Сулейман Велиев - Триглав, Триглав
- Выздоравливай, успеешь еще и поработать.
Наконец комбриг вспомнил о просьбе Якова Александровича:
- Все же попробую поговорить с врачом. Если можно, вам устроят свидание.
- Спасибо.
Через несколько минут после ухода Августа Эгона сестры милосердия провели Якова Александровича к Аслану.
И вот он рядом со своим учеником...
Аслан бледен, но большие, глубоко запавшие глаза сияют.
Учитель и ученик встретились как воины. С мягкой отеческой улыбкой глядя на Аслана, Яков Александрович думал о том, что, пожалуй, врачи напрасно так беспокоятся: Аслан непременно будет жить.
- Дорогой учитель, это третье наше свидание, - тихо заметил Аслан. Если будем живы, в следующий раз встретимся дома.
- Я верю, - улыбнулся Яков Александрович. - Скоро увидим родные края. Война на исходе. Теперь нужно только поправляться...
- Я стараюсь. Жаль, не все от меня зависит.
- Все будет в порядке... Аслан, дорогой, здесь, рядом со мной, лежит твой боец. Он вот-вот уедет... У него хранятся твой комсомольский билет, кисет и красивый платок...
Лицо Аслана порозовело от волнения.
- Он ничего не говорил обо мне?
- Хотел заглянуть сюда, да не пустили. Я проник к тебе с помощью комбрига.
Неожиданно в палате появилась стройная русоволосая девушка. Сначала ее никто, не приметил среди вошедших сестер. Ее пристальный взгляд сразу впился в Аслана, и Яков Александрович без труда догадался: это Анита. Он переменил разговор, торопливо рассказал Аслану о том, что пришлось ему пережить за последнее время, и встал.
- Ну, выздоравливай. Я еще зайду. А вы, - обратился он к сестрам, - все же очень строги: не дали как следует побеседовать с другом...
ДРЕВНИЙ ГОРОД ТРИЕСТ
Вурдалак пропадает с первым лучом солнца.
Из сербского фольклора
Второго мая сорок пятого года ожесточенный бой закипел на улицах Триеста. К полудню партизаны очистили от противника большую часть города. Уцелевшие гитлеровские солдаты метались в панике, стремясь прорваться к лодкам. Некоторым удалось даже отчалить от берега. Но партизаны пулеметным огнем заставили их повернуть обратно. На узкой прибрежной полосе суетилось разбитое гитлеровское воинство. Никакой дисциплины и в помине не было. Невозможно было отличить солдата от лейтенанта, лейтенанта от полковника каждый думал только о себе.
По улицам города еще летали разбросанные немцами листовки-просьбы "Дайте нам свободно уйти". Никто не читал этих листовок. Партизанские роты из бригады Августа и других соединений прижимали фашистов к воде. Да и там гитлеровцам не было спасения - Адриатическое море гнало навстречу им высокие пенистые волны.
Тысячи людей из освобожденных кварталов наблюдали картину разгрома врагов. Отовсюду слышалось:
- Вон они, пробиваются к берегу.
- Вошли в воду...
- Берут доски.
- На доске недалеко уплывешь.
...Сила в тот день тяготился должностью адъютанта. Он носился в поисках "настоящего" дела. И дело такое ему подвернулось: он заметил группу солдат противника, которые пробирались боковой улицей к порту. Сила приказал бойцам, сопровождавшим его, отсечь противнику путь, а сам с ручным пулеметом поднялся на водокачку и открыл огонь сверху. Он стрелял до тех пор, пока на улицу не выплеснулся новый отряд партизан. С криком "За родной Триест!" партизаны шли в последнюю штыковую атаку.
Вскоре сопротивление врага было сломлено.
Штаб партизанского отряда перешел в отель "Континенталь". Здесь все свидетельствовало о паническом бегстве врага. Под ногами валялись разбросанные документы и папки - дела на патриотов, опросные листы, приговоры, объявления: "За голову партизанских вожаков назначаю 50 000 марок"... Знакомая подпись... Сколько таких объявлений за подписью фон Берга и других гитлеровских начальников Сила и Зора сорвали в свое время со стен Триеста! Сейчас, наоборот, Сила приказал собирать их; пригодятся, когда народы призовут преступников к ответу...
Люди обнимались, плакали и смеялись от радости прямо на улицах. Мимо ликующих горожан вели пленных фашистских солдат. Вчерашние завоеватели брели, понуро склонив головы.
Среди пленных Сила узнал одного: это был тот офицер с женоподобным лицом, который беседовал с Ежей в автобусе. Он очень похудел, побледнел и был похож на старушку.
Один рослый солдат из колонны пленных кинулся к Силе, как к спасителю.
- Я ваш пленник, но, по справедливости, вы должны меня освободить! Я продавал на базаре в поселке Святой Якоб газету "Иль Пикколо". В действительности это была партизанская газета. Только название было не партизанское...
Сила вспомнил про случай, о котором ему рассказал Аслан, и засмеялся.
- Когда ты продавал ее, разве ты знал, что это партизанская газета?
Солдат сначала смутился, потом вынужден был признаться:
- Конечно не знал. Однако и вы не знаете, что сделали со мной немцы за это... В то время я и не хотел, да случайно помог вам. А теперь искренне хочу помочь. Я знаю, где скрывается фон Берг.
Сила посерьезнел.
- Если скажешь правду, это тебе зачтется.
- Скажу правду, можете мне поверить!
Солдат этот понравился Силе своей откровенностью. Переговорив с Анатолием, Сила спросил итальянца:
- Так где же скрывается фон Берг?
- Я видел, как он отходил вон к тому зданию.
- Веди! - распорядился Анатолий.
Партизаны обыскали здание. Осталось осмотреть подвал. Сила, держа наготове пистолет, вместе с солдатом-итальянцем спустился вниз и осторожно пошел вдоль стены.
Солдат шепнул:
- Впереди свет, видите? Может быть...
Сила включил карманный фонарь. Яркий луч упал на лежащего у стены человека. Рядом с человеком валялся пистолет.
- Фон Берг, - шепнул итальянец. - Застрелился.
Сила подошел к фон Бергу. Нащупал пульс.
Полковник застонал и открыл глаза.
- Вот вы где, господин полковник? Что, не получилось у вас самоубийство? Ну и хорошо, что не получилось! Многое у вас не получилось, господин полковник. Прежде чем умереть, вы еще будете держать ответ перед народом!
Той порой с окраин свозили несметные трофеи. У пленных офицеров и солдат было отобрано множество награбленных вещей, и, так как владельцев уже невозможно было разыскать, все эти ценные вещи становились достоянием народа. Охранять их Август Эгон доверил Даглы Асаду: комбриг вспомнил рассказ о том, как, будучи экскаваторщиком, Даглы Асад нашел клад и весь сдал в банк. Такой ни на что не польстится, под его охраной ценностям надежнее, чем под семью замками....
Триест пережил большой, торжественный день, быть может, самый волнующий день за всю свою историю. Жизнь кипела на площадях и улицах, где праздновал свое освобождение истинный хозяин города - народ. Триест ликовал. Над шумными улицами неслись радостные слова призывов и приветствий.
- Живеле свободны Триест!
- Живеле Коммунистична партия!
- Живеле Советска власть!
И до слез было радостно слышать эти слова советским людям здесь, на берегу Адриатики.
Август Эгон разрешил Силе навестить мать, и Сила помчался домой. Но, подойдя к дому, он сник: на дверях висел замок. Сила заглянул в окно. В комнате - пусто, видны только голая кровать и ничем не покрытый стол. "Неужели уехала или, может быть, умерла?" - с болью в сердце думал Сила, вспоминая последнюю встречу с матерью и ее напутственные слова: "Сынок, Зора хорошая девушка. Умница, как ее покойная мать. Зора достойна тебя... Говорю тебе это, потому что уже стара и больна..."
Сила кинулся к соседям; у них на дверях тоже были замки.
Во дворе он увидел бледного худого мальчика.
- Куда переехали люди?
- Еще не переехали, - ответил мальчик.
- А куда ушли?
- На площадь. На Зеленый базар.
- Мальчик, а ты знаешь тетю Марицу? - спросил Сила.
- Знаю, а что?
- Где она?
- Тоже ушла туда.
Сила побежал к базару.
На Базарной площади яблоку негде было упасть. Сила нырял в толкучке, стараясь разыскать хоть кого-нибудь из знакомых. В военной форме он был неузнаваем. Но как только кому-то он назвал себя, люди окружили его со всех сторон; каждому хотелось поближе увидеть партизана, да еще знакомого. Потом послышался крик: "Дайте дорогу тете Марице!" Толпа расступилась, образовав проход. Тетя Марица шла не спеша, важно. Ее гордый взгляд словно говорил: "Вот он, мой сын, посмотрите только, какой он!"
- Мама! - крикнул Сила и рванулся ей навстречу.
- Сыночек! - дрожащим голосом произнесла Марица и, не выдержав, сдалась натиску счастья, обняла сына, залилась слезами. И долго стояли они посреди площади. Мать все плакала, прижимая Силу к сердцу, шептала: "Дорогой мой, милый мой!" Сила нежно гладил ее седые волосы.
- Я жила надеждой, сыночек. День и ночь мечтала, ждала, когда увижу тебя и Анатолия. Где он?
Узнав, что Анатолий жив и здоров, она опять всхлипнула, и Силе пришлось ее успокаивать. Когда Лазарь, связной, крикнул: "Товарищ адъютант!", Сила не понял сначала, что это относится к нему. В толпе притихли и с удивлением смотрели то на Лазаря, то на Силу. Сила смутился.
