Элвис жив - Николай Михайлович Романецкий
– Кул, бро, – неуверенно сказал Бакс. – И че? Крякнулся-то как?
– Я был в конкурсе главным фаворитом, – пояснил Элвис. – Заранее победу мне отдавали. В последнем туре пел так, что члены жюри едва ли за валидол не хватались. Успех, что тут скажешь. В общем, стою за кулисами, жду подведения итогов. Выстроили всех на сцене. Ведущие к микрофону пошли. Ну и… молодой был, слишком впечатлительный. Просто остановилось сердце. Как у этого футбольного воротчика. Раньше это называли «разрыв».
Бакс вдруг откровенно заржал, аж слезы выступили на глазах. Максим не выдержал, тоже усмехнулся.
Бог мой, как только не умирают люди!.. Никто ни от чего не застрахован! Планируешь, надеешься, мечтаешь об успехе, а потом, в самый неподходящий момент – бац, и сливай воду! Хоть модный певец ты, хоть вор в законе, хоть глава государства. Все равны!
– Извини, брат, – сказал он, справившись с усмешкой.
– Ничего, – печально ответил Элвис. – Я ж понимаю…
– Крутой ты чел, бро, – сказал ему с искренним уважением Бакс. – Но послушай… Коли уж ты здесь давно тусуешься, че ты такой не в тему реактивный? Тут, смотрю, одни гнилые батоны ползают, а ты: вечно из себя шустряка рисуешь. А сам говоришь: девять дней, девять дней…
– Дефект у меня такой, – пояснил Элвис. – Ну а чего удивляться-то: еще при жизни сдуру здоровье запустил. Оно для меня далеко не главное было. А теперь и рад бы на пляже лет сто проваляться, не мучиться уже, а нет, не могу. Воспоминания какие-то лезут. Чувства то и дело просыпаются. Аномалия, короче… Только с русскими такое случается, старик. Кусок души как застрянет, и пиши пропало. Покоя нет. – В голосе гида зазвучала откровенная тоска. – А мертвецу душа, как живому аппендицит. Из американцев, из немцев, из англичан быстро все вылетает. Менталитет совсем другой, индивидуалисты. Мы же…
Он махнул рукой и вздохнул так, что Максиму стало его жалко. Баксу, судя по печальному взгляду, которым он одарил гида, тоже.
– Хотя с другой стороны, я ведь здесь некоторым новичкам помогаю. – Тухлый голос Элвиса явно посветлел. – Люди-то разные сюда приходят. Когда живой был, у меня это как-то не очень получалось. Обиды, размолвки, откровенные ссоры. А здесь – видишь, на работу гидом взяли. Не каждому так везет. Я социально полезен, не хухры-мухры. Опыт, стаж. Ну и нескучно, опять же.
– А девушка у тебя была? – спросил Максим.
– Девушка была. Хорошая. И очень симпатичная. Любила меня. Но ей хотелось семьи, детей, разумеется. Как всякой нормальной женщине. А у меня просто кошмар случался.
– Че за кошмар-то? – поинтересовался Бакс.
– Да тот еще кошмар! Каждую ночь, если с нею в одной постели окажусь, снилось одно и то же.
Максим вдруг почувствовал в собственной голове шевеление. Не физическое, нет. И не мысли закопошились. Просто возникло видение.
Элвис и какая-то очень красивая, стройная девица в костюмах жениха и невесты фотографируются на фоне здания с огромными вензелеподобными буквами «ЗАГС» над входом. Больше никого не видно. Только многочисленные серые тени с двух сторон. На месте фотографа – тоже серая тень. Элвис фальшиво улыбается…
Элвис у небольшого двухэтажного дома с белыми стенами, похожего на типичный коттедж из американской глубинки, с изумрудно-зеленой лужайкой перед крыльцом, торжественно устанавливает среди аккуратно подстриженных кустов, опоясывающих лужайку, потешную фигурку садового гнома…
Жена Элвиса в костюме для беременных – она на девятом месяце – умиленно смотрит на мужа. Элвис – опять же фальшиво – улыбается ей в ответ…
Элвис и жена гуляют по какому-то парку, по песчаным дорожкам, петляющим среди высоких деревьев, то и дело почтительно здороваются со знакомыми. Рядом с Элвисом топают пять упитанных мальчуганов, очень похожих на него, опрятно одетых и тщательно причесанных…
Элвис – в смешной розовой пижаме и ночном колпаке – ложится в постель рядом с женой. Он улыбается ей и желает спокойной ночи. Жена выключает ночник и отворачивается. Через минуту она уже крепко спит. А Элвис не спит. Он все так же, с улыбкой, лежит и смотрит в потолок, время от времени освещаемый фарами проезжающих мимо дома машин. Потом, не переставая улыбаться, достает из-под подушки револьвер, приставляет дуло к правому виску и аккуратно нажимает на спусковой крючок…
Видение исчезло, стертое печальным голосом Элвиса:
– Вот такой мне снился сон. Постоянно.
Судя по всему, Бакса тоже посетило это видение, потому что он втянул голову в плечи и проговорил:
– Да, бро. И хорошо, что не женился. Самоубийство – щит. Лучше уж от сердца.
– А про сердце я вот что вам скажу, – отозвался Элвис. – Сердце – существо весьма странное. В любой момент может взять и остановиться. Отчего угодно. От погоды. От красоты. Оттого, что звезд на небе много. Оттого, что радостно. Оттого, что горестно… – У гида сжались и разжались кулаки. – Всегда оно меня раздражало. Стучит себе и стучит, зараза. Ночью особенно громко. Как начну его слушать, так до утра уснуть не могу. А сейчас я сплю намного лучше, потому что стучать стало нечему.
Бакс резко приложил к своей груди правую руку. Замер, прислушиваясь.
– В натуре не стучит, бро! Щит! – Глаза его сделались круглыми, будто у совы.
Максим, выждав паузу, тоже приблизил свою ладонь к сердцу. Незаметно для остальных. И обнаружил в груди полнейшую тишину.
Но ругаться, в отличие от рэпера, не стал. Какой смысл?
– Ладно, идемте дальше, – сказал Элвис и поднялся со скамейки. – Экскурсия по аду продолжается.
– Идемте, – уныло отозвался Бакс.
Бутылку вина он так и оставил на трибуне.
И Максим не стал напоминать ему об этой потере.
* * *
Они сидели в гостиничном баре. Кроме них, клиентов тут не было. Не то что в заведении с живым звуком.
Перед Баксом стояли пол-литровый бокал темного пива «Миллер Миднайт» и блюдце с прямоугольничком брынзы.
За стойкой седой дядя Сережа профессиональными движениями протирал фужеры, не обращая никакого внимания на пожаловавшую к нему троицу.
Интересно, а отчего умер он? Может, в пиве захлебнулся?
Мысль не показалась Максиму смешной. В таком возрасте человек и просто по здоровью может в гроб отправиться. От того же сердечного приступа. Тут вон и помоложе примеры присутствуют.
– Мое любимое пиво, – сказал Бакс. – Больше всего люблю пиво с брынзой. Другим чипсы подавай, орешки всякие. А мне – брынзу. Хорошо! И башлять не надо.
Он сделал пару глотков. Лицо его мгновенно сморщилось, как будто он съел лимон. Потом куснул брынзу.
– В натуре ад,
