Михаил Арцыбашев - Санин (сборник)
– Прощайте!.. Счастливого пути, Павел Львович, не забывать!
Слышно было, как Волошин нарочно громче, чем нужно, сказал:
– Вот женщина, она опьяняет, как шампанское!..
Они ушли, а когда шаги их стихли, Лида села в качалку, но совсем не так, как прежде, а сгорбившись и вся дрожа. Тихие, какие-то особенно трогательные девические слезы полились у нее по лицу. И почему-то Санину припомнился трогательно задумчивый образ русской девушки, с ее пышной косой, безотрадной жизнью и кисейным рукавом, которым она тайком где-нибудь, по весне, над обрывом разлива, утирала свои слезы. И то, что этот старинный наивный образ был совсем не свойствен обычной Лиде, с ее модными высокими прическами и изящными кружевными платьями, особенно было трогательно и жалко.
– Ну что ты! – сказал Санин, подходя и беря ее за руку.
– Оставь… какая ужасная штука жизнь… – выговорила Лида и наклонилась к самым коленям, закрыв лицо руками. Мягкая коса тихо свернулась через плечо и упала вниз.
– Тьфу! – сердито сказал Санин. – Стал бы я из-за таких пустяков!..
– Неужели нет… других, лучших людей! – опять проговорила Лида.
– Конечно, нет, – улыбнулся Санин, – человек гадок по природе… Не жди от него ничего хорошего, и тогда то дурное, что он будет делать, не будет причинять тебе горя…
Лида подняла голову и посмотрела на него заплаканными красивыми глазами.
– А ты не ждешь? – спокойнее и задумчивее спросила она.
– Конечно, нет, – отвечал Санин, – я живу один…
XXIX
На другой день простоволосая и босая Дунька, с застывшим выражением испуга в глупых глазах, прибежала к Санину, чистившему дорожку в саду, и, очевидно повторяя чужие слова, сказала:
– Владимир Петрович, вас желают видеть господа ахвицеры… Санин не удивился, потому что ждал того или иного вызова от Зарудина.
– И очень желают? – шутя, спросил он Дуньку.
Но Дунька, видимо, знала что-то страшное и, против обыкновения, не закрылась рукавом, а взглянула ему прямо в глаза с выражением испуганного участия.
Санин поставил лопату к дереву, снял и перетянул пояс и, по своей манере слегка раскачиваясь на ходу, пошел в дом.
«Экие дураки… ведь вот идиоты!» – с досадой думал он о Зарудине и его секундантах, но это было не ругательством, а выражением его искреннего мнения.
Когда он проходил через дом, из дверей своей комнаты вышла Лида и стала на пороге. У нее было напряженное бледное лицо и страдальческие глаза. Она пошевелила губами, но ничего не сказала. В эту минуту она чувствовала себя самой несчастной и самой преступной женщиной в мире.
В гостиной, в кресле, беспомощно сидела Марья Ивановна. И у нее было испуганное несчастное лицо, и куриный гребень наколки растерянно свисал набок. Она тоже поглядела на Санина умоляющими, испуганными глазами, так же пошевелила губами и так же промолчала.
Санин улыбнулся ей, хотел остановиться, но раздумал и прошел дальше.
Танаров и фон Дейц сидели в зале, на стульях возле первого от двери окна, и сидели не так, как садились всегда, а поджав ноги и выпрямившись, точно им было страшно неловко в их белых кителях и узких синих рейтузах. При входе Санина они медленно и нерешительно поднялись, очевидно не зная, как вести себя дальше.
– Здравствуйте, господа, – сказал Санин громко, подходя и протягивая руку.
Фон Дейц на секунду замялся, но Танаров быстро и преувеличенно поклонился, пожимая руку так, что перед Саниным мелькнул его подстриженный затылок.
– Ну что скажете хорошего? – спросил Санин, замечая ту особую предупредительную готовность Танарова и дивясь тому, как ловко и уверенно проделывал этот офицер глупость фальшивой церемонии.
Фон Дейц выпрямился и придал холодный вид своей лошадиной физиономии, но сконфузился. И странно было, что заговорил прямо и уверенно всегда молчаливый и застенчивый Танаров.
– Наш друг, Виктор Сергеевич Зарудин, сделал нам честь, поручив за него объясниться с вами, – сказал он отчетливо и холодно, как будто внутри его пошла в ход заведенная машина.
– Ага! – произнес Санин, широко открывая рот и с комической важностью.
– Да-с, – слегка опуская брови, упрямо и твердо продолжал Танаров, – он находит, что ваше поведение относительно него было не совсем…
– Ну да… понимаю… – быстро теряя терпение, перебил Санин, – я его прогнал почти что в шею… чего уж тут «не совсем»!
Танаров сделал усилие, чтобы что-то понять, но не смог и продолжал:
– Да-с… Он требует, чтобы вы взяли свои слова назад.
– Да… да… – почему-то счел нужным прибавить длинный фон Дейц и как журавль переступил с ноги на ногу.
– Как же я их возьму? Слово не воробей, вылетит – не поймаешь! – смеясь одними глазами, возразил Санин.
Танаров недоуменно помолчал, глядя прямо в глаза Санину. «Однако какие у него злые глаза!» – подумал Санин.
– Нам не до шуток… – сердито, точно сразу поняв что-то и густо багровея, вдруг быстро проговорил Танаров. – Угодно вам взять ваши слова обратно или нет?
Санин помолчал.
«Форменный идиот!» – подумал он даже с грустью, взял стул и сел.
– Я, пожалуй, и взял бы свои слова обратно, чтобы доставить Зарудину удовольствие и успокоить его, – серьезно заговорил он, – тем более что мне это ровно ничего не стоит… Но, во-первых, Зарудин глуп и поймет это не так, как надо, и, вместо того чтобы успокоиться, будет злорадствовать, а во-вторых, Зарудин мне решительно не нравится, а при таких обстоятельствах и слов назад брать не стоит…
– Так-с… – сквозь зубы злорадно протянул Танаров. Фон Дейц испуганно поглядел на него, и с его длинной физиономии сползли последние краски. Она стала желта и деревянна.
– В таком случае, – повышая голос и придавая ему угрожающий оттенок, начал Танаров.
Санин с внезапной ненавистью оглядел его узкий лоб и узкие рейтузы и перебил:
– Ну и так далее… знаю… Только драться с Зарудиным я не буду.
Фон Дейц быстро повернулся. Танаров выпрямился и, принимая презрительный вид, спросил, отчеканивая слоги:
– По-че-му?.
Санин засмеялся, и ненависть его прошла так же быстро, как и явилась.
– Да потому… Во-первых, я не хочу убивать Зарудина, а во-вторых, и еще больше, не хочу сам умирать.
– Но… – кривя губы, начал Танаров.
– Да не хочу, и баста! – сказал Санин, вставая. – Стану я еще вам объяснять, почему!.. Очень мне надо!.. Не хочу… ну?
Глубочайшее презрение к человеку, который не хочет драться на дуэли, смешалось в Танарове с непоколебимым убеждением, что никто, кроме офицера, и не способен быть настолько храбрым и благородным, чтобы драться. А потому он нисколько не удивился, а, напротив, даже как будто обрадовался.
– Это ваше дело, – сказал он, уже не скрывая и даже преувеличивая презрительное выражение, – но я должен вас предупредить…
– И это знаю, – засмеялся Санин, – но этого я уже прямо не советую Зарудину…
– Что-с? – усмехаясь, переспросил Танаров, беря с подоконника фуражку.
– Не советую меня трогать, а то я его так побью, что…
– Послушайте! – вдруг вспыхнул фон Дейц. – Я не могу позволить… вы издеваетесь!.. И неужели вы не понимаете, что отказываться от вызова это… это…
Он был красен, как кирпич, и тусклые глаза глупо и дико пучились из орбит, а на губах показался маленький слюнный водоворотик.
Санин с любопытством посмотрел ему в рот и сказал:
– А еще человек считает себя поклонником Толстого! Фон Дейц вскинул головой и затрясся.
– Я вас попрошу! – с визгом прокричал он, мучительно стыдясь, что кричит на хорошего знакомого, с которым недавно говорил о многих важных и интересных вопросах. – Я вас попрошу оставить… Это не относится к делу!
– Ну нет, – возразил Санин, – даже очень относится!
– А я вас попрошу, – с истерическим воплем закричал фон Дейц, брызгая слюной, – это совсем… и одним словом…
– Да ну вас! – с неудовольствием отодвигаясь от брызгавшей слюны, сказал Санин. – Думайте, что хотите, а Зарудину скажите, что он дурак…
– Вы не имеете права! – отчаянным плачущим голосом взвыл фон Дейц.
– Хорошо-с, хорошо-с… – с удовольствием проговорил Танаров. – Идем.
– Нет, – тем же плачущим голосом и бестолково размахивая длинными руками, кричал фон Дейц, – как он смеет… это прямо… это…
Санин посмотрел на него, махнул рукой и пошел прочь.
– Мы так и передадим нашему другу… – сказал ему вслед Танаров.
– Ну так и передайте, – не оборачиваясь, ответил Санин и ушел.
«Ведь вот дурак, а как попал на своего дурацкого конька, какой стал сдержанный и толковый!» – подумал Санин, слыша, как Танаров уговаривает кричащего фон Дейца.
– Нет, это нельзя так оставить! – кричал длинный офицер, с грустью сознавая, что благодаря этой истории потерял интересного знакомого, и не зная, как это поправить, а оттого еще больше озлобляясь и, очевидно, портя дело вконец.
– Володя… – тихо позвала из дверей Лида.
