Никто не знает Сашу - Константин Потапов
Когда Саша позавтракал овсянкой с фруктами, ему написала Алина: «Саш, могу набрать?»
Саша сам позвонил ей.
– Саш, привет, слушай…
– Да.
– Короче, я сожалею, что так вышло. И с «Платоновом» особенно. Это моя вина. И в Ростове надо было получше что-то найти. Да, мы начали поздно, но это не оправдание.
– Алин.
– Это мои косяки, и….
– Алин?
– …я организатор, я менеджер, я должна была всё продумать.
– Алин…
– Прости пожалуйста, Саш. Давай сделаем следующие города лучше. Я сделаю лучше.
– Алина!
– Что?
– Спасибо, за всё. Я тебе очень благодарен. Ты не виновата. Мы сделаем всё лучше.
– Ладно… Давай запишем новые песни?
3. Анатолий Савельевич Даль, преподаватель кафедры физики твёрдого тела, 65 лет
никогда не любил его эти трынди-брынди, никогда. он всё делает не так. потому что он не следует законам авторской песни, он их нарушает (…)
Сто-оп! нельзя сказать, что его песни неправильные, я такого не имел ввиду. но если работаешь в жанре, ты должен следовать законам жанра. без законов – жанра нет, они возникли же не из ниоткуда, а вместе с бардовским движение. хотя слово «бард» вообще спорное, многие не любят слово «бард». вот он терпеть не может, хотя на первом же Фестивале его взяли петь на Гору, на главную сцену, он ведь даже не понял, что это – взяли на гору, меня вот никогда не брали на гору, а ему вот не нравится слово «бард», всё время кривится, будто мелочь грязную проглотил. такой подростковой брезгливой ухмылочкой, с неё и начинались наши бесконечные, наши-наши-наши, начинались. да почему наши, может и не наши, может, это его начинались, а не мои, это его же ухмылочка, но на заре движения это, конечно, было такое снисходительное, знаете, обращение, и был ещё «автор и исполнитель».
сам написал, сам исполнил, но тогда мы выкидываем за борт, никитина или берковского… а какие есть прекрасные, вспомнить хотя бы никого не будет в доме, я в первый раз услышал по-моему в тысяча девятьсот шестьдесят… хотя нет, какой шестьдесят, песня же была позже, ирония судьбы, а ирония семьдесят пятый, я же услышал её на 2 курсе. физтех, по-птичьи перепевали из похода в поход, передавали песню из уст в уста, словно поцелуй, тетради с переписанными текстами, разлинованные пожелтевшие небеса, и тогда-то я и познакомился с ней. она потом любила рассказывать, что я стоял весь такой из себя у костра и пил водку из походной кружки. кружку подарил шигин покойный, в этом году 10 лет как, надо на могилку, это через южный, там теперь пробки, «полтинник» отменили вроде, «полтинник» до могилы шестидесятника, хо-хо, кружка только и осталась, а где она теперь, всё растащили как страну. а потом я спел ей, и сразу очаровал, а что пел, ну конечно, никого не будет в доме никитина, потому что она по всем законам авторской песни, хотя какая авторская, если на стихи (…)
сто-оп! я не хочу сказать, что не бардовская равно не авторская, видите, уважаемые, как хрупки законы жанра, их менять, как развинчивать велосипед, на котором едешь, помню, катал я сашу на своём урале, а он всё звонок теребил на ходу, он и не помнит, во-первых, песня – симбиоз! поэзия, музыка и театр. к музыке и поэзии мы вернёмся, но вот последнее… диалог со зрителем. психологическое воздействие, а у саши всё какие-то обрывки, клочки, мусор в половодье, смотришь в реку с южного моста по пути на кладб(…)
сто-оп! я не хочу сказать, что его поэзия и музыка – вот, кстати, и два следующих элемента – что они не такие какие-то. но поэзия должна быть простой и доступной, как женщина, любил шутить соколов, почти не общаемся, бизнес большой, сантехника, надо поменять, подтекает кран уже лет 9 с момента, как он кончил университет, хе-хе, закончил, окончил, кончил, сволочь ты, сынок
поэзия должна быть доступной, он всё мудрит, потому и мыкается, изобретает что-то, и музыка должна быть простой, аккомпанемент, главное, манера, голос, у него высокий, с детства, и не особо ломался, только сейчас стал проседать, последние 5 лет, хотя я на его концерты почти-то и не хожу, вот ещё – ходить на его концерты, на его концерты-то, концерты, концертишки, концентраты, канцерогены вызывают сами знаем, что однажды лебедь, рак и щука.
не надо делать сложную музыку, саша, сколько раз я ему, а он усложняет, сопротивляется, хочет за раз унести все игрушки, железную дорогу ему клеил, он и не помнит, говорю – неси по одной, нет – ронял, но нёс все, матери подбирать, у неё и так я ещё теперь. теперь и я ещё. терпел-терпел и теперь. и ещё, а он, конечно, тогда приехал, как узнал, спасибо, сыночек, поздно (…)
сто-оп! да что стоп, когда не-стоп! ведь мог бы заниматься наукой, физика твёрдого тела, тут думать надо, а не аэм дээм. вот у палыча – отец и сын на одной кафедре, оба с залысинами, продолжаются друг в друге, постаревшие отражения. один лекции, другой семинары. старший приболел, младший подменил. я бы тоже хотел с сыном. это же так здорово – работать с сыном на одной работе. а на своей защите, как он меня тогда, а как он меня тогда? а он меня тогда так, так и вот так он меня тогда. меня, как тогда, никто и никогда, как он тогда, сволочь ты, саша, не приехал на свою же защиту.
палычу вообще всегда везло. с деканом дружил, помню захожу в курилку, а они ржут, а палыч перед ним прям и так и сяк, и сигаретку прикуривает, и анекдот разматывает, как струйку дыма до огонька на конце, а потом раз – сын его и защитился. и не заболел он как, как, как, однажды лебедь, щука, рак.
палыч, сука, хотя у него сын-то не играет,
