Бумажные летчики - Турбьерн Оппедал
Но нет. Теперь, когда парочки нет, я вижу в окне собственное отражение. Моего размытого двойника. Он вежливо улыбается и будто чего-то ждет. Я знаю, что ты хочешь сказать, думаю я. Я не многого в своей жизни достиг. Но есть кое-что, благодаря чему я все-таки могу сидеть, распрямив спину и глядя тебе в глаза. Я долго путешествовал сквозь боль, исследовал ее, но никогда не зарабатывал на боли других людей.
Мой взгляд падает на их столик.
Они оставили книгу в бумажной обложке.
Невозможно разглядеть, есть ли что-то внутри.
В моей голове гудит музыка и объедки мыслей. Допивай. Обрывки картинок, идеи для биографии, списки вещей в поездку, заготовки текстов для открыток, которые я отправлю призраку с той стороны.
Кофе готов. И еще у меня для тебя подарок.
Я вижу это ясно, как сверкающие песчинки на камне, обросшем мхом. Обернулась и улыбнулась. Никаких умерших и нерожденных братьев во взгляде. Занавески на ветру. Секунда, когда мы могли остаться, сохранить, уберечь нас такими, какими мы были.
Я протянул ей маленькое блестящее помолвочное кольцо, и она долго молчала, и когда я уже почти начал переживать, она улыбнулась, отложила книгу на тумбочку, сверху положила кольцо, схватила меня за руку и потянула к себе, и от кофе остался лишь аромат, доносившийся с кухни —
225. Попытаться ли описать комбинации того, что было, как карты в пасьянсе? Или придерживаться того, чего не было, как бессмысленных птичьих следов на белом листе бумаги?
226. К большой для меня неожиданности, я тогда не в последний раз столкнулся с принцессой-воином. На каком-то семинаре я познакомился с парнем, который открыл онлайн-бизнес под названием «Бессмертие в сети». Он рассказал, что очень многие люди, потерявшие друзей или родственников, сильнее всего тоскуют по их присутствию в социальных сетях. Уже есть приложения для Твиттера и Фейсбука, объяснил он, которые на основе лингвистического анализа и специальных алгоритмов могут сгенерировать новый пост или статус, но они довольно ненадежны. В его конторе работали четыре сотрудника-«чревовещателя», которые специализировались на имитации индивидуального стиля в соцсетях. Таким образом предполагалось передать родным и близким умершего утешительную весть, что он продолжает жить после смерти и что у него там все хорошо. Как правило, клиентам хотелось, чтобы посты были еще чуточку позитивнее. Они хотели знать, что дорогие им люди нашли работу мечты, стали артистами кабаре или кинозвездами, уехали в дальние страны или удачно вышли замуж. Как-то нам попалась девушка, погибшая в автокатастрофе, рассказал он. Ее сестра была так безутешна, что наш сотрудник выдумал для клиентки целую посмертную карьеру – нашел способы повысить эффективность ее работы и выбил ей прибавку к зарплате, а вдобавок так прокачал ее персонажа в World of Warcraft (или другой онлайн-игре, точно не помню), что ее выбрали принцессой-воином. Это было трогательно. Когда сестра зашла под ее логином, на экране показались свежие обработанные фото, она была прекраснее, чем в жизни, так что сестра плакала в телефонную трубку и благодарила «Бессмертие в сети».
Когда семинар закончился, я нашел ее в Интернете. Она жила в четырех трамвайных остановках от Лакуна.
227. (Открытка, неотправленная) Запечатление реальности.
Я всегда мечтал написать автопортрет. На прошлой неделе я купил холст и масляные краски, приготовился к работе. Конечно, мне следовало бы начать в восемнадцать, когда у меня еще не было морщин и седых волос, но лучше поздно, чем никогда – тем более что лучше я уже не стану.
Вчера я установил зеркало в отгороженном углу дома, где освещение приглушено. Стеариновая свеча на столе – прежде всего мне необходим живой свет. Я всегда восхищался барочными художниками (Караваджо, Сурбаран, де Латур) за их способность соединять свет и тьму. Это называется «кьяроскуро». Лица возникают из ничего, дырявят бесформенное пространство. У меня возникла было мысль добавить к композиции череп, но я ее отбросил. Это было бы слишком – как автопортрет Бёклина, где смерть играет на скрипке за его плечом. Я не настолько патетичен.
За несколько часов работы я сумел перенести из реальности на холст большую часть торса. Дышать было неудобно, но терпимо. Левая рука мне все равно не понадобится. Сложности начались, когда я подобрался к голове. Почти закончил рисовать уши – они уже практически там. Все звуки сделались отдаленными, приглушенными. Столик со свечой тоже перенесен на картину. Правда, осталось маленькое трепещущее пламя, теперь оно парит в воздухе. Свечу и глаза я дорисую в самом конце.
Нужно только решить, к чему приступить сначала.
228. Мы были тогда в родном городе М, я зашел в его старую комнату (ее не было дома) и наконец все понял.
Комната осталась в точности такой, какой была при его жизни. Афиши концертов рок-групп, вышедших из моды десять лет назад. Нетронутые колоды карт, блистеры таблеток от горла, кусачки для ногтей и бритвенные лезвия. Полупустой флакон лосьона после бритья с ароматом эвкалипта. Цепь на шею с подвеской в виде кованой пентаграммы. Фотографии его с семьей в рамках. Стеариновая свеча на комоде, превращенном в домашний алтарь памяти ее брата.
Под кроватью обувная коробка. Я вытащил ее и просмотрел пачку фотографий. На всех была М с братом – они обедают в кафе на заднем дворике церкви в Базеле, осматривают музей в Гуанахуато, восхищаются статуей Ганеши в Сингапуре, идут по молу в Дун-Лэаре. Позы, ракурсы – все совпадает.
229. Моя двоюродная сестра считала, что я чересчур наивен. Сложно сохранить какие бы то ни было иллюзии, когда работаешь в венерологической клинике. Она потеряла счет пациентам, которые сегодня лечились от гонореи, а завтра уже гуляли с детской коляской. Отношения – это скитания в полярной ночи, говорила она, в глазах резь от усталости, лямки рюкзака впиваются в плечи, но нужно идти дальше, иначе замерзнешь насмерть. Силы кончаются, поэтому приходится выбрасывать все лишнее, чтобы продолжать путь. Сначала паспорт и деньги, потом карту и компас, затем провизию и воду. В конце концов ты сбрасываешь сам рюкзак и начинаешь потихоньку снимать с себя тяжелую одежду – один предмет за другим.
Она считала, что в вечный круговорот возвращаются не только предметы, которыми мы окружаем себя, но и мы сами. От сифилиса у людей уже не проваливается
