Иван Истомин - Первые ласточки

И в третьей колонне пионеров и школьников раздавалось чистое, звонкое пение:

Взвейтесь кострами,Синие ночи!..

Такое веселье, гул стоит вокруг колонн, украшенных красными флагами и флажками, — не рассказать.

Илька пел, сидя на нарточке и медленно, шагом продвигаясь вперед. Песни пионерские он знал хорошо — выучил назубок. Даже пел с отцом песню «Мы — кузнецы», хотя Гриш не был вообще-то кузнецом. Довольно легкая песня, особенно припев: «Стучи, стучи, стучи», выучил и Федюнька.

Но в заключительной колонне Гажа-Эль, совершенно трезвый, затянул зырянскую песню «Ох ты, солнышко мое…».

Ох ты, солнышко мое,Молодое ты житье!Молодое ты житье,Эх, веселое бытье!Я к пятнадцати годамУж работал тут и там.А двадцатый год минул —Я в семье уж утонул.Я в семье-то утонул, —Туже пояс затянул.Стал трудиться день-деньской:Лес валил в тайге глухой.На замерзшем хлебе жил,Вечно рваный я ходил,Спал под елкой на снегу,А все время был в долгу…

Голос у Гажа-Эля тоже хороший, да его немногие поддержали — это, мол, про старое житье. Тогда он запел «Доли-шели, ноли-шели». Его поддержали, стали петь оленеводы, но немного погодя остановились — песня-то про любовь, а не революционная.

— Не-ет, это не пойдет, якуня-макуня! — Гажа-Эль хохотал, развалясь в розвальнях, а сын правил конем-тяжеловозом, вернее, нисколько не шевелил вожжами. — Надо русскую песню…

— «Интернационал», — подсказал сын и вспомнил: вчера пели Варов-Гриш и другие.

А демонстрация шла и шла вперед, оглашая воздух разноголосым пением и шелестом красных стягов и плакатов. От сельсовета свернула направо и стала приближаться к братским могилам перед церковью.

Заметно потеплело, даже местами таяло под ногами, но приехавшие на праздник в Мужи не беспокоились — все равно застынет рано или поздно. Громогласный Будилов, сняв шапку, говорил с небольшой временной трибуны, и его голос был слышен далеко-далеко. Вместе с ним стояли Биасин-Гал и Устин Вылка, откинув капюшоны.

— Вот здесь похоронены наши люди, зверски замученные врагами революции, — продолжал Будилов и показал рукой на обелиск с алой звездой и на могилы возле него. — Под этим обелиском, говорю, лежит Ситко-Элисан — Александр Петрович Филиппов, а рядом — комсомольцы Андрей Рочев и Семен Попов, а также Тод-Вань, Иван Кожевин, прибывший из Архангельска. Все они погибли в двадцать первом году. — И Будилов воскликнул: — Вечная слава им, борцам революции!

И демонстранты ответили:

— Вечная слава! Вечная слава!..

Илька, сидя на нарточках, не видел Будилова из-за людей, поэтому попросил Петрука оттащить нарточку в сторону, чтоб видно было ораторов.

Ребята оттащили и обрадовались — теперь хорошо видно.

А Будилов все говорил и говорил — теперь уже о встань-траве, да-да! Народ действительно как встань-трава — воспрянул от вековой темноты и бесправия, от нужды и голода. Помаленьку поднимается. Вот-вот встанет совсем. Даже в селе Мужи построил югыд-би и мачту телеграфную…

— Вот вам телеграмма из Обдорска, — еще издали крикнула сторожиха с телеграфа, протягивая бумажку людям на трибуне.

Будилов перестал громогласить, взял бумажку и, развернув, быстро пробежал глазами, постепенно светлея лицом. Гал и Устин прильнули к нему.

— Видали? — рявкнул Будилов и захохотал: — Вспомнил нас Куш-Юр! Есть, можно сказать, родные, мужевские! — Он наклонился через перила к демонстрантам: — Слушайте! Телеграмма! — И прочел: — «Мужи сельсовет парторг комсомол поздравляем жителей села окрестных юрт чумов радостным праздником тире десятилетием Великой Октябрьской социалистической революции тчк желаем дальше трудиться благо Родины тчк Ивановы».

Иллюстрации

И. Г. Истомин. Ленин на Урале.

И. Г. Истомин. Арест Ваули.

И. Г. Истомин. Выкуп аманата.

И. Г. Истомин. В старом Обдорске (Салехард).

И. Г. Истомин. Старый Обдорск. Вид с реки.

И. Г. Истомин. Автопортрет. Гравюра на освещенном стекле. 1956 г.

Семья Истоминых. 1955 г.

Во время 1-й конференции писателей Севера под Ленинградом. Слева направо: Л. В. Лапцуй, И. Г. Истомин, И. А. Юганпелик. 1961 г.

Вскоре после создания Тюменской писательской организации. В первом ряду справа налево: К. Я. Лагунов, И. Г. Истомин, И. Лысцов, Ю. Н. Шесталов.

Прототип «Живуна». А. Н. Чупрова (Гаддя-Парасся). 1966 г.

И. Г. Истомин. Прототип «Живуна». Г. Ф. Истомин — отец писателя (Варов-Гриш). 1937 г.

Наброски к плану повести «Человек с арканом».

В Тюменском драматическом театре. Перед премьерой спектакля «Цветы в снегах». В первом ряду в центре И. Г. Истомин. 1963 г.

И. Г. Истомин. Портрет Егора Пальчина, колхозника. Тазовский район. 1948 г.

И. Г. Истомин. Фашист. 1942 г.

Рисунки из альбома И. Г. Истомина.

ЦВЕТЫ В СНЕГАХ

Народная комедия в 2 действиях, 6 картинах

Действие происходит в наши дни, там, где кончается Обь

Пьеса. Перевод с ненецкого и сценическая редакция Н. Корина

Действующие лица

Павло Тарасович — капитан рыболовного траулера.

Любовь Николаевна — его жена, начальник рыбоучастка.

Алет — помощник капитана, ненец.

Айна — радистка, ненка.

Иван — механик траулера.

Ефимыч — помощник механика.

Вэварка-Саварка — матрос, ненец.

Феня — кок траулера.

Миша — тралмейстер, коми.

Гриша — тралмейстер, коми.

Тит — матрос.

Действие первое

Прозрачный солнечный день, какие бывают весной на Дальнем Севере. Рыболовный траулер, стоящий у причала. Штурвальная рубка, вход в кубрик. Вдоль борта грудой лежат сети, на поручнях висят спасательные круги с надписью «Веселый». С судна на причал спущен трап. За траулером уходит к горизонту свинцовая гладь великой северной реки.

Растянувшись у борта, спит Тит, укрытый сетями так, что видны только его грязные голые пятки. Рядом валяется швабра. На палубу выходит Алет. Он молод, одет просто, но подчеркнуто аккуратно. На голове у него морская фуражка с кокардой. Увидев Тита, Алет носком сапога толкает его в пятку. Тит шевелится, чешет одной ногой другую.

Алет. Эй! Тит! Спишь, что ли? Ну, и матрос! Дрыхнет на вахте! (Присев на корточки, щекочет Титу пятку.) Проснись! Ну!..

Тит садится и ленивыми движениями начинает выпутываться из сети.

Алет (кричит). Подъем! Полундра!..

Наполовину опутанный сетью, Тит вскакивает и бросается к спасательному кругу.

Тит (хрипло). Полундра! Тонем!..

Алет. Отставить! (Передразнивает.) Тонем!.. Это у причала-то? Эх, ты!.. А ну, приведи себя в порядок!

Тит снимает с себя сеть, застегивает рубаху, пятерней расчесывает всклоченные волосы и бороду.

Тит. Отправляемся, что ли?

Алет. Еще нет… (Ходит по палубе.) Ну, и повезло нам! Как утопленникам!.. Разгар путины — а мы на якоре: нет второго матроса…

Тит. Ага… Один я…

Алет. Был второй — да сплыл. Севера испугался. Трудно ему тут… пряников мало!

Тит. Ага… Мало…

Алет. Вот тебе и знаменосцы! Были первыми… да как бы не стать последними… (С досадой.) Черт! Все готово… а вот стоим!

На причале появляются Миша и Гриша и по трапу поднимаются на траулер.

Миша (озабоченно). Ну, как? Ушли?

Гриша (тем же тоном). Ну, как? Не пришли?

Алет. Нет…

Миша. Что — нет?

Алет. Ушли, но не пришли. Ничего не известно.

Гриша (тяжело вздыхает). Вот горе!

Миша (тяжело вздыхает). Вот несчастье.

Оба уходят за кулисы на корму траулера. Тит бредет за ними.