не меня! - отвечала ей с горькой усмешкой княгиня.
Разговор этот их был прерван полученным письмом от Миклакова, прочитав которое, княгиня сейчас же написала на него ответ и обо всем этом тоже не сочла за нужное скрывать от г-жи Петицкой.
- А у меня сегодня вечером гость будет! - сказала она ей.
- Кто такой? - спросила г-жа Петицкая с любопытством.
- Миклаков! - отвечала княгиня.
- Ну, неинтересен!..
- Но он очень умен, говорят!
- Не думаю!.. Что пьяница - это я слышала; но об уме его что-то никто не говорит!..
- Нет, он очень, говорят, умен! - повторила еще раз княгиня.
В это время вошел лакей и доложил:
- Николай Гаврилыч Оглоблин!
Княгиня сделала при этом недовольную мину.
M-r Оглоблин приходился тоже кузеном и князю Григорову, который, впрочем, так строго и сурово обращался с ним, что m-r Николя почти не осмеливался бывать у Григоровых; но, услышав последнее время в доме у отца разговор об Елене, где, между прочим, пояснено было, что она любовница князя, и узнав потом, что ее выгнали даже за это из службы, Николя воспылал нестерпимым желанием, что бы там после с ним ни было, рассказать обо всем этом княгине.
Подъехав к дому Григоровых, он не совсем был уверен, что его примут, и его действительно не приняли бы, но за него заступилась г-жа Петицкая.
- Примите его, душенька! - воскликнула она. - Я так много слышала об этом господине.
Княгиня послушалась ее и велела впустить Николя.
Тот влетел расфранченный и блистающий удовольствием.
- Анну-то Юрьевну... - начал он отшлепывать сию же минуту своими толстыми губищами, - выгнали из службы!
- Как выгнали? - спросила княгиня почти испуганным голосом.
Г-жа Петицкая свои, по обыкновению, опущенные в землю глаза при этом приподняла и уставила на Оглоблина.
- Выгнали! - повторил Николя почему-то с необыкновенным удовольствием. - Там у ней начальница училища была какая-то Жиглинская... Она девушка, а очутилась в положении дамы, а Анна Юрьевна все заступалась за нее, - их обеих и вытурили! Ха-ха-ха!
- Вот как, и Елену вытурили? - спросила г-жа Петицкая как бы больше княгиню.
- Не знаю, я не слыхала этого, - отвечала та с некоторым сомнением.
- Вытурили обеих!.. Это головой моей парирую, что верно!.. - выбивал язычищем своим Николя. - К нам приезжал Яков Семеныч Перков - вы знаете Перкова?
- Да, немножко!.. - отвечала княгиня.
- Он этакий святоша... жития архиереев все описывает, и говорит моей maman: "Анне Юрьевне, - говорит, - можно быть начальницей женских заведений только в Японии[41], а не в христианском государстве".
- Почему же в Японии? - спросила княгиня невинным голосом.
- Неужели вы не понимаете? - воскликнул Николя.
- Нет! - отвечала княгиня, смотря на него по-прежнему с недоумением.
- Et vous aussi[146]?.. - отнесся Николя к Петицкой.
- Я немножко!.. - отвечала та, слегка краснея: когда что касалось до каких-нибудь знаний, то г-жа Петицкая, несмотря на свою скромность, всегда признавалась, что она все знает и все понимает.
- Там девушек учат не в пансионах, а в других местах!.. - пояснил Николя и залился снова смехом.
Но княгиня, кажется, и тут ничего не поняла.
Г-жа же Петицкая, задержав при этом, по обыкновению, дыхание, окончательно покраснела.
- Яков Семеныч, по-моему, совершенно справедливо говорит, - отшлепывал Николя, побрызгивая слюнями во все стороны. - Девушка эта сделалась в известном положении: значит, она грешна против седьмой заповеди[42], - так?
На вопрос этот обе дамы ему не отвечали.
- Значит, ее надобно наказать!.. Предать покаянию, заключить в монастырь...
- Монастырей недостало бы, если бы всех за это так наказывали, сказала княгиня, слегка усмехаясь.
- Нет, мало что недостало бы!.. Тогда хуже бы вышло: стали бы скрывать это и убивать своих детей! - проговорила г-жа Петицкая.
- Сделайте милость: пусть убивают, а их за это на каторгу будут ссылать! - расхорохорился Николя.
- Но почему же вы так строго судите?.. Это почему? - отнеслась к нему г-жа Петицкая. - Неужели вы сами совершенно безгрешны?
- О, я совершенно безгрешен! - отвечал Николя и самодовольным образом захохотал во все горло.
- Вы?.. Вы?.. - воскликнула г-жа Петицкая с каким-то особенным ударением и устремляя на Николя проницательный взгляд.
- Да, я! - отвечал, продолжая смеяться, Николя.
- Ну, я имею причины думать совсем другое! - возразила г-жа Петицкая.
- Вы имеете? - спросил Николя. - Ах, это очень интересно! - воскликнул он и пересел рядом с г-жою Петицкой.
Та при этом подобрала немножко платье с той стороны, с которой он сел, и даже вся поотодвинулась от него несколько: она опасалась, чтобы Николя, разговаривая с ней, не забрызгал ее слюнями.
- Что такое вы имеете, что такое? - начал он приставать к ней, наклоняясь почти к самому уху ее.
Г-жа Петицкая, в самом деле, знала про Николя кой-какие подробности: года три тому назад она жила на даче в парке, на одном дворе с француженкой m-lle Пижон, тайною страстью m-r Оглоблина, и при этом слышала, что он очень много тратит на нее денег. Кроме того, г-жа Петицкая из своего верхнего окна очень хорошо могла смотреть в окна к m-lle Пижон, - у г-жи Петицкой была почти страсть заглядывать в чужие окна!.. При этом она видела, как Николя, для потехи m-lle Пижон, плясал в одном белье, как иногда стоял перед ней на коленях, и при этом она била его по щекам; как в некоторые ночи он являлся довольно поздно, но в комнаты впускаем не был, а, постояв только в сенях, уезжал обратно.
