Джекпот - Давид Иосифович Гай
Петр Абрамович рядом семенит, разговаривает по обыкновению громко, выкрикивает, как ему кажется, особо важное, при этом непроизвольно, в ажитации, хватает Костю за руку или за рубашку, со стороны может показаться, чем-то он недоволен, спорит, сердится, а он безумно доволен, рад, счастлив видеть близкого человечка и превосходит в выказывании чувств сам себя, иногда, о почтенном возрасте забывая, на заливистый босяцкий матерок переходит, коего является поклонником. Петя, так знакомые и друзья звали его и, наверное, зовут по сию пору (хотя знакомых не осталось почти, а друзей и вовсе нет – ушло его поколение), не изменился совсем, может, чуть больше пигментных пятен на лице, бороздок и чуть поредела некогда роскошная седая шевелюра, а так – прежний, непосредственный, шумный, незлобивый, без фиги в кармане и брюзжания, а годов-то ему далеко за семьдесят. Просвещает Костю по части московских изменений, они ему нравятся, но и критику напускает тоже: на всем протяжении Тверской ни одной нормальной булочной, даже Филипповской уже нет (порча нравов начинается с порчи хлеба, произносит Костя, но чье выражение, не упомнит), одни бутики, прачечной в Палашевском больше не пользуется, дорого, в Елисеевский нос не сует по аналогичной причине, закупки делает на оптовых базах, там цены сносные. И вообще… не договаривает. Костя знает: живет старик один на пенсию, подрабатывает в каком-то университете или академии, их по Москве теперь прорва, понятно, с деньгами швах, однако не унывает, жизнерадостен, на вопрос «Как дела?» отвечает уверенно, без тени колебаний: «Великолепно!» И чтобы не заподозрили в оптимизме показушном, чуть снижает эффект сказанного, одновременно подтверждая, что не лукавит: «Ну, действительно хорошо, ну что вы…»
Петр Абрамович – дальний Полин родственник, двоюродный брат ее отца, рано умершего от фронтовых ранений и контузий, но по жизни очень даже близкий. Помогал, чем мог, Полиной матери, до того момента, как та вторично замуж вышла. Пока пребывала в здравии жена Верховского, кандидат наук, физик, собиралась у них на праздники и дни рождения замечательная компания: еврейские пары и смешанные – у кого жена русская, у кого муж. Организовалось целое общество под названием «Зай Гезунд!». Вместе не только праздновали, но и отдыхать ездили, путешествовали на машинах, снимали на зиму дачи. Постоянно бывали в доме в Трехпрудном и Полина с Костей. Вел застолья на правах хозяина Петр Абрамович. Вот где луженая глотка пригодилась и умение призвать к порядку разгоряченную откровенными разговорами про политику (кого стесняться – все свои) и напитками публику (впрочем, пили у Верховских умеренно и пьяных, как правило, не было). Тосты Петра Абрамовича нравились, хотя и не блистали глубиной и остроумием. Костя до ужаса не терпел в тостах занудства и преувеличенной серьезности, важности тона, потому неуютно чувствовал себя в кавказских застольях, где расписанность, заданность долгих хвалебных речей, их нарочитый пафос отдавали поминками; предпочитал он тосты короткие, с подколами, даже подъебками, конечно, не злыми, не обидными; в конце концов, негоже из пирушки дружеской партсобрание устраивать – все легко должно быть, непринужденно, весело. Петр Абрамович тоже так считал, однако витийствовал, иногда не в меру. Секрет был в интонации, с какой немудреные слова произносились, – искренней и предельно доброжелательной, без всяких штучек-дрючек, за это прощали ему повторы, трюизмы типа «пусть повторится встреча» или «самая большая радость – радость человеческого общения; это из Экзюпери», обычно добавлял тамада и выпивал водку своим фирменным способом – коротким, резким движением забрасывал рюмку в рот и, откинув седую гриву, одним махом вливал в себя содержимое.
Так пару десятков лет продолжалось. Потом «Зай Гезунд!» начал разваливаться. Многие поумирали, многие эмигрировали. Петя практически один остался, схоронив жену. Сын с семьей жил отдельно, Петя изредка гулял с внучкой, этим общение и ограничивалось.
Для своего возраста, вновь отмечает Костя, выглядит Петя вполне сносно, даже хорошо. Во всяком случае, сохраняет громкоголосость и аффектацию (порой, правда, не вполне уместную и слегка утомляющую), а главное, незлобивость характера. Однажды, помнится, Костя произнес тост, вызвавший неудовольствие Полины, искренне любившей Петю. Никакого подтекста в тосте не было – Костя к старику относился с большим уважением. «Каждый человек в чем-то талантлив. Давайте выпьем за главный талант Петра Абрамовича – его завидное здоровье…» Полина после выговаривала: выходит, Петя во всем остальном – в работе в пресс-центре крупного министерства, чтении лекций (он читал лекции по литературе и иногда ездил с ними по стране) и в другом – ничем не примечателен? Здоровье – от Бога, все остальное – благоприобретенное, и тут, по-твоему, Пете гордиться нечем? Во-первых, не передергивай, я ничего такого не имел в виду, парировал Костя. Во-вторых, любой талант – тоже от Бога, разве не так?..
Костя впервые увидел Петра Абрамовича перед самой своей женитьбой – Полина настояла, чтобы съездили к Верховским. Поразила совершенно седая голова родственника без пяти минут жены, а было тогда Пете немногим больше сорока. Так не седеют с течением времени, так седеют в одночасье, подумал Костя, но спрашивать, естественно, постеснялся. Рассказал сам Петя через год или два.
Служил он после войны в Ашхабаде. В ночь землетрясения, того самого, ужасного, допоздна в красном уголке сидел, готовясь к занятию в кружке марксизма-ленинизма. Пришел в казарму около полуночи, разделся, лег и не успел отойти ко сну, как странный шорох-скрип послышался, сильнее, сильнее, что-то закачалось; повинуясь инстинкту, Петя взлетел на койке, ринулся к окну и ласточкой выпрыгнул со второго этажа. Секундой позже крыша и стены казармы обрушились на спящих. Вся Петина рота погибла под руинами. Он же отделался синяками и ссадинами.
Те кошмарные дни запомнил он навечно. Помогал вытаскивать раненых, хотя вытаскивать особо некого было, убирал трупы, охранял магазины и склады от полного разграбления – мародерствовали почти все, кто уцелел. В газетах и по радио о землетрясении ничего почти не сообщали. Правду и потом, много лет спустя, скрывали, приводя смешные цифры погибших. А на самом деле, вспоминал Верховский, погибли многие десятки тысяч. Среди них и сын известного генерала Петрова, командующего Туркестанским округом, не дававший грабить и убитый мародерами.
Тогда-то, в одну ночь, Петя и поседел. Полностью.
