Алька. Технилище - Алек Владимирович Рейн
Половину нашего отдела как-то ранней весной загнали на субботник, на строительство нового корпуса института в Нагатино. Возглавляла нас Нина Витальевна. Работёнку нам подобрали не тяжёлую – надо было на крыше лабораторного корпуса ровным слоем развезти и рассыпать керамзит. Забраться туда можно было по металлической вертикальной лестнице, для человека немолодого это было явно непросто. Лестница метров с трёх от земли была опоясана стальными страховочными полукольцами, и наш парторг устремилась к ней первой, наверно, чтобы исключить всякие уговоры с нашей стороны остаться внизу и сладко покемарить в машине – один из пацанов приехал на старой отцовской «Волге», за ней стали подниматься остальные, когда она преодолела трёхметровый рубеж, я решил порезвиться и начал горланить:
– Парня в гору тяни, рискни… – сверху раздался её низкий грудной смех, после чего она произнесла: – Алек, прекратите, у меня руки слабнут от смеха, брякнусь на вас – всем не поздоровиться.
Я замолчал тут же, она дама была тушистая, особенно в нижней части.
Наверху к нам подошёл прораб и попросил тех, кто не боится высоты, пойти с ним. Мы сглупа и попёрлись – трое девчонок и пяток ребят. Он подвёл нас к наклонному мостику, переброшенному на соседнее более высокое здание, и сказал:
– Давайте один со мной, а остальные по двое, не больше.
– А что, он больше не выдержит?
– Да выдержит, но лучше не пробовать.
Они осторожно двинулись, мостик раскачивался, пружинил, явно не производил впечатления надёжного сооружения. Он был оснащён хилыми перильцами. Мы поинтересовались:
– А на перила-то можно опираться?
– Можно, но лучше не опираться, вы так, слегка придерживайтесь, с двух сторон.
Всё это как-то не очень впечатляло, но деваться было некуда, забрались на соседнее здание, работа была та же, плюс надо было растаскать рулоны с рубероидом, равномерно разложить по площади крыши, но площадь была существенно меньше. Справились быстро, но решили вниз не идти – чем-нибудь ещё нагрузят. Вовка Александров предложил сгонять за водкой, сбегал, на крыше была какая-то будочка, мы спрятались от ветра за ней, выпивали, болтали о чём-то, без умолку ржали. Вовка усвистал за второй, когда снизу крикнул прораб:
– Можете спускаться, что успели сделать?
– Да всё, осталось чуть-чуть, сейчас всё закончим и спустимся.
Прораб повернулся и ушёл. Пришёл Володька, выпили ещё, собрались обратно, народ шёл, посмеиваясь, а у меня всё внутри похолодело. Проверенных бойцов – я да Вовка, мы практически трезвые, а как остальные пойдут по этому хилому мостику – все под хмельком. Но, как говорится, пьяному море по колено, прошли как по бульвару, я со спокойной душой прошёл последним.
Спустившись, по дороге к метро Коломенская одна девчонка рассказала, что её дом прямо по пути, и предложила зайти отдохнуть и закрепить успешное окончание субботника, народ дружно поддержал эту идею, и я, хотя и не очень-то хотелось, тоже поплёлся со всеми. Взяли винца, дома у неё Мишка Кислаков не стал раздеваться, сказал, что очень замёрз, присел на диван. Разлили по стаканчику вина, он выпил и, сказав:
– Вздремну чуть-чуть, – завалился на бок и заснул.
Посидев с полчаса, народ, включая хозяйку дома, решил продолжить веселье в кафе, я собрался домой, стали будить Михаила, но он отверг все попытки его пробуждения, спал, паразит, глубоким счастливым сном. Хозяйка сказала:
– Да наплевать, пусть спит. Закроем его и всё.
– А если родители придут?
– Как проснётся, всё объяснит.
– Да ты представь, приходят люди к себе домой, а там на диване здоровый пьяный мужик дрыхнет. Они с ума сойдут или милицию вызовут.
– Значит, ему не повезёт.
– А если он буйный при пьяном пробуждении?
– Значит, им не повезёт.
Я понял, что сегодня Кислаков – мой крест. Хмель с меня слетел, весёлая гоп-компания выкатилась за двери, я открыл форточку настежь, чтобы Мишка побыстрее проветрился, накинул свою телогреечку и стал дожидаться, чем закончится наш субботник.
Часа через полтора дверь попытались открыть, потом позвонили. Я открыл её, передо мной стояли немолодые мужчина и женщина, изрядно седые, глядели на меня не просто с удивлением, а скорее с испугом. Я пригласил их пройти, они шагнули, но не прошли дальше прихожей, я рассказал свою версию событий. Они разделись, сели за стол, но глядели всё же на меня с каким-то недоверием, хотя я назвал и имя, и фамилию их дочери, и место её работы, видно, им эта история казалась слишком фантастичной, потом, они явно не предполагали, что у их восемнадцатилетней дочери такая компаниях на производстве, два ярких представителя которой засели в их квартире, – у одного на голове седых волос было больше, чем тёмных, второй дрыхнет в телогрейке на их тахте. Никогда ни до, ни после я не был в такой дурацкой ситуации, мы просидели около часа, я пытался развлекать их рассказами из жизни института, периодически не забывая посыпать свою голову пеплом, в какой-то момент женщина сказала:
– Ну что Вы себя-то всё ругаете, Вы же в порядке, вы-то в чём виноваты?
Наверно, был в чём-то виноват, всё ж таки постарше был ребят, хоть ненамного, но постарше. Так и было, Михаила я был старше на три года, а их дочери – на шесть. К счастью, Мишка проснулся, проснулся так же, как и заснул. Вдруг сел столбиком, посмотрел на всех со счастливой улыбкой и сказал родителям:
– Здрасте, – потом потрогал диван там, где только что лежал, и произнёс: – Мокровато тут у вас.
Я уже не знал, куда деваться, неужто, думаю, обмочился, глаза у родителей нашей коллеги стали размером с чайные блюдца. Мишка пощупал свой бок, затем сунул руку в карман и вытащил оттуда расплющенную упаковку от мороженого, глаза родителей уменьшились до размера кофейных блюдец, я понял – пора валить. Сказав:
– Ну, ещё раз простите нас, – схватил Мишку под руку, и мы потащились к выходу.
После этого злосчастного субботника я, подстыв, немного прихворнул. Не сильно, не бюллетенил, но нос совсем отказался дышать. У меня всю жизнь какие-то проблемы с носом, как похолодает, сразу насморк, потеплеет – всё проходит без всякого лечения. Решив избавиться от этой напасти, я обратился в нашу районную поликлинику к
